Главною чертою всех этих маленьких славянских княжеств было отсутствие всякого единства за неимением главенства над всеми. Частые ссоры разъединяли еще более племена и доводили до кровавых драм и таких сеч, после которых роды переселялись и путались между собою. Во время подобных бегств или неожиданных переселений возмужалый возраст будто не существовал, двигались старцы, дети и женщины, самое же зерно погибало в братской распре. Этим также объясняется, почему и без того небольшое племя встречается и здесь, и тут, и там в разорванных кусках.
Раньше поселившиеся, после ухода немцев к югу во II ст. по Р.X., занимали лучшие места возле оставшихся в живых от напора сначала кельтов, а потом германцев-азов. За этими первыми поселенцами шли с запада, из России, другие, от напора на них появившихся на востоке и юге тюрок и сармат. Этим новым поселенцам ничего более не оставалось, как осаживаться силою среди своих собратьев. А так как подобный прилив с востока продолжался до окончательного истребления по правой стороне Лабы и по Одре всех кельтов и германцев, что могло случиться в период появления гунн в конце IV столетия, то легко себе представить, сколько родов и племен образовалось на этом небольшом пространстве, где помещались пришельцы из всех стран нынешней западной России. Тут осели славяне из нынешней Юго-Восточной Лифляндии (Инфляндия), сюда пришли с истоков Днепра и из-под Киева, Волыни, Польши и других местностей. Вместе с населением переносились также воспоминания о покинутом месте, именем которого называли новую родину. Все это плотно сидело друг около друга, от Богемии и Карпат до Балтийского моря, и только непроходимые болота с лесами и естественные границы, как горы, возвышенности и реки, отделяли одно племя от другого, владение одного главы от владения другого. С V по VIII век население, не тревожимое никем, все возрастало и наконец должно было дойти до того предела, когда становится тесно. Вот начало тем морским предприятиям, которым по необходимости приморские славяне должны были предаться для обеспечения дальнейшего существования. Вагры, велеты, раны, поморяне уже очень рано занялись этим делом, и немцы назвали их норманнами, так как в действительности они и были северными жителями, людьми. Таким же ремеслом занимались славяне на противоположном берегу, в Швеции, в Рослагене или в Русском стане, и им вторили, по одинаковости своего приморского положения, все скандинавы, потомки готов, герулов, гепидов, лангобардов и вообще суэвов, известных прежде под именем алан или азов.
Славяне, сидевшие внутри страны, занимаясь главным образом скотоводством и земледелием, за три столетия перед движением, а может быть и раньше, почувствовали также тесноту, которая и была главною, хотя, вероятно, не единственною причиною того, что они стали искать простора за Лабою. Здесь-то и началось, по Лабе и Соляве, столкновение между славянами, напиравшими на запад, и германцами, успевшими в продолжение 7 столетий, спустившись с севера, усесться между Рейном и Лабою, по Везеру, и утвердиться там накрепко. И у них было много племен, оседавших, как и славяне, постепенно, но им повезло счастье в том отношении, что одно из этих племен, франки, успело утвердиться среди галлов; там они заимствовали римские законы и порядки, окрепли на этих основах и, приняв христианство, образовали свое Франко-Галльское государство, а разбросанных от Немецкого моря до истоков Дуная германцев легко подчинили себе. Христианство, римское право, характер галлов и выдающиеся способности королей и их первых слуг, мажордомов вроде Карла Мартеля, а за ним Пипина Короткого и, наконец, деятельность Карла Великого дали галло-франкам и германцам то, чего славяне не имели.
Левый берег Лабы уже в то время представлял сильное государство, тогда как на правом слабые славянские княжества враждовали только между собою. Если союзная Германия первого пятидесятилетия текущего столетия известна была Европе своею слабостью, несмотря на то что в союз этот входили такие сильные государства, как Австрия, Пруссия, Бавария, Ганновер, то что же сказать про славянские княжества, не знавшие союза и имевшие все вместе не более 2 000 000 жителей, так что средним числом на отдельное племя или род вроде вагров, бодричей или велетов приходилось около 200 000 жителей обоего пода? Теперь на этих местах существуют вассальные от Германской империи герцогства вроде Мекленбург-Шверинского с 600 000 населения или Мекленбург-Стрелицкого со 100 000 населения. В противоположность этим небольшим княжествам Франко-Германия была уже колосс, притом в руках великих деятелей и предводителей. И все-таки этот колосс до XII ст. только с ужасным трудом мог справляться со славянами.
