Почуял, значит, куда прилетит. Полезный талант. Вот и убедился.

— Двигаться можешь? — проорал в ухо первый номер.

— Могу!!!

— Тогда готовимся!!!

— Куда?!

— Скоро затихнет!!! Командование порешает!!! Попробуем проскочить в окошко! Пока там ещё не определились, а наши с позиций не высунулись! У насосной будем прорываться!

— Встретят!

— Обязательно! Но тут нам не пропетлять!!! Противник по пристрелянным квадратам отработал, позиция у здания в приоритете! Если тебе станет легче, то у насосной дела похуже!

— Мне ноги придавило!

— Мешок упал! Нормально! Спихнёшь!!! Гранаты при тебе?!

Пальцы пробегают по кармашкам на бронежилете.

— Комплект!

— При приближении к позиции готовься применить! И делай, как я!

— Ясно! Башку отпусти!

Псих, обернувшись к выходу, наконец-то сваливается с меня в сторону. Отчего-то липкие пальцы нехотя отпускают моё лицо. Н-да… Худой, худой, а тяжёлый.

Глаза слезятся. И до них пыль добралась.

***

Рукотворный тарарам понемногу шёл на спад. Разрывы звучали всё реже, серая взвесь, заволакивающая небосвод, не смогла устоять против природы и нехотя рассеивалась под порывами жаркого ветерка.

— Вроде стихает, — неуверенно сказал я, сомневаясь.

— Стихает, — подтвердил первый номер, поправляя повязку на лице. — Нам пора. Пересидим лишнего — верхи окончательно разберутся, что к чему, подкрепление подтянется. Наше солдатское счастье — мы как бы на выступе. Позади — пост бригады. А уж за ним официальный передок… Слава большому бизнесу! Бабло даже географию войны способно менять.

— Нам на пользу.

— Должно же хоть где-то повезти?

Он встал, осторожно выглянул за мешки. Понюхал воздух и довольно кивнул, приставляя винтовку к стене.

— Выходим? — предположил я, наблюдая за действиями товарища.

— Вылазим… Первым пойдёшь! — сосредоточенно выдал тот, подставляя сложенные «лодочкой» ладони в качестве дополнительной опоры для старта.

Мешки, обзавёдшиеся множеством дыр с просыпающимся сквозь них песком, выглядели ненадёжно. Осколки и многочисленные ударные волны будто встряхнули их, сместив центры тяжести относительно друг друга.

Щель между разлохмаченным перекрытием и верхней границей мешочного бруствера тоже смущала неправильной голубизной неба, пробившейся сквозь оседающую пыль. Ошмётки травы, земли, коптящего сизым окопного щита, холмик чего-то обгрызенного холодно очерчивали нижний небесный край, рисуя удивительно завораживающее полотно, основанное на контрастах.

Названия этой картины у меня пока нет, но оно появится. Простенькое, маловразумительное для несведущего, и моё, только моё.

Выберемся — попрошу сослуживца нарисовать. В подробностях. Для памяти. Повешу… там, где будет мой дом. И стану смотреть на неё всякий раз, когда захочется прихвастнуть прошлыми впечатлениями перед приятелями.

Ведь у меня будут приятели?

И буду молчать, слушая чужие байки и истории. Притворюсь до мозга костей штатским, никогда не видевшим всего этого кошмара. А потом, разгоняя депрессивность паузы после последнего слова, обязательно стану поднимать рюмку или пивной бокал, неуверенно произнося какой-нибудь скромный тост о тех, кто ушёл навсегда. Или смеяться — в зависимости от сюжета с финалом.

Додумывал я уже приземляясь на перепаханное, бугристо-отвратительное дно огромной воронки, бывшей ещё недавно самым спокойным местом на всём театре боевых действий. От навеса с топчаном — одни руины. Хана моим сбережениям… Да похер! Вперёд!

Перекатился, вскочил, схватил протянутую руку товарища и выдернул его из санитарного тупичка будто пробку из винной бутылки.

С приземлением ему повезло меньше. Псих упал на колени, разодрав костяшки пальцев о присыпанную землёй железяку, в которой я без проблем опознал искорёженный пушечный ствол.

