— Прикажут — выполню.

Сделав брови домиком, Кано вернулся к постукиванию по чашке и надолго замолчал. Явно анализировал меня и моё поведение. Классифицировал, структурировал, проводил аналогии с основными человеческими типажами, фиксировал отличия. Параллельно делал выводы из открытого намёка СБН на их осведомлённость.

Неожиданная передышка пошла мне на пользу. Пока психолог размышлял, не надоедая расспросами, я как-то незаметно осознал главное: меня беззастенчиво загоняют в угол, заставляя… так сразу и не скажешь, что. Условия или требования пока не озвучены.

И отвертеться не получится. Майкл станет нагибать со своей стороны, подбирая ко мне ключик. Зря он, что ли, приезжал в участок? Мозгоправ — со своей поднадавит. Он же не просто так про месть интересовался. Проверял, насколько далеко я готов зайти и умело оставлял лазейку, намекая, что пришла пора становиться по-настоящему нужным бригаде, а не болтаться вооружённым экспедитором. По большому счёту, Кано говорил открытым текстом, без околичностей, просто не до конца раскрывал конечную цель.

Готовит к чему-то. Определяется.

Могу спорить, что он вот-вот скопирует приём безопасника — ничего не предлагая, повернёт расклад так, что я окажусь по уши в дерьме. Потом — новая пауза, для закрепления впечатлений. Следом — капля понимания, долька сочувствия, кусочек отеческой поддержки. Но без конкретики.

Дальше начнётся импровизация чистой воды: мне, разумеется, по доброте душевной, укажут спасительную лесенку из зловонной жижи, ненавязчиво уточнив о пустяковой оплате за эксплуатацию. Если учесть, что я тоже умею финтить и что эпизод с моим узнаванием остался несколько в стороне от ушей Кано (не стоит на этом акцентировать внимание, слишком значимой персоной получаюсь), то придётся принимать именно его «помощь»…

— Прикажем — выполнишь, — прерывая тишину, почти нараспев повторил за мной психолог, шлёпнув при этом ладонями по столу. — Приемлемо. Свободен. Завтра действуешь по штатному расписанию.

Тело отреагировало самостоятельно. Вскочило, заурчав пустым брюхом.

— Можно идти?

— Вали. Мне подумать надо, что с тобой, таким непрошибаемым, делать.

Что же, предложение лесенки, как и байки про яму, пока откладываются. Подождём…

***

С утра я преспокойно вернулся в батальонную колею, вполне довольный собой. Пулевую царапину на ноге признали достаточным основанием для временной отмены занятий по физподготовке, в сопровождение тоже не погнали, пристроив дежурным на КПП.

По армейским понятиям — пост беспокойный, по здешним — почти синекура. Вскакивать при появлении старших по званию не требуется, за исключением комбата или доклада ответственному, визор можно смотреть. Сидишь себе за столом, визуально фиксируешь проходящих, иногда автомобили. На том должностные обязанности и заканчиваются. Разрешения на выход-вход сканирует автоматика, дублируя все действия в бригадную сеть; она же управляет турникетом с воротами, предоставляя проезд с проходом. При любых нештатных ситуациях — уведомляй руководство, снимая с себя ответственность.

Единственный недостаток — отлучаться никуда нельзя. Еду из столовой приносят, посещение санузла только при предварительной блокировке пропускной системы. Но с этим я легко смирился и с наслаждением сидел до отбоя на стуле, кивая проходящим мимо поста. А ещё руководство бригады премировало меня боевыми надбавками за историю с перегоном автомобиля и дополнительным увольнением в ближайший уик-энд, чтобы прогулялся, сменил обстановку.

***

… Жара допекала. Увольнение, едва начавшись, успело поднадоесть и частично потерять освежающий эффект долгожданной свободы. Куда ни пойди — духотища. Прохлада только в оборудованных кондиционерами супермаркетах и прочих местах общественного пользования. На улицах пусто, лишь редкие прохожие торопливо, перебежками от одного заведения к другому, создают хоть какую-то видимость жизни.

Праздно шатаясь и ротозейничая, посетил парикмахерскую, с полчаса проторчал в маленьком кафе, где слопал две порции мороженого. Проторчал бы и дольше, но в помещение начали набиваться суетливые мамаши, договариваясь о проведении Дня ребёнка для их чад.

