— Павел самый порывистый и безрассудный из их рода, — ответил Лука, хмуря рыжие брови. — Наверняка он действовал по собственному разумению и никого из родственников не поставил в известность, что собирается сделать.

— А сколько их всего Петровых?

— Теперь пятеро: отец, мать, два взрослых сына и дочь на выданье. Жену старшего сына и его малолетнего ребёнка считать не будем. Выходит, что их не так уж и много.

— Однако у них множество прихвостней, — вставил свои пять копеек Лаврентий, поморщившийся из-за ветерка, налетевшего со стороны поля. — Почитай половина Гати под ними. И простолюдины, и дворяне попроще служат им.

— А с чего именно началась ваша вражда? — продолжил я расспрашивать спутников и покосился на рану, уже покрывшуюся засохшей кровью. Повезло, что пуля не прошла на пару сантиметров левее. Тогда бы я так легко не отделался.

— Матушка моя Лидия перед тем как за папеньку выйти замуж отвергла Петрова, а тот в бешенство пришёл. Говорит, моя ты будешь или никому не достанешься. Он и отца моего на дуэль вызвал, когда тот руки маменьки попросил. Магией бились они, да только не смогли победителя выявить. Не убил папенька этого гада! — прошипел младший Астафьев, яростно сверкнув глазёнками. — Но женился-таки отец мой Павел на матушке, а Петров всё не унимался: жизнь им исподволь портил, чай в одном городе проживали. А спустя несколько годков папеньку моего застрелили, когда тот с Императором тогдашним турка воевать ходил. Да только застрелили его ночью, в русском лагере, когда османов вокруг и близко не было. Зато находился поблизости от того лагеря… кто бы ты думал?

— Петров? — предположил я, выгнув бровь.

— Он самый. У-у-у, подлюка! — погрозил Лаврушка кулаком в сторону Гати. — Он, он подло застрелил моего папеньку, оставив маменьку вдовой с тремя детьми малыми.

— А что же, расследования никакого не было?

— Да какое расследование? Время-то военное было, поход тем более. Списали все на происки турков. Ну а как в Гать пришла весть о том, что отец мой погиб, так маменька моя Лидия сразу слегла. Шибко она его любила. Полгода помучалась, а потом и пред Богом предстала.

— Она в лучшем мире, — проникновенно проговорил Лука и подбадривающе похлопал двоюродного брата по плечу. А тот шмыгнул носом, весь как-то сгорбился и опустил взгляд. Пришлось семинаристу продолжить рассказ. — С тех пор Петровы особо не докучали Астафьевым, но вы, Андрей, сами понимаете, что нынче та давняя вражда вспыхнула с новой силой. И я боюсь подумать к чему всё это может привести.

— Притом началось всё снова из-за женщины, — подметил я.

— Угу, — угрюмо поддакнул Лука, косо глянул на меня и решил провести короткий урок деторождения: — Как вы, несомненно, знаете, Андрей, начальная ступень родителей шибко важна для ребёнка. Ежели сложить начальные ступени отца и матери да поделить на два, то получится начальная ступень дара дитяти. Но в случае Устиньи Аристарховны и Всеволода, ежели они, дай бог, поженятся, всё будет не столь просто. Половин у ступеней не бывает, так что их дети получат либо вторую ступень, либо третью. А направленность дара всегда передаётся по отцу, так что огневиками они станут. Никто из них не будет водяным, как Устинья.

— Ясно, — кивнул я и расстегнул верхнюю пуговичку сюртука из-за того, что стало душно.

Ещё бы! Мы уже какую версту пешком отмерили! Аж ноги гудят, а губы пересохли. Двоюродные братья тоже устали. Лица осунувшиеся, грязные, точно из могил вылезли. Видать, потому-то разговор никто и не захотел продолжать. Дальше мы пошли молча, поглядывая на дорогу. И вскоре нам улыбнулась удача. Позади появились два приближающихся пятна света.

— Автомобиль! — взволнованно просипел Лука и перекрестился. — Спасибо тебе, Господи.

— Рано благодарите его, сударь. Может, водитель и не подумает брать нас на борт, — мрачно выдал я. — Тем более нас четверо, а вряд ли там едет грузовик. По звуку мотора, скорее, легковой автомобиль. Однако попробовать стоит. Лаврентий, дай мне свой шейный платок, я прикрою им глаза, а то вдруг водитель суеверный. Увидит мастера смерти — и только газу прибавит. А вы, Лука Анатольевич, выйдите на дорогу и машите рукой. Авось автомобиль вас не собьёт.