— По окопу! Сколько пройдём! Не бежать! Я замыкающий! Дальше по ситуации. Увидишь наших — падай. Но не стреляй первым, иначе обнаружишься. Выжди. Может, и проскочим без драки, — не теряя присутствия духа, распорядился первый номер, целеустремлённо уставившись в полуосыпавшийся проход к бывшим «своим».

В знак согласия меня хватило лишь на то, чтобы сплюнуть скопившиеся на языке горечь и грязь. Неудачно. Намотанный на лицо кусок майки исправно работал в обе стороны, отчего слюна, вместо положенного полёта вдаль, оказалась на подбородке.

Тьфу ты… Слизко.

Провёл рукавом по физиономии, размазывая тёплую жижу, перехватил винтовку поудобнее, согласно методике упражнения по «действиям в ограниченном пространстве в составе группы», и, полусогнувшись, засеменил в указанном направлении.

Окопу тоже досталось неслабо. Местами приходилось прыгать через завалы, местами проползать под отслоившимися и непостижимо не рухнувшими пластами земли, довелось неоднократно колоться о поразительно острые ошмётки щитов.

Псих не отставал.

Ни я, ни он и не подумали сетовать на изменённый, труднопроходимый рельеф. Лучше так, чем поверху, в открытую.

Без приключений удалось пройти не более сотни метров. Уткнулись в холм. Конический, почти правильной формы, с рыхлыми, изборождёнными склонами и вершиной повыше естественного уровня земли.

Как он здесь появился, какими баллистически-огневыми причудами возник — оставалось только гадать.

Края траншеи выглядели хоть и вязкими, но проходимыми.

— По левой? — осведомился я у сослуживца?

— Пробуем, — холодно отрезал он. — По очереди. Пробегаешь пять шагов — падай, прячься в землю. Потом ползком. Эта горка не может длиться вечно… Далеко не отбегай. Смотри под ноги. Помни про мины. Могло что-то не разорваться и упасть на пути.

— Пять… Под ноги… Мины, — повторил я за товарищем, собираясь с духом. — Не перепутаю! Но переменных много! В следующий раз задачу упрощай! У меня же образование базовое, без научных степеней!

Тупая шутка, сорвавшаяся с языка, была призвана подбодрить нас обоих. Психу нужна вера в меня, вера в то, что у его единственного подчинённого ум не зашёл за разум и он ещё вполне способен действовать самостоятельно, без дополнительного понукания.

— Постарайся, — с издёвкой прилетело в спину. — Иначе тебя больше не будет, а я «незачёт» поставлю.

— Сурово!

Пробравшись по постоянно осыпающейся земле почти до бывшего верхнего края окопа, я закусил губу, сам себе скомандовал: «… Алле-Гоп!», и выскочил наружу. Туда, где открытое пространство и летает смерть.

Раз!

Ботинки вязнут, обрывок майки лезет в рот, вокруг пятна зелени и коричнево-чёрные щербины боя.

Два!

Под ногами не разберёшь, где что. Сплошь вывернутые куски дёрна с перемешанным грунтом.

Три!

Холм заканчивается!!! Он — короткий! За ним…

Четыре!

Щиты, ограждающие стенки прерванного окопа, практически не пострадали, а утоптанное дно так и манит своей основательностью, удобством. На мой неискушённый взгляд — это почти проспект. Или…

Небо устало наблюдать за мной. Оно подумало, и вновь обиделось на устроенный беспредел. Вычислило виновного, взорвавшись свистом, треском, даже отдалённым шипением, призванным наказать своенравного, стремящегося улизнуть от ответственности человека, посмевшего уродовать смертоносными играми её обожаемые пейзажи.

Пять!

Прыжок вниз, в нежное окопное нутро!

Не достанешь!

— Беги! — завопил товарищ, перекрывая расходившийся грохот обстрела.

И спорить не буду! Тебе тоже место для приземления надо! Бегом! Со всех ног! Нас засекли, потому начнут шмалять не по площадям, а по конкретной точке!

Ноги едва не путаются от скорости. Каска куда-то делась, позволяя встречному ветерку трепать отросшие волосы. Голове хорошо… Винтовка по-прежнему в руках.

Чем не жизнь?! А дальше — посмотрим!

И новый завал. Почти до подбородка. Но перебраться можно, только сначала выгляну, что там, дальше. Теперь пусть наставник стартует, его очередь.