Госпожа Шерон была от природы очень скупа, но в данном случае ее тщеславие одержало верх. Несколько необыкновенно пышных балов, заданных госпожой Клерваль, и всеобщее поклонение, оказываемое этой даме, подзадорили госпожу Шерон поскорее устроить сватовство, которое должно было возвысить ее и в собственных глазах, и в глазах света. Она предложила ускорить свадьбу племянницы с Валанкуром, обязуясь выдать ей приданое, но с условием, чтобы госпожа Клерваль со своей стороны тоже наградила племянника. Госпожа Клерваль, приняв в соображение, что Эмилия, вероятно, будет наследницей теткиного богатства, дала свое согласие. Между тем Эмилия до последней минуты ничего не знала об этой сделке, пока наконец тетка не приказала ей готовиться к свадьбе, которая будет отпразднована без дальнейшей проволочки. Удивленная и ничего не понимающая в этом неожиданном решении, состоявшемся даже без участия Валанкура, – он не знал о том, что произошло между обеими тетками, и не смел надеяться на такое счастье, – Эмилия решительно воспротивилась поспешной свадьбе. Госпожа Шерон, однако, из духа противоречия так же горячо настаивала на немедленной свадьбе, как прежде запрещала всякие сношения с Валанкуром. Подумав, Эмилия решила отбросить свою щепетильность. Валанкур теперь тоже был уведомлен об ожидавшем его счастье и явился к ней молить о согласии.

В то время как шли приготовления к свадьбе Эмилии, Монтони был объявлен женихом госпожи Шерон, и хотя госпожа Клерваль была очень недовольна, узнав о предстоящем браке, и желала бы помешать союзу Валанкура с Эмилией, но совесть подсказывала ей, что она не имеет права играть чувствами молодых людей. Госпожа Клерваль, хоть и светская женщина, не умела, как ее приятельница, довольствоваться поклонением и почетом, но слушалась голоса своей совести.

Эмилия с беспокойством замечала усиливающееся влияние Монтони на госпожу Шерон и его частые посещения. Ее мнение об этом итальянце сходилось с мнением Валанкура, с самого начала невзлюбившего Монтони. Однажды утром она сидела за работой в павильоне, наслаждаясь приятной свежестью весеннего воздуха и любуясь на яркие краски окружающего ландшафта. Она слушала Валанкура, который читал вслух, но часто откладывал книгу в сторону и беседовал с Эмилией. Вдруг ей пришли сказать, что тетушка просит ее к себе немедленно. Едва успела она войти в уборную, как ей бросилось в глаза расстроенное лицо тетки, представлявшее разительный контраст с ее светлым, веселым нарядом.

– Ну, племянница, – начала госпожа Шерон с видимым смущением, – я нарочно послала за вами… мне надо сообщить вам одну новость: с этих пор вы должны считать синьора Монтони своим дядей – мы обвенчались сегодня утром…

Удивленная не столько самой свадьбой, сколько таинственностью, с какой она совершилась, и волнением, с каким тетка сообщала эту новость, Эмилия подумала, что, вероятно, это сделалось по желанию Монтони, а отнюдь не самой тетки. Но тетке, очевидно, хотелось представить дело совсем в другом свете, и она прибавила:

– Вот видите ли, я желала избегнуть хлопот и пиров. Но теперь церемония окончена, я не намерена больше скрывать своего замужества и прикажу слугам, чтобы они признавали синьора Монтони своим господином.

Эмилия сделала слабую попытку поздравить тетку по случаю ее, очевидно, легкомысленного брака.

– Теперь я намерена отпраздновать свою свадьбу довольно парадно, – продолжала госпожа Монтони, – а чтобы не терять времени, я воспользуюсь приготовлениями, уже сделанными для вашей свадьбы, которая, разумеется, будет отложена на некоторое время. Ваше венчальное платье уже готово, я хочу, чтобы вы показались в нем на моем празднике. Прошу вас также сообщить месье Валанкуру, что я переменила фамилию, а уж он уведомит об этом мадам Клерваль. Через несколько дней я даю большой вечер и намерена их также пригласить.

Все это так ошеломило Эмилию, что она почти не отвечала госпоже Монтони и побежала сообщить новость Валанкуру.

Он, по-видимому, мало удивился, услыхав об этой поспешной свадьбе. Но когда узнал, что намерены воспользоваться случаем, чтобы отложить его собственную свадьбу, и что даже убранство замка, сделанное ради свадебного дня его и Эмилии, послужит для празднования бракосочетания госпожи Монтони, его взяла досада и негодование. Он не мог скрыть своих чувств от Эмилии. На него не подействовали даже ее попытки рассеять его печальные мысли и заставить посмеяться над этой новой постигшей их невзгодой.

Когда он прощался с Эмилией, его задушевная нежность глубоко тронула ее; она поплакала, глядя ему вслед, хотя сама не могла дать себе отчета – о чем эти слезы.

Монтони, сделавшись мужем госпожи Шерон, овладел замком и забрал в руки всех его обитателей с апломбом человека, уже давно считавшего дом своею собственностью. Другу его Кавиньи, окружавшему госпожу Монтони лестью и угодливостью, которые она так любила, но которые зачастую возмущали самого Монтони, были отведены отдельные апартаменты, и слуги ходили перед ним по струнке, как перед хозяином.

Через несколько дней госпожа Монтони, согласно своему обещанию, задала великолепный пир. Гостей собралось множество. Был там и Валанкур, но госпожа Клерваль извинилась и не приехала. Вначале был концерт, потом бал и ужин. Разумеется, Валанкур все время не отходил от Эмилии. Глядя на нарядное убранство комнат, он не мог сдержать досады при мысли, что все это было приготовлено для совсем иного празднества, но утешался надеждой, что в скором времени дело устроится по его желанию. Весь вечер госпожа Монтони танцевала, болтала, смеялась, между тем как ее супруг, молчаливый, сдержанный, несколько высокомерный, казалось, утомился всем этим шумом и легкомысленным обществом, собравшимся в его доме.

Это было первое и последнее празднество, устроенное в честь их свадьбы. Хотя серьезность характера Монтони и его сумрачная надменность не позволяли ему веселиться на таких празднествах, но он не прочь был появляться в обществе. Ему трудно было бы встретиться в каком бы то ни было кружке с человеком более ловким и более умным, чем он сам; следовательно, в светских сношениях перевес всегда оставался на его стороне, ему нравилось мериться силами и талантами с более слабыми собеседниками и затмевать их. Что касается его супруги, то в тех случаях, когда затрагивались ее ближайшие интересы, она забывала свое тщеславие и действовала с осторожностью. Убедившись, что другие женщины красивее и изящнее ее, она, от природы ревнивая, стала всячески противиться желанию мужа посещать все светские собрания в Тулузе, очевидно боясь соперничества привлекательных женщин.

Прошло лишь несколько недель после свадьбы, как вдруг госпожа Монтони однажды объявила Эмилии, что ее супруг собирается ехать в Италию, как только окончены будут приготовления в дальний путь.

– Сперва мы отправимся в Венецию, где у синьора прекрасный дворец, – заявила она, – а оттуда проедем в его тосканское имение. Но отчего у вас такое унылое лицо, дитя мое. Ведь вы охотница до романтических, красивых видов. Без сомнения, вам понравится наше путешествие.