Пожалуй, речь шла даже не об удивлении, а прямо-таки о настоящем откровенном разочаровании. И прежде всего из-за собственного бессилия. Ну, как же в городе, в который каждый день приезжают и уезжают, наверное, тысячи отдыхающих, в городе, где плотность населения в сезон возрастает в десятки  раз; в городе, в котором находится бесчисленное множество разнообразных санаториев, домов отдыха, пионерских лагерей, туристических баз и прочих такого рода учреждений;  так как же в этом самом городе можно отыскать человека? Тем более, что ты только один раз его видел, и понятия не имеешь, ни как того зовут, ни где он обитает, ни, хотя бы, являлся он местным жителем  или же был приезжим?

Возможно, у кого-то от  избытка вышеперечисленных обстоятельств и опустились бы руки, и отравился бы он несолоно хлебавши да с опущенной головою восвояси, но  наш Сергей был сделан из несколько иного теста.  И по этой причине  он уже минут как сорок упорно стоял   все  на том же знаменательном  месте их былого столкновения, вертя головою по сторонам и всматриваясь в прохожих в надежде увидеть   знакомое личико.

– Эй, мальчуган! – окликнул женский  голос. Сергей даже бровью не повел.

– Эй, мальчуга-ан! – повторили вновь погромче. На этот раз он повернулся на зов – стоящая чуть поодаль мороженица махнула рукой, приглашая подойти.

– Ты, что потерял кого-то?

– Ага.

– А я и смотрю, чего это ты, то круги все наматывал, а теперь уж битый  час, наверное, стоишь на месте, да вертишься по сторонам. Родителей потерял что ли?

– Нет. Знакомого. Я с мальчиком одним познакомился недавно на этом месте, – соврал Сергей, вероятно,  стесняясь  признаться в том, что его интересует девочка, – А теперь хотел бы его еще раз увидеть. Вот и стою тут. Может быть придет  еще.

– А он местный или из отдыхающих?

– Отдыхающий, – уверенно  выпалил мальчишка. Потому как именно в этот  момент  он абсолютно  уверовал, что его незнакомка стопроцентно была из курортников.

– А может тебе лучше тогда на пляже поискать? – предположила участливая мороженица, протягивая мальчишке пломбир в вафельном стаканчике.

– Точно, – обрадовано вскрикнул Сергей, – как же я не сообразил? Спасибо Вам, тетя, –  машинально взяв  в руку предложенное женщиной угощение, как-то, совсем не глядя, посмотрев на него и так же машинально с невинной  улыбкой вернув обратно, и уже с каким-то даже деловым выражением лица, мол, не до мороженого сейчас, направился в сторону моря.

 Добравшись до городского пляжа, он обнаружил там гигантское количество отдыхающих и, все же, в большей степени обрадовался таковому обстоятельству, нежели огорчился ему. Сергею казалось, что уж среди них она обязательно должна  быть. А как же иначе?

Не станем углубляться в детальное описание того, как мальчишка стойко и упорно шел к своей цели, всматриваясь в лица девчонок, выискивая последних и на суше, и на море. Скажем лишь, что все его усилия были тщетными. Либо ее там вовсе не было, либо он ее просто не заметил. А может и не узнал, что вполне также было возможным. Ведь мокрые волосы, шляпки, панамки, солнцезащитные очки, покрывала, накидки, надувные круги и матрасы, лежаки, зонтики и прочие сопутствующие отдыху атрибуты никоим образом не способствовали «идентификации» предмета его поиска.

 Вот и городской пляж уже давно закончился,  а Сергей продолжал идти вдоль береговой линии в  направлении своего лагеря.  На него  как-то одновременно  навалились и внутренняя апатия, и прямо-таки безумная усталость. Возникло ощущения оставленного, забытого, брошенного, обманутого ребенка, который уже понимает, что с ним поступили нехорошо. И хотя где-то далеко в глубине души еще, конечно же, теплится надежда, что все случившееся просто какое-то недоразумение,  розыгрыш, неправда, наконец, и что вот-вот  эта неправда должна раскрыться, но подступившая обида все равно дает о себе знать.

