Хосе смолк.

Не хочу Серёжу терять! Пусть я даже ничего никогда не пойму!

На свою тему, косвенно перекликавшуюся с историей Хосе, мне вдруг захотелось подумать в одиночестве.

Хосе по-прежнему страстно курил и надсадно кашлял. Он всю предыдущую ночь промучился на узком диванчике и наверняка станет хотя бы мысленно претендовать на свою матримониальную постель. И я не смогу с чистой совестью уснуть. И длинные тёмные коридоры квартиры повергали меня в дополнительное уныние.

Да что огород городить? Не пойду больше к Хосе. Я видела у него на кухне жирного таракана. Хосе – худой, таракан – жирный. Невыносимо!

На самом деле хотелось бежать прежде всего от боли, свидетелем которой нечаянно стал этот маленький, добрый, ни в чём неповинный каталонец.

– Знаешь, Хосе, спасибо тебе огромное, я тронута твоим вниманием и заботой, правда. Но я к тебе ночевать не пойду.

– А куда же ты пойдёшь? Где найдёшь гостиницу? Ты города не знаешь, у тебя сил на поиски нет – я вижу!

– Не волнуйся, я сильнее, чем ты думаешь. А, может, и сильнее, чем предполагаю сама.

– Но время уже почти восемь, скоро начнет темнеть!

– Прости… Мне надо побыть одной…

Хосе замолчал, опустив небогатырские плечи, и полез в пачку за очередной сигаретой.

– Извини, Хосе, я пойду. А то и правда стемнеёт…

Мимо Саграды вдруг продефилировал абсолютно голый мужчина с повязкой на голове и рюкзаком за плечами. Он шёл неспешно и обыденно, словно был одет как все остальные. «Хочет быть независимым…» – вяло подумала я. На больного мужчина не походил. Возможно, это была краткосрочная акция протеста – до первого столкновения с полицией. А, может быть, ему так одиноко и безысходно, что он дошёл до крайней степени отчаяния, в надежде привлечь к себе внимание. Всё-таки это лучше самосожжения…

Хосе, понурившись, поплёлся в сторону метро, сказав напоследок:

– Если ничего не найдёшь, приходи, я долго не ложусь спать. Можешь не звонить, я буду дома. Просто приходи…

Я резко повернула за угол и прислонилась к стене.

Мы нужны не тем, кто нужен нам! «Просто приходи»…

Слёзы опять потекли без спросу. Всё, это типичный нервный срыв. Нет, не жалеть себя, идти! Когда идёшь, нервная система успокаивается.

Я двинулась от Саграды по перпендикулярной улице, повернула и вышла на большую магистраль. Банки, кафе, заправка «Репсоль», большая площадь с памятником – мужчина в длинной плащ-накидке со склонённой головой…

Я шла в никуда, стараясь объединиться с Барселоной, почувствовать её, проникнуться атмосферой, живым её дыханием. Казалось, она могла мне сейчас помочь.

Серёжа ежесекундно царил в моей голове. Высчитывая время, в котором пребывала Москва, я пыталась воссоздать приблизительную картину его бытия.

Все ещё ничего не понимая, да и просто не владея информацией, я допускала, что с ним случилось самое худшее. И это – страшнее всего. Ведь я не в силах ему помочь. А самое горькое – не вправе. Кто я такая? Ведь меня вообще нет в его жизни. Я жила тенью, место моё было лишь в душе Серёжи. Если верить его словам…

А если все четыре года он обманывал меня? По своим, одному ему известным соображениям, дающим оправдание? Вот это самое отвратительное – оказаться в дурах. Это предположение капитально подавляло чувство собственного достоинства и катастрофически занижало мою самооценку.

Я шла наугад, полагаясь на своё топографическое чутьё. Но ни одна улица не приводила в район скопления отелей или скромных пансионов. Один перекрёсток сменял другой, но искомого – вывески с названием какого-либо отеля – на глаза не попадалось.

Я шла и шла, упрямо вытаптывая, вышагивая боль ступнями.

Поток машин снизился, дышать стало легче.

Вдруг на одном из оживленных перекрестков, ближе к центральной части города, раздался, к моему несказанному удивлению, резкий, истеричный, женский крик по-русски, с английскими вкраплениями:

– Блядь! Фак! Бля! Да твою же мать!!

Русский мат, грубо вплетённый в звукоряд Европы, часто сотрясает воздух и режет музыкальную канву всеобщей культуры. Но этот не прозвучал вульгарно. Подлинное чувство отчаяния сделало его просто горестным воплем. Я обернулась.