Семинарист внезапно изучающе посмотрел на меня, неопределённо хмыкнул и задумчиво проронил:

— Никак не могу понять из какой вы губернии, Андрей. В Петрограде так не говорят, в Москве тоже. Вы не сибиряк? По слухам, там много блондинов. Или вы даже этого не помните?

— Не помню, — буркнул я и цапнул платок, протянутый младшим Астафьевым.

Лука же проворно выскочил на дорогу и начал размахивать руками, будто собирался взлететь или пытался изобразить мельницу. В любом случае его поведение заставило остановиться практически такой же автомобиль, которым владел и Всеволод. Кажется, в этом мире ещё не доросли до разнообразия машин.

— Вы чего, судари?! — опасливо крикнул сидящий за рулём толстощёкий мужик с зализанными набок чёрными волосами. Ежели бы я был мужеложцем, то носил бы такую же причёску.

— Помощи просим, сударь. Господом богом прошу, довезите нас до Петрограда, — взмолился Лука, бросившись к водительской двери.

— Лаврентий, встань напротив переднего бампера, а то вдруг зализанный уедет, — шепнул я младшему Астафьеву, а сам остался стоять на обочине, чтобы не рисковать. А то вдруг всё-таки блесну своими глазами?

— А чего случилось-то, господа? — прогудел слегка успокоившийся мужик, поначалу явно допустивший мысль, что его хотят ограбить.

— Авария! — крикнул я, заметив растерянные взгляды двоюродных братьев, не знающих, что именно сказать. — Сгорел наш автомобиль!

— А-а-а, так это ваш автомобиль там догорает. Ясно-ясно. А как же вас так угораздило, судари? И не пострадал ли кто? Я там кровь видел и ошмётки плоти.

— Да мы в коня врезались, — неожиданно решил «помочь» мне Лаврушка, переминающийся с ноги на ногу перед капотом.

— В коня? — изумился мужик. — Дык там и куски порванной одёжки лежат!

— А конь тот в пальто был! — иронично сказал я и серьёзно добавил: — Это мы так шутим, сударь, от нервов. На самом деле мы от дедушки возвращались, и он нам с собой мясца дал, а мы его, значится, в старый плащ и завернули. А теперь мясо это, наверное, волки растащили или другие хищники. Мы же его с собой брать не стали. Около автомобиля оставили.

— А-а-а, — понятливо протянул дотошный водитель, почесал затылок и выдал: — У меня в автомобиле место токмо для двоих сыщется. Краски я для художников в город на продажу везу. Они почти всё заднее сиденье и занимают.

— Я куплю ваши краски, сударь! Сколько за них хотите? — громыхнул подошедший Всеволод, уже успевший оттереть лицо от крови и грязи. — И ежели я избавлю от них ваш автомобиль, то уместимся ли мы все в нём?

— Надо сказать, что у меня краски отменные, самые лучшие. Немецкие. А в автомобиле с трудом, но разместимся все, — проговорил хитрый купчина, явно набивая цену.

Старший Астафьев подошёл к водительской двери и, практически не торгуясь, согласился на предложенную торговцем цену, а та оказалась весьма существенной, будто эти краски делали из крови единорогов. Лука даже челюсть уронил на грудь, но встревать в сделку не стал. Я же подумал, что Всеволод, несмотря на то, что его семья небогата, ведёт себя так, будто у него за спиной пыхтят трубами заводы, пароходы и фабрики. На деле же Астафьевы имели лишь лесопилку и клок сельскохозяйственной земли. Впрочем, это его дело. Хочет корчить из себя мажора? Пускай.

После того как сделка состоялась и деньги перекочевали из одного кармана в другой, Астафьевы и Кантов выгрузили из машины ящики, освободив в ней место.

Краску они поставили прямо на обочине, заставив водителя закудахтать:

— Судари, нельзя же так! А ежели, кто врежется? Беда случится. Я уж лучше сам ящики-то в кусты снесу.

Купчина принялся торопливо перетаскивать краску в кусты. И выбрал он самые густые заросли, а когда управился, то цепким взором окинул окрестности, явно запоминая место. Я понимающе усмехнулся. Только он домчит нас до Петрограда, как мигом сюда вернётся и заберёт ящики. Думаю, и Всеволод прекрасно это понимает, однако он не стал ничего говорить и молча уселся на переднее пассажирское сиденье. А нам втроём пришлось потесниться на заднем сиденье. Причём, потесниться в прямом смысле. Мы с Лукой едва не размазали Лаврушку по двери. Но лучше так, чем идти пешком. Посему младший Астафьев всё же с энтузиазмом в глазах воспринял то, что автомобиль пусть и с натугой, но наконец-то тронулся с места.