– Целую! – нежно чмокнула АЛЁНА, заглушаемая затворяющейся панелью.

Лифт ускорился, завис и отъехал проёмом. Лёша юркнул смартфон во внутренний карман куртки и вышел прочь. Застёгиваясь на ходу, он достиг выхода, домофон щёлкнул и электрический доводчик распахнул путь на улицу. Лёшина машина ждала прямо напротив подъезда. Опознав хозяина, она приветливо открыла дверь, любезно подсвечивая обледенелый тротуар мягким, тёплым светом.

– Я тоже, – немного запоздало буркнул Алексей, падая вместе с термосом в кресло, – слава Богу, что она, ещё не научилась мои мысли читать, – про себя, злился он.

Машина двинулась, на ходу присасывая дверь, и по абсолютно свободной дороге помчалась в Лужники. Москва сияла вечерними огнями, словно изо всех сил пыталась пробить противную, липкую дымку, многодневного, непроницаемого зимнего марева. От Братеево, где жил Алексей, до Лужников, ехать было минут 30ть. Он закрыл глаза и представил Свету…

– АЛЁНА, поставь мою музыку.

– Ты же, попрощался до завтра.

– Попрощался разговаривать на скользкие темы, музыку поставь, пожалуйста.

– Пожалуйста, – АЛЁНА поставила последний недослушанный трек.

…Через полчаса, Алексей уже был в Лужниках, около Малой спортивной арены.

Он показал «воздушный» временный пропуск охране – на служебном входе и прошел внутрь. Пройдя по коридору мимо пустых кофров из под лебёдок, световых приборов и кабелей, Алексей завернул на поле стадиона. На противоположном от сцены краю поля, ставшем ВИП партером, собрались все светотехники – Сергей, Миша и Василий. Одетые во всё чёрное и как всегда, немного грязные, они сидели на стульях рядом с пультом управления светом. Верхняя одежда была кучей накидана на пустые сидения, а обувь, в беспорядке, валялась под ними же. За пультом колдовал художник по свету Семён – худощавый, долговязый, с жидкой блондинистой косичкой. Алексей кинул свою куртку в общую кучу, поздоровался со всеми за руку, и поцеловал в щёку девушку Семёна – Олесю. Олеся приходила почти на все шоу, где они работали, и была фактически частью команды…. Выглядывая из-под чёрного козырька бейсболки, Семён управлял лучами света, превращая их в красивые картины. По съехавшей на одно ухо гарнитуре он общался с режиссёром, сидевшим на улице в ПТСке, и мгновенно подправлял картинку под его указания. Семён во время постановки света беспрерывно курил и пепельница рядом с пультом, уже вываливалась смятыми в гармошку сигаретами, окаймляя себя золой от сгоревшего табака. Пепел очередной сигареты, прилипшей фильтром к краешку рта Семёна, неумолимо поглощал бумагу и яростно коптил, угрожая вот-вот упасть. Тонкие струйки дыма собирались под козырьком бейсболки Семёна и нещадно щипали ему глаза. Он щурился, и урывками поглядывая на сцену, тонкими длинными пальцами бегал по кнопкам пульта, записывая очередную световую картину. Олеся сидела на соседнем стуле, закинув длинные, стройные ноги на спинку впереди стоящего кресла. Алексей расположился рядом с ней и, открыв свой термос, налил из него кофе, в двойную бумажную чашку.

– Будешь? – он протянул кофе Олесе.

– Ага. Железная табуретка приготовила? – Так она называла робота–помощника. Олеся взяла горячую чашку двумя руками и, сузив глаза, осторожно отпила глоток.

– Сливки будешь?

– Неа, спасибо.

Алексей налил вторую чашку себе, добавил сливок из холодного отделения термоса и, глядя на метание световой картинки по задымлённой сцене, размеренно наслаждался горячим, ароматным напитком.

АЛЁНА не любила Олесю, считая её вульгарной и к тому же матерщинницей. Олеся не была похожа на большинство девушек. Она носила дорогую, но странную и вызывающую одежду, много курила, а цвет и стиль её причёски почти всегда вызывал раздражение у окружающих. Сегодня, она предпочла средней длинны синий ёжик, а завтра, могла прийти с красно-белой спартаковской зеброй на голове. Как, всё это в ней уживалось с её смазливой, почти модельной внешностью – было загадкой! И за словом в карман, Олеся никогда не лезла. Если ей что-то не нравилось, или что-то раздражало – она прямо в лицо высказывала это своим оппонентам.