Две миловидные молодые девушки и парень замерли на полпути. Одна из девушек, плотная, круглолицая, с запущенной в свою холщовую сумку правой рукой, начала оседать прямо на асфальт. Она ещё раз жалобно выкрикнула матерное слово и разрыдалась на всю Барселону.

У меня задрожал подбородок. Плач девушки, горький, безудержный, прорывающийся сквозь бездушный шум машин и мотоциклов, попал в мою болевую точку, и мне показалось, что закричала и зарыдала я сама.

Плачущая девушка, на юных плечах которой висел простенький цветастый сарафанчик, сквозь слёзы простонала:

– Я же чувствовала! Фак! Блин, там же все, все две тысячи были… Мамочка!!

И она опять зарыдала, нелепо сидя на асфальте.

Её спутники, в шоке от случившегося, беспомощно топтались рядом.

Парень присел на корточки, осторожно поправил девушке прядь распущенных русых волос и мягким голосом сказал:

– Успокойся, пожалуйста. Я дам тебе денег. Мы скинемся. Не надо плакать…

– Ну, как же так?! Почему?! – причитала девушка, бессмысленно заглядывая в сумку. – Я так радовалась… Всё своровали!

Она не плакала – выла.

– Проверь, а паспорт на месте? – вдруг трезвым голосом спросил парень, выпрямляясь.

Вопрос о паспорте мгновенно привёл девушку в чувство. Она вскинула на парня взгляд, шмыгнула носом и принялась нервно шарить рукой в сумке.

– Здесь… – выдохнула она, перестав плакать. – Хоть документы оставили. Ещё этого мне не хватало…

– Ну, вот – полбеды, – погладил её парень по плечу. – Пойдем, мороженого съедим.

Ежеминутно в мире людей сталкиваются две силы – Добро и Зло. Уязвим каждый – так или иначе. Можно стать полем битвы двух этих сил, совсем не желая. Можно оказаться добычей Зла, как эта девочка. Жаль, что всех нельзя оградить или обратить в свою веру… Сделать мир добрее, чище, порядочнее. Вот рос маленький мальчик, допустим. Ушки розовенькие, пальчики крохотные, глазёнки живые. Само умиление. А вырос вором. Почему это случилось?

У Барселоны всё-таки очень добрая душа. Как во всякую добрую душу, в неё тоже плюют. Но она мгновенно очищается своей же красотой и величием. Она прощает своих непутёвых жителей, приблудных и туристов, одаривая их своей любовью снова и снова.

Мы с ней чем-то похожи. Две стихии, и обе – женского рода…

Я тупо шла по Барселоне, перестав заботиться о ночлеге. Обворованная девушка встала на пути, как символ меня самой – с ощущением украденного счастья, кем-то сворованной мечты. Но то, как пострадавшая пришла в себя, подумав о худшем – утрате паспорта, по которому предстояло вернуться на родину, навело меня на мысль, что и я должна искать свое спасение в том, чтобы обнаружить мотив для противовеса, для более трезвого аргумента в истории неприезда Серёжи.

И он нашёлся тотчас. Я жива, Серёжка жив, значит – не всё потеряно! Нужно просто выдохнуть из себя боль и пережить этот момент. Что важнее – то, что любимый мужчина не с тобой, или то, что он элементарно жив? Разумеется, второе. Стало быть, всё не так страшно. А боль пройдет. Тут с мудрым Соломоном не поспоришь. «Всё проходит, и это пройдет». И ещё у него был союзник Ницше, утверждающий «Всё, что нас не убивает, делает нас сильнее».

ГЛАВА 9. Подарок самой себе

Жизнелюбивая Барселона нехотя уходила в ночь.

Город сопротивлялся предстоящему периоду бездействия и бурлил, используя для этого все возможности цивилизации: электричество, звук, системы коммуникаций, изобретения умельцев, шедевры и поделки искусства и просто энергетический потенциал горожан.

Казалось, лишь я не в состоянии включиться в общую хаотичную расстановку сил. Но – поразительно! – во мне постепенно поднималось с колен желание жизни. Будто вытаскивая себя за волосы из-под бетонной плиты, я искала малейшие зацепки позитивного настроя. Вдруг к месту вспомнила свое любимое стихотворение «Carpe diem» голландской поэтессы Анетты фон Гюльстхофф в блистательном переводе Ирины Гинзбург: «Срывай минуту, словно рвёшь цветок! Пускай он выцвел, вылинял, промок, пусть теплится едва, качаясь в поле, пусть облетел, пускай к земле приник, сорви его! Ведь этот сладкий миг есть воплощенье уходящей боли… Возвеселись и радуйся, пока твой друг не превратился в старика»…