Жили они в соседней деревне Соколово и работали не менее двадцати пяти лет, со времени окончания войны и образования центра. Были они некрасивыми и добрыми малограмотными деревенскими женщинами, но с особыми поэтическими незаурядными способностями. На любой вопрос они отвечали забористым рифмованным матом. Удивительно, но мы его не слышали, видимо, потому, что никакого оскорбительного смысла в это они не вкладывали и даже не подозревали что их рифмованные выражения имеют неприличное значение. К курсантам, особенно первых курсов, они относились по-матерински и всегда пытались найти возможность их подкормить. В это нелегкое время только от них и можно было услышать добрые, так необходимые слова поддержки и сочувствия. Я не слышал, чтобы до нас, во время нашей учебы, или после нас кто-то оскорбил или обидел этих простых женщин, с раннего утра и до вечера выполняющих свою нелегкую работу.
Через учебный центр проходила асфальтированная дорога. Она шла от въездного КПП и до начала тактического поля. На въезде и выезде стояли поднимающиеся полосатые шлагбаумы. Вдоль дороги справа располагались палаточный лагерь, стрельбище, танковый огневой городок (ТОГ), казармы и столовая, продовольственные склады, учебные места по защите от оружия массового поражения (ЗОМП) и инженерной подготовке. Слева, после довольно протяженной полосы леса, располагались караульное помещение и автопарк со стоянками для колесных и гусеничных машин. Через три года нашей учебы перед автопарком и чуть ближе к центральной дороге построили новые казармы и учебные класс. По прибытии нашего батальона в учебный центр нас разместили сначала в казармах и распределили по различным объектам для работ.
Нашей роте досталось строительство палаточного городка. Другие роты и взвода ремонтировали ТОГ, наводили порядок в автопарке, перестраивали стрельбище, работы хватало всем и с лихвой. Работы не тяготили, труднее было привыкать к распорядку, времени хронически не хватало, а точнее, оно нами неправильно распределялось: не было опыта военной жизни и навыков видеть главное и не распыляться на второстепенное. У меня первую неделю была проблема с подшиванием подворотничков, не успевал вечером, приходилось вставать за полчаса до подъема, что тоже не поощрялось младшими командирами и старшиной Тестовым. В конечном счете, где-то через неделю, все встало на свои места. Перед каждым будущим курсантом стоял выбор: или подчиниться распорядку, выполняя все требования, терпеть и дождаться окончания испытаний, или быть несогласным, бунтовать и требовать справедливости, поставив под сомнение дальнейшее пребывание в училище.
Каждое утро начиналось с подъема за сорок пять секунд с повторяющимися неоднократно тренировками с использованием и секундомера, и горящей спички, и с подсчетом мгновений громким сержантским голосом. Сержанты-армейцы с упоением проводили тренировки, добиваясь беспрекословного выполнения любых, в том числе и не совсем законных, требований. Всем было понятно, что это издержки так называемых неуставных взаимоотношений, которые они сполна испытали за год или полтора службы в армии. Зло и сила насилия в том, что жертва его терпит и одновременно мечтает, как через каких-то полгода сам станет насильником, считая эту эволюцию вполне закономерной и справедливой. Офицеры и курсанты-стажеры все это видели, но вмешивались в «воспитательный процесс» только в крайнем случае, когда требования и наказания превышали все мыслимые и разумные границы. Это тоже было предусмотренной частью курса молодого бойца. Именно в такой обстановке будущие курсанты проявляли черты своего характера или его отсутствие, что давало возможность командирам делать выводы о целесообразности дальнейшей учебы и службы. После тренировок по своевременному подъему была физическая зарядка, включающая разминку, бег около двух километров, силовые упражнения на гимнастических снарядах и коллективное сначала разучивание, а потом и выполнение комплексов физических упражнений. Затем по распорядку было личное время на умывание, бритье и чистку зубов. Заканчивались все эти мероприятия утренним осмотром, событием очень важным и ответственным, потому что на нем решалась дальнейшая судьба ближайших дней. Именно по итогам всестороннего утреннего осмотра принимались первые решения о дисциплинарных наказаниях, называемых «нарядами вне очереди». Места их ночной отработки были самыми различными, от уборки туалетов до рытья ям два на два и на два метра на опушке леса. Наведение порядка в столовой, казарме или умывальнике считалось большой удачей, выпадавшей только любимчикам старшины.