– Спасибо, – Олеся подняла вверх и затем выбросила пустую бумажную чашку в урну, – почему, твоя домохозяйка не сделала мне замечание за «железную табуретку»?

– Я отключил АЛЁНУ, – Лёша не отрывая глаз, следил за происходящим на сцене.

– Как, ты можешь называть домашнего помощника, обычную программу – по имени! Это же не человек, не собака и даже не попугай.

На самом деле, АЛЁНА всё слышала, но подчиняясь давней просьбе Алексея, не связываться с Олесей – молчала.

– А то, я давно её ху…ми не обкладывала, – Олеся достала из мятой белой пачки, с изображением рака языка, сигарету, и неторопливо прикурила её пламенем винтажной Zippo.

– За то, что она, когда-то, сделала комплимент цвету твоих волос? – пошутил Алексей.

– Ага, я так и представила, как она, закрывая отманикюренными ручками свой пухлый виртуальный ротик, и хлопая красивыми глазками, осуждающе смотрит на мои синие волосы.

– Вообще-то, она обычный ИИ, просто женского рода.

– Правильно! Я поэтому, так её и описала. Потому что, видела, как Семён, с этой арендной ИИхой, совокуплялся в «чувствительном» костюме. Урод!

– Это было полгода назад, расслабился человек! – попытался защитить художника, Лёша.

– Для расслабился! – есть Олеся! Он со мной делает всЁ, – не унималась синеволосая девушка.

– Олеся, прошу! Давай без этого. Я догадываюсь, что в сексе – ты бомба, но мне это не интересно, – продолжая следить за происходящим на сцене, слегка поморщился Алексей.

– Если бы, я не знала про всех твоих баб, я бы заподозрила, что ты тоже собираешься заказать эту новую роботиху!

– Ну да, «убийцу» живых женщин, – Лёша смял пустой стаканчик, и метко запустил им в урну.

– Поэтому, я всегда была против феминисток, и пизд…ла таких ещё в школе. Моя мама как-то, лет двадцать назад, мне сказала: «Если и дальше, бабы будут изводить мужиков, мужики создадут для себя послушных, ласковых, добрых, безотказных, красивых баб-роботов. Не отличимых от живых». Всё, конец. Это случилось. Я видела это существо: вариаций внешности несколько тысяч, одна красивее другой, искусственная матка, даже жрут и в туалет ходят, и не стареют, сволочи! Как, мне с такой бороться?!

– Любовь, только любовь, Олеся! – Лёша блаженно растянулся на стуле.

– Иди в жопу! Если бы помогло, взорвала бы всё это – к чёртовой матери, но это мимо.

– Почему?

– На производство не пустят. Уже читала в сети. Все рабочие проверяются на хромосомном уровне на соответствие мужику. Даже, если временно поменять пол, туда не пройти, и диверсию не устроить, – Олеся сделала глубокую затяжку, и выпустила из носа густую струю едкого, белого дыма.

– Любовь, только любовь, – веселился Лёша.

– Яблоко сгнило, бл…дь! Вместе с живыми бабами и любовью. Всё у нас отняли.

– Почему всё, зато вы настоящие, у вас есть хламидии! – Алексей весело подмигнул Семёну.

– У Олеси нет хламидий, проверено электроникой, – Семён в ответ подмигнул Алексею, намекая на роботов–медиков, – но, Олесе больше нравятся сексуальные, полуголые медсестры, чем электронные «табуретки-проверялки».

– Я не против роботов, я против замены людей на роботов, – Олеся ожесточённо сплюнула под кресло.

– Роботы это удобно. – Возразил Сергей, потягиваясь в кресле. – У меня домработница робот, хоть и дороговато, но она свои деньги отрабатывает. А представь, когда подешевеют эти прототипы живых женщин. Уф. Красавица, умница, тёплая, не устаёт, настроение всегда отличное, послушная, деньги не тратит. Бабыыы, у вас наступают тяжёлые времена!

Олеся высоко подняла правую руку, и показала оттопыренный средний палец всему окружающему мужскому миру.

– Кстати, не курят! – Сергей указал на дымящуюся Олесину сигарету, застрявшую, между гордо реявшим средним, и полусогнутым указательным пальцами.