Благо тот солнечный двенадцатилетний возраст, в котором мальчик находился, и неутолимая жажда активной жизни немного  предоставили для печали времени. Ибо, как только явилось суждение о том, что сегодня был всего лишь первый день поиска, что она просто могла именно в это в этот раз не быть на пляже по какой-либо вполне уважительной причине; что ведь завтра или послезавтра она окажется здесь обязательно, потому как отдыхающие непременно должны ходить на море, по-другому ведь быть никак не может, так сразу же мальчонка  воспрянул духом, и уже ни о каком забытом ребенке не могло быть и речи.

– Рачки. Семечки. Пирожки, – донеслось до Сережиного уха, и тут же жалобно заныло под ложечкой. Еще бы – после завтрака в пионерлагере в его рту ни единой маковой росинки не побывало. Благо в кармане водилась кое-какая мелочишка, позволившая приобрести у одной из торговок пару пирожков. Получив свою покупку, расположился на песке и принялся с аппетитом  ее уплетать.  Да так увлекся этим  процессом, что лишь только когда  «расправился» с едою полностью, все также сидя на песке, принялся осматриваться по сторонам.

Место, которое Сергей облюбовал, оказалось пляжем то ли турбазы, то ли санатория. Отдыхающих было совсем немного. Можно даже сказать, что их практически не было, по сравнению с той плотностью человеческих тел, которую ему довелось наблюдать на городском пляже. То тут, то там на песке раскинулись, где поодиночке, где попарно, а где и группками большей численности, будучи в полной власти уже принявшего курс на запад, а потому вполне щадящего солнца, курортники. В море плескалось пропорциональное им количество купающихся. Сережа оказался в последнем, наиболее удаленном от кромки воды эшелоне отдыхающих, позади которого была лишь группа подростков, играющих в мяч.

Как-то уж без особого энтузиазма, ибо он даже не удосужился для лучшей видимости подняться на ноги, обежав беглым взглядом находящихся на пляже людей,  мальчик зафиксировал его на инвалидной коляске, пристроившейся у самой воды, в которой сидела девочка с яркой широкополой шляпкой на голове. Вокруг нее заботливо хлопотали две женщины, – постарше и помладше, – видимо, соответственно, бабушка и мама девчушки. Они плескали на ребенка морской водой, что-то весело рассказывая и указывая руками то на водную гладь, то на небо, то в сторону берега.

Сколько Сережа себя помнил, когда ему доводилось встречать калек, инвалидов, душевнобольных и прочих немощных людей, у него всегда возникали какие-то довольно сложные внутренние ощущения. Не сказать, что это было  чувство неприязни, брезгливости или отвращения к таким людям. Подобное ведь тоже частенько вольно-невольно ощущают некоторые из нас. Нет, скорее это походило на растерянность от незнания, как  правильно подобало бы с такими людьми вести себя, смешанную с человеческой жалостью и подсознательным  чувством вины. Вины, прежде всего, за то, что у тебя в отличие от того бедняги все в порядке, и ты живешь своей полноценной человеческой жизнью. Тогда как ему приходится выживать со своим недугом и все время мучиться, как от самого этого недуга, так и из-за внимания окружающих, непременно доставляющих хлопот  своими ухмылками, смешками, оскорблениями, если не вообще издевательствами. И когда он стремился избежать встречи с подобным человеком, а если  этого не удавалось сделать, то старался, хотя бы, не смотреть на него, для чего отворачивался в противоположную сторону, это совсем не означало, что он  не может видеть  его из чувства отвращения. Нет, просто ему казалось, что, если ты смотришь на калеку прямо, то как будто этим своим взглядом ты непременно подчеркиваешь того неполноценность и тем самым его обижаешь. А если же отвернулся, то ты его не видишь и, соответственно, ничем не смущаешь.

Дома в Березниках недалеко от Сергея проживала   одна душевнобольная девушка, возрастом лет двадцати, сознанием же больше походившая на семилетнюю девочку. А, возможно, и младше того, поскольку она даже нормально не выговаривала слова. Жила больная вместе с матерью, которую чаще видели пьяной, нежели трезвой, в компании таких же, как и она, друзей-собутыльников. Звали девушку Найдой. Что являлось производной от ее  собственного имени Надя, которое она же сама и произносила как Найда.