— А что трудней всего было? — вдруг спросил один из магов.

— Встать утром, — улыбнулась отлично понявшая вопрос Маша. — Холодно же было, а надо было вставать, чтобы идти на завод.

— А когда вернулись? — поинтересовался все тот же экзаменатор.

— Полный стол еды, которую нельзя, — вздохнул Гришка. — Хотелось схватить все и жрать, как свинья…

— А у меня — светомаскировка, — призналась девочка. — Сияющий огнями замок — это так страшно…

— Все закончилось, — произнес выглядевший стариком председатель. — Мы ждем вас в восьмой класс. Добро пожаловать.

Русские маги колдовали совсем не палочками, а какими-то кольцами, посохами и еще чем-то, в чем Гришка не разбирался. Готовясь отправляться в школу, дети улыбались солнцу, хлебу и другим детям, которых так много было на улицах Китежа. Школа Юных Чародеев интернатом не была, в нее приходили утром и уходили вечером. Ну как вечером — часа в четыре-пять.

— Не сравнить со сменой, — улыбнулась Маша. Она стала очень улыбчивой, только иногда ночью плакала во сне, вспоминая прошлое.

А Марья была настоящей мамой — заботливой, когда нужно, строгой, внимательной. Кощей же учил и Гришу, и Машу всяким премудростям, давая возможность себя почувствовать среди родных, близких людей.

***

Почему-то в этом сне все было иначе, чем в предыдущих.

Маша выскочила из проходной завода, на прощанье поцеловав маму Зину в щеку, и сразу же попала в Гришкины руки. Он сейчас был таким же, как в реальности — мальчишкой, а не доктором Нефедовым. Обняв своего жениха и получив легкий поцелуй, девушка счастливо заулыбалась. На улице было очень тепло, гулявшие вокруг люди улыбались. Также очень тепло улыбался и Гришка.

— Если ты не очень устала, может, погуляем? — предложил ей парень, на что Машка с готовностью кивнула.

— Как все солнечно вокруг, — заулыбалась девушка, прижимаясь к Гришкиному плечу. — Как будто и не было ничего.

— Блокада пала больше года назад, — ответил ей парень, — а сегодня нам обещали сюрприз. У нас довольно хлеба, больше никто не умирает от голода, и не звучит метроном. Мы победили Блокаду, милая.

— Мы победили… — прошептала Маша и тут прокашлялись репродукторы, заставив остановиться куда-то идущих людей. Привычно захолонуло в груди, но на этот раз вести были действительно хорошие.

Из репродукторов донесся совсем не голос Ленинградского радио. Торжественный голос Левитана нес самую лучшую весть — конец войне. Он говорил о том, что проклятый враг капитулировал, больше не будут падать бомбы и кричать от невыразимой боли люди, больше никого не увезут на Охтенское кладбище и никто не будет падать у станка, чтобы не подняться никогда. Люди слушали этот голос, замерев и почти не дыша. Множество дней и ночей отделяло их от этого дня и вот он, наконец, наступил.

— Великая Отечественная война, которую вёл советский народ против немецко-фашистских захватчиков, победоносно завершена, Германия полностью разгромлена! — голос звенел над замершими людьми. Победившими не только врага, но и самих себя.

— Гриша… Гриша… Гриша… — Машка расплакалась. — Победа! Гриша! Победа! Родной мой, любимый! Мы победили!

Плачущие от счастья дети заставляли кинувшуюся к ним Марью улыбаться. Не зря она упросила Кощея показать Грише и маше этот день, не зря. Обнимавшиеся в своей постели, они плакали сейчас, повторяя «Победа!». Им это было действительно нужно, увидеть своими глазами, прочувствовать, понять. И Блокада отступила, потому что они победили! Все они, весь народ!

После такого сна идти в новую школу было совсем не страшно, ведь они победили, а значит, ничего случиться не могло. Разве могла двойка сравниться с фугасной бомбой, а даже выговор учителя с шепотом малыша, просящего Дедушку Мороза вернуть маму? Совсем иначе и Гриша, и Маша воспринимали школу. Правда и шалить они уже не могли, став взрослыми той зимой.

— Привет, — обрадовались им будущие соученики.

— Привет! — улыбалась девочка. — Меня Маша зовут, а это Гриша, будем дружить?

