– Как твое имя? – спросил жрец, переполненный своей ненавистью к сидящим воякам.
– Добрыня, мой повелитель, – ответил ничего не понимающий солдат.
– Где дисциплина? Что за песни? – Войнар изо всех сил ударил Добрыню своим посохом. – Этих трех казнить, нет, четверых, чтоб больше неповадно было. На рассвете их пепел должен удобрять полевые цветы.
В ту же минуту всех четверых схватили и отвели на растерзание палачам. Верховный жрец этим проступком решил убить двух зайцев: принести жертвоприношение Азазелю и наказать провинившихся.
Вскоре по всему лагерю суетились прислужники Кривды, создавая погребальные костры. Вокруг главного костра расставляли столбы в виде шестиугольника (шесть верховных повелителей ада), на которые нанизывали черепа животных и людей. Лучшие служители Войнара надевали черные рясы с козлиными шкурами и потихоньку начинали церемониальные песнопения. У некоторых жрецов культа на головах были козлиные головы с рогами, но рясы были белые, их надевали низшие прислужники, суетившиеся рядом со своими наставниками. Пропитанные фосфором одежды мелькали повсюду, создавалось впечатление, что вдалеке передвигаются полупрозрачные привидения, медленно собиравшиеся в небольшие группы. Барабанные перепонки постепенно начинали вздрагивать от ритмичных ударов по барабанам, извещая воинов о скором ритуальном шествии. Священнослужители, имеющие верховный сан, переодевались в слуг дьявола, накинув на себя шкуры козлов и вепрей, спрятав свои лица под масками с изображением повелителей темного царства.
В воздухе веяло чем-то жутким. Вдалеке появилась дымка, обволакивающая каждое дерево, не упуская ни единого сантиметра. Рисунок звезд постепенно скрывался из виду, только огромная красная луна (Галлая) светила сквозь туман, предвещая нечто страшное. Лагерь граллов погружался в бездну, а в душах воинов притаился страх о еще неизведанном мире потусторонних сил. Серо-красная пелена тумана сгущалась, заполняя страхом последние неохваченные пустоты солдатских сердец. Горны и барабаны играли в одном ритме, зомбируя радостные эмоции и пряча их в самые потаенные места человеческой души. Возле шестов разгорались маленькие костры, рядом с которыми прыгали и танцевали одетые в грязные лохмотья колдуны.
Внутри шатра Кривды суетился человек, выискивающий в сундуке ритуальные реквизиты, необходимые для жертвоприношения. Поиск длился недолго, тряпичный мешочек оказался в самом низу сундука, в очень укромном месте, куда меньше всего хотелось бы заглядывать. Верховный жрец молил про себя о помощи, войска редели на глазах и жестоко презирали его. В лагере ходили издевательские шутки и небылицы, потихоньку въедающиеся в его подсознание и медленно съедая разум. Голова ходила кругом, мысли перемешались, самоуверенность пропала, последняя надежда была в Азазеле. Достав из мешочка пару щепоток натертых листьев дерева Роппа, на лице Войнара появилась зловещая улыбка, но в сердце притаился устрашающий холодок. Он впервые решился отправиться в царство мертвых и просить Сатану о поддержке темных сил, обещая кровавую плату в виде красивой жертвы из пленников.
Арестанты не теряли шансов выжить, зная, что граллы не охраняют их последнее пристанище. Но в этом и была вся суть замысла, трое из воинов могли спасти четвертого, но только одного, принеся в жертву самих себя. Бежать всем вместе не было смысла, их всех сразу бы переловили и сожгли на костре, но избранному давалась последняя надежда на жизнь. Его отпускали на приличное расстояние от лагеря и устраивали ритуальную охоту. Из огромного числа пленных сбегали единицы, опытные, специально обученные охотники, вылавливали беглецов в считанные часы. Ловко расставленные охотниками ловушки и обученные птицы Пересмешки не давали далеко уйти сбежавшему невольнику.
В палатку с пленниками вошел служитель храма, весь одетый в черные одеяния, сильно бросающиеся в глаза. В его руках был кувшин, наполненный до краев немного вязкой жидкостью. Разлив содержимое в кружки, он попросил выпить напиток до дна. Воины понимали, если они не выпьют добровольно, им все равно зальют его насильно и, стараясь не усугубить свое положение, каждый осушил свою кружку до дна. Затем человек в черном развернулся и ушел, оставив воинов наедине с собой.
