А.Б.Г.
Горя больше, чем радости, стало.
Заметает цветы белый снег.
Средь листвы, почерневшей и палой,
Опадает, дождавшись финала,
Выбывает из жизни, из зала
То один, то другой человек.
Раньше с биркой на чистую простынь…
Ныне с биркой, но простынь поверх.
Просто осень, холодная осень.
Просто проседь на улицах, проседь.
Просто горстку земли надо бросить
И отпрянуть, закутавшись в мех.
И отпрянуть. И прятаться в датах,
Сохраняя остатки себя.
Это просто зима виновата,
Забирает тепло без возврата.
Забирает людей без возврата
Круглый год, никого не любя.
Все пройдет, снег пройдет и растает.
Будет новый этап, новый год.
Отогретые солнцем и чаем,
Мы друг друга полюбим, признаем.
И о том, как себя не теряет,
Нам из вечности Градский споет.
ПРЕДЛОЖЕНИЕ
Будем вместе? В ответ – нелюбимое слово.
Предаешь, предавая огню.
Да, услышать такое была не готова…
Но… за правду тебя не виню.
Ничего не осталось от нашего лета —
За бесценок сдано в аутлет.
Выбор сделан. Не к месту накладывать вето.
И желанья теперь уже нет.
Забывай. Забивай, чтобы стало забавой.
Городи до себя города.
Время лечит. И, знаешь, так лучше, пожалуй,
Что в ответ было вовсе не «да».
ОДА
Мой город бесспорно лучший,
Мой город люблю я сильно.
По небу летают тучи,
По венам струятся вина.
Всю дедушка Менделеев
В реке собрал бы таблицу.
Здесь звери порой не звери,
А лица порой не лица…
Здесь крыши элитней люксов,
Здесь творчество и свобода.
Здесь мусор – и тот искусство,
А дождь – это время года.
Здесь каждый поступок верный.
Здесь помнят людей веками,
И памятником, посмертно,
Становится каждый камень.
Пожизненная простуда,
Депрессия и прохлада…
И если это не чудо,
Что нам вообще надо?!
НАБЛЮДЕНИЕ
Морозы на время сдались,
Столбец до нуля достает
И тянется, тянется ввысь.
А люди выходят на лед.
В большой полынье суета:
Утиная стая плывет.
Мрачны очертанья пруда,
А люди выходят на лед.
От санок следы все темней,
И лужи в ватрушках цветных.
И слышится хохот детей,
И хохот родителей их,
И треск под ногами, и хруст,
И вскрик предстоящей беды.
И больше ни звука из уст
Поднявшейся талой воды.
Мне кажется, мы круглый год
Выходим на призрачный лед.
Проза
Роман Сенчин
Родился в 1971 году в городе Кызыле Тувинской АССР. Окончил Литературный институт имени А. М. Горького. Проза и пьесы публиковались в журналах «Новый мир», «Знамя», «Сибирские огни», «Дружба народов», «Аврора», «Урал». Автор двух десятков книг, в том числе «Ничего страшного», «Московские тени», «Елтышевы», «Зона затопления», «По пути в Лету», «Постоянное напряжение», «Дождь в Париже». Проза переведена на немецкий, английский, французский, финский, китайский и некоторые другие языки.
Лауреат премий «Эврика», «Ясная Поляна», «Большая книга», премии Правительства Российской Федерации в области культуры.
Живет в Екатеринбурге.
Капитан запаса
Теперь, когда сотни тысяч людей снялись с насиженных мест в поисках безопасности и лучшей доли, вспоминается мне нечто подобное, происходившее тридцать лет назад. Вихрь перемен разваливал мою родную страну, как обветшалый дом, кружил, словно песчинки, эти сотни тысяч, а может быть, и миллионы. И летели они непонятно куда, но надеясь, что не погибнут, выживут и заживут лучше, чем прежде. Ну или хотя бы не погибнут.
Вихрь подхватил и меня…
Отслужив срочную недалеко от Ленинграда, я был уволен в звании рядового и без больших приключений в середине декабря девяносто первого добрался до родного городка на юге Сибири.
Ехал по железной дороге с долгой пересадкой в Свердловске, ставшем к тому времени снова Екатеринбургом (как и Ленинград – Санкт-Петербургом); в ожидании нужного поезда успел побывать в зоопарке и на пустырьке с крестом на месте дома Ипатьева, побродить вдоль пруда, постоял сначала возле избушки Колчака, потом – возле избушки Гайдара… Часов пять тянулись долго. Как и весь этот путь.
До того я всего несколько раз ездил на поездах, да и то на небольшие расстояния. А тут – четверо суток.
Но дело было не в сутках и километрах. Я скорее хотел очутиться дома, вернее, в новой жизни. Она казалась полной возможностей, сулящей свободу, деньги, девушек, ни одну из которых я к своим двадцати годам по-настоящему не узнал. Казалось, стоит только добраться до родного городка, встретиться с приятелями, которые наверняка уже вжились в изменившийся недавно мир…
Понять мою наивность можно: из двух лет в армии полтора года (не считая шести суток в госпитале с ветрянкой) я безвыездно находился на пограничной заставе. Нас там толклось человек двенадцать-пятнадцать, варилось в собственном соку (в отпуск отправляли, только если умирали родные), и даже приезд хлебовозки из отряда становился событием: мы расспрашивали водилу, как там, в мире, и очень злились, что ничего особенного он не рассказывал. Нам-то представлялось, что вокруг отряда, находящегося на окраине бывшего финского городишки под названием Сортавала, такого же маленького и низкорослого, как и мой родной, кипит эта самая новая жизнь.
Вот ведь она – в телевизоре, готова выплеснуться из экрана в убогую ленинскую комнату с облупившимися стендами на стенах и десятком школьных парт.
Кроме программы «Время», нам удавалось смотреть и другие передачи. Да и «Время» было увлекательным, не очень-то уступая невзоровским «600 секундам». И пусть у Невзорова был почти сплошной криминал, а в программе «Время» говорили о проблемах, конфликтах, но ведь кому-то везло, и мы были уверены, что везет многим. Главное – выбраться на гражданку.