Наконец наступал долгожданный завтрак. От казарм до столовой было меньше ста метров, но мы в составе роты сначала удалялись на приличное расстояние, а затем, исполняя песню, и часто не одну, приближались к столовой. Хорошо помню, что всем нам это было не в тягость, а наоборот, очень нравилось дружно и с каждым днем все слаженнее ходить строем и петь строевые песни. Остановившись у столовой, по команде занимали по отделениям места за десятиместными столами. Конечно, хотелось в завтрак посидеть за столом подольше и поесть побольше, но в армии все регламентировано, в том числе и порции. В то время еды нашим молодым организмам хронически не хватало. Мы не привыкли к питанию по установленному распорядку, ежедневным большим физическим нагрузкам и нервным стрессам. Чтобы перестроиться, нужно было время. Действительно, в армии всегда наблюдался дефицит веса в первые месяцы срочной службы, затем организм перестраивался, привыкал, и, как следствие, в течение года вес доходил до нормального. Ну а наш завтрак быстро и по команде заканчивался очередным построением и передвижением строем. Обед и ужин были похожи до мелочей, включая выражение диетологов, что из-за стола надо выходить с чувством легкого голода. Это чувство преследовало нас целый год. Затем по распорядку был развод на работы. Повторюсь: наша рота должна была построить и оборудовать летний лагерь.
Отделение 1-го взвода 4-й роты в лагере НУЦ. 1971 г.
(Из архива А. Романова)
Устройство лагеря и его элементы определены уставом и включали не только ряды палаток, но и другие помещения. К ним относились: ленинская комната, бытовая комната, место для умывания, место для чистки оружия, туалеты. А начинался он с передней линии для построений, с оборудованным местом для дневального под грибком с документацией и полевым телефоном. Брезентовые палатки устанавливались сверху на кирпичные основания, сооруженные по периметру, но с разрывом в передней части для входа. Предварительно заливался небольшой фундамент из цементной смеси, служащий основой для кирпичной кладки Высота кладки была примерно полметра, то есть в пять кирпичей. За цементом нас вывозили на товарный двор железнодорожной станции города Ногинска. Разгружали лопатами из вагонов в самосвалы и наглотались серой пыли на весь курс молодого бойца. Внутри палатки оборудовались нарами на десять человек и самодельными «этажерками» из досок, для хранения котелков и туалетных принадлежностей. Примерно через две недели лагерь со всей положенной военной атрибутикой был готов, и батальон переселился в него из казарм. Где-то с середины августа работы на различных объектах учебного центра все чаще заменялись на занятия по различным предметам боевой подготовки. К началу учебного года мы должны были быть в училище, принять Военную присягу и приступить к учебе. Для готовности к этим мероприятиям с нами проводили занятия по строевой подготовке, как индивидуальной, так и в составе подразделения, уставам Вооруженных Сил, прежде всего строевому, дисциплинарному и внутренней службе, огневой подготовке, где основное внимание уделялось автомату Калашникова, и, конечно, по физической подготовке.
Запомнились еще выходные. Это были воскресенья. До двенадцати часов было как и в рабочие дни, но не занятия, а, например, строевой смотр или спортивные соревнования. В воскресенье, в полдень, было разрешено приезжать родителям. Навещали далеко не всех, а скорее единицы в ротах. Напоминали эти моменты набеги в пионерские лагеря для кормления своих чад домашними продуктами и к ночи имели тяжелые последствия для счастливых курсантских желудков. Большинство тех, кого не навещали, счастье обретали в уничтожении сгущенного молока в банках, привозимого в автолавках только по воскресеньям. Почему был спрос именно на этот продукт? Предполагаю, что из-за большого количества в нем сахара, возмещающего потерянную на работах энергию, божеской цены и удобства употребления. В банке углом пряжки солдатского ремня продавливали две дырки – одну для рта, вторую для компенсации уходящего при высасывании сгущенки воздуха. Употреблялось это под газированную воду, в кустах за автолавкой. Особенность смеси заключалась в ее мгновенном всасывании организмом и слабительном быстродействии. Буквально через час в желудке оставалась только энергия от сахара. Все об этой особенности смеси знали, но это никого не останавливало, так было желанно чувство энергетического насыщения.