– Добрыня, ты должен жить, – тихо промолвил Дорофей, обреченно смотря в сторону Потапа и Викулы.
– Он прав, мы опрафанились. Кто знал, что этот изувер находится рядом с нами. Как знал, зараза, куда свои кости пристроить. – Викул улыбнулся. – Что за невезение? Посреди ночи подняли с кровати силком, можно сказать, вынесли. Не успели отойти от родных пенатов, мозоль натер, вечно ее, родимую, помнить буду. Едва мозоль сошла, нет же, нужно мне было в тот сарай зайти и о бревно головой шарахнуться. Очнулся, чую, горелым навозом попахивает, вокруг огонь разгорается, и я посреди этой картины лежу. Недавно шишка на лбу сошла, и что бы вы подумали, протухшего мяса с голодухи наелись, живот так скрутило, что думал концы отдам. Так что мне точно бежать нельзя, а то после моего побега лагерь еще год хохотать будет.
На лицах пленников появились улыбка и сочувствие.
– Да, а я вообще сюда случайно попал, – Потап опустил голову. Мне брат калым подкинул. Подежурь вместо меня в таверне, говорит, у меня жена родила двойню. Неужели ты оставишь мою семью без праздника? Сам Полель дал нам свое благословение. Перед входной дверью в дом летали две белых птицы, как только жена родила, птицы исчезли. Я должен быть рядом с семьей, это знак. И в этот же вечер я оказался вместо брата в рядах авангарда. Пришли солдаты и, не разбирая, кто прав и виноват, забрали в казармы. Я тоже не фартовый, мне не обойти ловушки. Добрыня достоин этой почести, он воин и знает повадки охотников.
– Ну, ребята, свела чудаков судьба в одно болото, – Дорофей не унывал. Улыбка, скорее веселое соболезнование, промелькнуло на его лице. – Командир, я остаюсь, а тебе неплохо было бы погулять по лесу. Мне с ребятами веселее будет, может они еще что-нибудь отбацают.
– Я понял вас, если выживу, то приду за вами, – Добрыня прервал вояку, растирающего свои ноги.
Подойдя к сослуживцам и крепко обняв каждого, он попытался что-то вымолвить еще, но слова застряли где-то внутри, словно ком в глотке. Ему еще никогда не приходилось быть в таком положении, ради него трое незнакомых людей пожертвовали своими жизнями, давая шанс на спасение. Непонятно откуда взявшиеся слезы стекли по его скулистым щекам, напомнив каждому, что и самый свирепый хищник может проявить благородные чувства.
Через пару минут Добрыня уже мчался в сторону леса, продумывая каждое свое действие, стараясь не упустить лишнюю секунду зря. Воины в лагере только успевали провожать взглядом удаляющееся атлетичное тело. Не остался без внимания побег и от глаз охотников. Четко отлаженный механизм закрутился. Перед взором убегающего человека открывалось безграничное пространство свободы, ради которой необходимо было совершить маленький подвиг.
За границами лагеря находился спасительный лес. Беглецу оставалось только преодолеть небольшой пустырь да захудалый ручеек с болотистой местностью, а дальше открывалось поганое болото со спасительными деревьями. У Добрыни было небольшое преимущество: плотный туман растворял в себе все, что попадало в его сети, а пригнувшаяся под его тяжестью трава изящно растворялась на земле и собирала влагу, оставленную недавним дождем. Нетронутая зелень потихоньку набухала от живительной влаги серо-белой пелены тумана, становясь больше и красивее, но глаза убегающего человека не замечали эту красоту, в них горели только искорки свободы. Своими тяжелыми ногами он оставлял глубокие следы, плавно скрывающиеся от удаляющегося беглеца, но высказывая его спасительный путь. Барабанный шум становился с каждой минутой тише, а запах свободы слаще. Его глаза и уши не чувствовали погоню, что начинало настораживать беглеца. Добрыня понимал: расслабляться нельзя ни на секунду, магия охотников не даст укрыться бесследно, и ему придется сразиться с ними за свою жизнь.