— Конечно будем! — крепко сложенный мальчишка подошел к ним поближе, протягивая руку. — Я Ваня, Муромцев, значит. А вы Кощеевичи? Я слышал о вас.

— Да все слышали, — хихикнула девочка, сидевшая за первой партой. — Садитесь, пока Яков Петрович не пришел, а то он страсть какой строгий.

Со звонком в класс пошел мужчина, чем-то похожий на мастера цеха, в котором работала Маша, сразу же настроившаяся на работу, что мужчина заметил. Он принялся рассказывать тему урока, а Гриша и Маша прилежно учились, ни на что не отвлекаясь. Лишь на перемене девочка жалобно посмотрела на своего жениха. Она перенервничала, отчего стало вдруг некомфортно. В какой-то момент даже послышалась сирена воздушной тревоги, но доктор Нефедов уже знал, что такое реакции тела, поэтому положил на стол перед невестой маленький кусочек хлеба.

— Кушай, родная, — очень ласково произнес он. — Кушай…

Все-таки, Блокада еще жила в них. Она уже отмирала, но вот в такие мгновения проявляла себя страшным оскалом голода. Ну и мерзли что Гриша, что Маша, поэтому даже в жаркий полдень были одеты достаточно тепло. Тут могло помочь только время, которого у них теперь было сколько угодно. Они видели самое главное — война закончилась. Так прошла неделя, а вечером седьмого числа к обоим подошел Яков Петрович.

— Маша, Гриша, у меня к вам просьба, — негромко произнес мужчина, помолчав.

— Что мы можем сделать? — переглянувшись с Машей, поинтересовался Гришка.

— Наденьте завтра награду, — вздохнул Яков Петрович. — Завтра у нас особенный день, наденьте ее.

— Хорошо, — кивнул мальчик, отлично понявший, о чем говорит учитель, а девочка просто кивнула.

Всю ночь от детей не отходила Марья, хотя им ничего и не снилось, но женщина просто волновалась. Она сидела у изголовья их кровати, невидящими глазами будто разглядывая далекие года, через полвека немного утратившие свой ужас. Ну а утром Гриша и Маша надели медаль, сразу будто сделавшись старше. Марья обняла обоих, поцеловала, отпуская в школу. Женщина знала, что именно им предстоит.

Одноклассники смотрели на медаль «За оборону Ленинграда» кто с удивлением, а кто и с пониманием. Милиционер на углу, рядом со школой козырнул подросткам с явным уважением, а потом они встретились с учителем, пиджак которого был усыпан наградами. Медалями и орденами той войны.

— Полвека назад на нашу землю пришел враг, — прямо от дверей заговорил Яков Петрович. — Он хотел, чтобы нас не было. Очень мы ему мешали, но ничего у него не вышло. Сегодня, восьмого сентября враг начал душить Ленинград, заблокировав его. Среди нас есть те, кто прожил это время, и мы увидим их воспоминания.

Плакали все. И Гриша с Машей, заново пережившие это, и девчонки, никогда не видевшие взрыв так близко, и даже мальчики — от бессилия. Но над этими страшными картинами зло и устало звенел голос Ольги Берггольц, голос Ленинградского радио. Мерно стучал метроном, шарили по небу лучи прожекторов. Только не было голода внутри. Кусочек хлеба, моментально оказавшийся во рту Маши, позволял девочке чувствовать себя уверенной. Чувствовать, что это больше никогда не повторится. Никогда!

Глава 13

Магический Ленинград от людского Санкт-Петербурга отличался сильно. Это была экскурсия с классом, с которой поехали, разумеется, и Гриша с Машей. Вот только людской город казался им каким-то чужим, незнакомым. И вроде бы Невский тот же, и Смольный… Только вот Гришкиного дома не было, да и завод… Машка шла по улицам, полных людей, занятых своими делами, а перед глазами стоял совсем другой город. Только Пискаревское кладбище говорило о том, что город свои раны не забыл, как не потерял и своих героев.

А вот магический город был совсем другим. Каким-то очень родным, близким, узнаваемым. Гриша улыбался и рассказывал, рассказывал, рассказывал. Молчал учитель, позволяя рассказывать этим двоим и останавливались маги, глядя вослед стайке ребятни, на груди двоих из которых сияло свидетельство того, что они имеют право рассказывать.