Дамы, оказались натурами увлекающимися. Не успев как следует поздороваться, они развили такую кипучую деятельность по подбору детских угощений с высчитыванием калорий и согласовыванием меню, что внутри стало жарче, шумнее, чем снаружи.

Ушёл, кисло поблагодарив персонал заведения. В ответ получил вымученную улыбку от администратора и полный боли взгляд повара, вытащенного из кухни для обсуждения пирожных и кремов.

Перебрался в торговый центр. Он тут маленький, в два этажа. Под его гостеприимной крышей уместились продовольственная лавка, магазинчик с косметикой, пяток магазинов с разновозрастной одеждой да стойка кофейни. Народу — не протолкнуться. В подавляющем большинстве — такие же прячущиеся от жары бедолаги, как и я.

У стойки свободных стульев не оказалось, потому, купив себе двойной эспрессо с молоком, отошёл в уголок и, привалившись спиной к прохладной стене, расслабился, лениво размышляя, чем заняться дальше. В расположение возвращаться не хотелось, чего я там не видел? Однако и куда пойти — не придумывалось.

— Привет, Маяк, — негромко донеслось сбоку.

Опачки… Хлюпа, собственной персоной. Помятый, весь какой-то импульсивный, нервозный, с бесновато горящими глазами на небритой роже. Отмазался, выходит, от мамкиных питомцев? (**)

Только тебя здесь не хватало.

— Чё надо? — тихо, чтобы не выглядеть скандалистом, прошипел я.

— Разговор есть.

— Иди на хер, — это было самое мягкое, что вертелось на языке. — Не о чем нам разговаривать.

— Есть! — он без предупреждения вцепился в моё запястье.

Одноразовый стаканчик с кофе дрогнул, и горячая жижа выплеснулась на пол, чудом не угодив на брюки.

— Маяк, прошу, выслушай! — крепкий хват бывшего сослуживца дрожал, точно он припёрся с перепою. — Всего лишь выслушай!

— Не хочу.

— Нет, ты выслушаешь! — получилось громко, на нас стали оборачиваться. Хлюпа, скривившись от собственной горячности, перешёл на полушёпот. — Мне нужно сказать тебе кое-что. Давай отойдём.

Признаться, я заколебался. Как поступить? Устроить безобразную сцену с вырыванием руки, воплями, мордобоем и призывом полиции? Стыдно. Я в форме, при отличительных знаках «Титана», краса и гордость патриотов Нанды… Нужно соответствовать.

А если он меня ножом пырнёт?

А что помешает ему сделать это прямо здесь? Вон, какой он нервный. На грани адекватности.

— Пойдём, — решился я, направляясь к выходу. — На улице пообщаемся.

Коммерсант-неудачник пристроился рядом, не выпуская моей руки. Озираясь, он постоянно сглатывал, дёргая чернявым от щетины кадыком.

Выйдя под палящее солнце, инстинктивно поискал взглядом спасительную тень. Есть! Маркизы над окнами торгового центра. Белые, с декоративными тканевыми свесами. Под ними — никого. Ну, хоть макушку прикроют.

Недопитый кофе отправился в урну вместе с моим добродушным настроением.

— Говори.

— Я тебя искал, — зябко поведя плечами, объявил Хлюпа. — Ждал, когда в город выйдешь.

— Зачем?

— Попросить хочу.

У меня от злости аж челюсти свело. Эта мразь, пытавшаяся замазать меня в своих грехах, ещё и просить смеет? А не жмут ли ему зубы? Клал я на копов, отмажусь… За разбитую харю сильно не накажут.

Наверное, мои намерения слишком явственно читались на лице. Бывший сослуживец сделал шаг назад, выставляя перед собой раскрытые ладони.

— Я заплачу, Маяк. У меня есть деньги.

— Не интересно, — я презрительно сплюнул под ноги. — Ты — последний человек, с кем мне хотелось бы связываться.

— Восемьсот кредитов Федерации!

Уверен, для него это большая сумма.

— Насрать!

— Убедил, — ещё шаг назад, а голос добренький такой стал, мягкий… — Разбегаемся. Но не удивляйся, когда тебя из бригады вышвырнут. Ты меня вынуждаешь…