Четыре века сряду славяне были грозою сильной Германии, которой могли противопоставить сравнительно только тщедушные материальные средства. Ясно, что неравномерность последних уравновешивалась силою народного духа, только, к несчастию, он не мог проявиться в этой борьбе со всею своею полнотою, ибо славяне действовали без взаимности.
Указанное выше соседство по Лабе славян и германцев, конечно, подавало поводы к частым столкновениям между ними, и еще задолго до Карла Великого они вели друг с другом пограничную воину, причем германцы иногда порабощали славян. Так, западные сказания повествуют, будто сербы, или сорбы, жившие между Лабою и Солявою, платили дань франкскому королю Лотару II уже с 614 года. Но далее, при короле Дагоберте I, эти сербы вошли во владение царя Сама, который освободил их от всякой дани, и они после того, оставались независимыми долгое время. По левой стороне Солявы до ее устья жили тюринги, а далее, по Лабе, — саксы. Последние более всего для нас интересны, так как этот воинственный пограничный народ, с которым беспрестанно боролись славяне, своим упорством в принятии христианства и своими неоднократными восстаниями против франкских королей косвенным образом способствовал порабощению и истреблению славянства Северной Германии.
Жили эти саксы, как сказано, по Лабе и занимали все пространство до Немецкого моря. Хотя они и считались подвластными франкской монархии, но, в сущности, этого не было, и они до Карла Великого пребывали в свободе и язычестве. Еще Пипин Короткий заводил речь о союзе со славянами против саксов, но до 772 г. ничего не было сделано. В этом году было решено Карлом Великим, в Вормсе, привести саксов окончательно в подданство и обратить их в христианство. Началась война, которая длилась почти во время всего царствования Карла и была окончена в 800 г. с помощью бодричей, с которыми Карл вступил в союз. Хотя бодричи за это были вознаграждены землями саксов по левому берегу Эльбы, но такое вмешательство в чужие дела, хотя бы и для своей пользы, для приобретения земли, всегда служило и служит во вред нации. Оно подало повод Карлу, устроив мархию по Лабе, от устья Солявы до устья Гавоты, взглянуть, что делается на правом берегу Эльбы, заметить раздоры между бодричами и велетами, помочь первым как бы в благодарность за их помощь против саксов и кончить тем, что бодричи к концу царствования Карла были под его сильным влиянием и находились у него в послушании. Велеты же хотя и не были покорены, но сильно пострадали, а земля их неоднократно была опустошаема до основания. Пользуясь Старою мархиею по Эльбе, от Гарделегена до Остербурга[107], Карл простер свое владычество и на сербов, между Лабою и Солявою, которые должны были платить ему дань. Для удержания в покорности саксов и для постоянного наблюдения за славянами воздвигнуто было несколько укрепленных пунктов: Цедле, Магдебург, Галле и Эрфурт, первые форпосты для последующих движений германцев в славянские земли. Тем не менее при Карле славяне удержали своих князей, народность и веру. Христианство только издали пускало кой-какие лучи в заэльбскую глушь, и то больше по соседству с ваграми, бодричами и сербами, которые если и не могли противиться появлению одиночных проповедников, зато умели их обходить, смеялись над ними и оставались при своих убеждениях. Чтобы двинуть дело христианства, нужно было укрепить его сначала у саксов, которых обратили в христианство и удерживали в нем только силою. Чего же можно было ожидать от независимых славян? Тем не менее уже и тогда некоторой части славян приходилось терпеть от германцев: это именно тем, которые сидели в Старой мархии, когда последней еще не было, когда сюда не приходили еще саксы, которые впоследствии, будучи принуждены спасаться от напора франков, двигались на восток к славянам. Даже в XIII ст. еще упоминается здесь род липлян около Данненберга, живший среди липового леса. Толь ко с Карла Великого, покончившего с саксами, Старая мархия становится немецкою. Дальнейшее движение германцев за Лабу находилось в полной зависимости как от даровитости правителей, так и от тех средств, которые придумывались для покорения. Генрих I Птицелов сделал в этом отношении для своего государства чрезвычайно много.
