– Да поеду я, Алексей Иванович, поеду. Всё сделаем в лучшем виде, – его так поразили эти слёзы, что он в момент позабыл про всё на свете: и про то, что он устал и голоден, и про свою несговорчивость. – Да не реви ты, ради бога, пожалуйста. Счас всё сделаем!
Он даже не обратил внимания, что назвал её на «ты». Вскочив, он стремглав бросился за угол мастерской, где в простенке между забором и задней стеной боксов у него лежала гнуто-сварная металлическая конструкция, отдалённо напоминающая аршин-шагомер – такими в прошлом веке в деревнях размечали крестьянские наделы. Значит, старый грузовик, про который говорил Портос, это скорее всего «ГАЗон», потому что зиловские клыки шире, а на современных машинах их вообще нет. Клыки – это массивные железные крюки, которые крепятся на переднем бампере и предназначены как раз для буксировки автомобиля в экстренных случаях. Одиннадцать лет назад, придя работать в этот гараж и сев за руль своей ласточки, он первым делом обзавёлся такой штукой, потому что старая развалюха часто капризничала и иногда категорически отказывалась ехать домой самостоятельно. Пашка снял это буксировочное приспособление с другой машины, стоявшей у забора и наполовину разобранной на запчасти. Видимо, приволокли старушку, да и бросили в уголочке, даже не потрудившись снять сцепку. Надо отдать должное, что последний раз он пользовался этой железякой лет шесть или семь назад, и то он тащил, а не его.
– Ладно-ладно, успокойся… Этот Паша – зараза та ещё, но лучше его никто не сделает. Если он возьмётся, то доведёт до конца. Руки у него золотые, и голова соображает, а то, что характер – так неженатый он, – Алексей Иванович гладил по плечу всё ещё всхлипывающую Машу. – Где это видано, чтобы наша Мария Андреевна хлюпала своим очаровательным носиком? Ни разу не слышал, чтобы «железная леди» ни с того ни с сего…
– Откуда вы знаете? – вскинулась она, отстраняясь. – Откуда вы знаете моё прозвище?
– Да батя твой рассказывал. Кстати, как он там поживает? Ты, когда позвонила, всё в суматохе как-то, – Алексей Иванович, этот добрый богатырь, выглядел сейчас словно растерянный школьник перед строгой учительницей.
Поговорить толком у них так и не вышло, потому что из мастерской раздался звук мотора и через несколько мгновений из ворот показался свежепокрашенный задний борт Пашкиного грузовика.
– Ну, ладно, дядь Лёш, поеду я, пока этот ваш Паша не передумал. Это такой редкий экземпляр – я за ним два года гонялась! Знаете, сколько он сейчас стоит?
– Давай-давай, с богом! У тебя переночевать-то есть где? А то, если чего, заезжай к нам. Вот Полина моя обрадуется!
– Спасибо, дядь Лёш! Я в гостинице остановилась, но я обязательно к вам загляну!
Едва выехав за ворота, Пашка тут же поинтересовался:
– Ну, и куда мы едем?
Конечно, было бы логичнее сразу спросить, но тут всё так завертелось, что и некогда было. Только сейчас он сообразил, что хоть, слава богу, путёвку не закрыл, а то первый же въедливый гаишник – и всё! Это ещё хорошо, что отменили недавно вкладыши с баллами. У него их, правда, не было, но неприятности не нужны никому. Портос всегда выписывал ему путевые листы с открытой датой. За них больше платили, но начальник точно знал, что делает – ну к кому ещё, как не к Пашке можно было обратиться в любое время суток, да к тому же и рейсы у него бывали всякие – иной раз и по два-три дня в гараже машина не появлялась.
– Ступинский район, деревня Михнево. У меня карта есть и маршрут – вот, на бумажке нарисован. Только мне ещё в гостиницу заскочить надо, – и она начала копаться в своей сумочке, видимо, разыскивая схему.
– Твою ж мать! Вы что, охренели тут все? – Пашка от негодования едва перевёл дух.
– Кто – все? – наивно хлопая ресницами, поинтересовалась Маша.
– И ты, и твой дядя Лёша. Какого хрена? Время седьмой час, а мы попёрлись… Мы туда доберёмся часов в десять, а то и в одиннадцать – не раньше.
– Ну, так получилось, я не могла раньше. Тем более сейчас темнеет поздно, может ещё успеем? Ну не возвращаться же нам?
Пашка молча выудил грязную и помятую пачку сигарет, встряхнул её, пересчитывая оставшееся количество, и, не отрываясь от дороги, сунул сигарету в рот. Прикурив, он наконец выдал сакраментальную фразу:
– Ладно, бывало и хуже. С тебя сигареты и жратва.
– Спасибо, Паша, – она устало откинулась на спинку сидения и прикрыла глаза.
… Когда в палатку полевого госпиталя ворвались эти твари, коих и людьми-то назвать язык не поворачивался, Зина делала ему перевязку. Шальная пуля навылет пробила ему правое плечо. Так, царапина, ничего серьёзного, а уж пообщаться с ротной медичкой мечтали все – и солдаты, и офицеры. И даже то, что ей было тридцать девять, никого не останавливало. Армия – это сам по себе совершенно иной мир, а уж война так и вовсе другая вселенная. Побывав там и сумев выжить, человек с большим трудом возвращается в свою реальность. Моджахеды захватили медсанчасть настолько неожиданно и быстро, что практически никто не успел оказать сопротивления. Во-первых, большинство было безоружными, а, во-вторых, тот, кто успел дёрнуться, практически мгновенно превращался в труп. Зинаида, раскинув руки, словно птица крылья, защищающая своё потомство, кинулась навстречу бандитам. Но что могла сделать слабая женщина против вооружённых мусульман-фанатиков? Пашка тоже не успел сообразить, что делать, потому что получил в лоб прикладом автомата, причём АКМа советского производства. С трудом придя в себя, он словно сквозь туман видел, как четверо мужчин пытались изнасиловать медсестру. Она дико кричала и вырывалась, до последнего защищая своих пациентов. Уже окончательно обретя способность двигаться, Пашка незаметно вытащил лимонку – последнее, что у него оставалось из оружия – и разогнул усики взрывателя. Они так и не справились с полуобнажённой женщиной, и кто-то из этих зверей выпустил в неё очередь из Калашникова. Когда на обрывках её ослепительно белого халата вспухли и начали расползаться алые пятна, Пашка кинул гранату. Кинул, насколько хватило сил, но, ведь, она была ещё жива…
Пашка посмотрел на свою пассажирку и непроизвольно зажмурился, а когда открыл глаза, то увидел, как впереди идущая иномарка начала резко тормозить на светофоре. Чтобы не вляпаться в роскошный зад, он резко дал по тормозам. Хорошо, что Маша, как оказалось, была привычная к езде на грузовиках и, среагировав, успела упереться руками в поручень на торпеде, едва не ударившись головой о лобовое стекло.
– Извините, задумался…
– Ничего-ничего, всё в порядке. Я с детства привыкла уже. Мой отец – профессиональный шофёр, и первый раз он взял меня в рейс, когда мне было всего три годика. Был шофёром.
– Почему «был»? – бездумно спросил Пашка, пытаясь сосредоточиться на дороге.
– Ну, он давно уже баранку не крутит. Сейчас он бизнесмен, – Маша задумчиво смотрела в окно, думая о чём-то своём, потом резко вскинулась и полезла в свою сумочку тоже за сигаретами.
Возле гостиницы Пашка лихо зарулил на стоянку. На самом деле ГАЗ-52 – неповоротливая галоша, большая и жутко неуклюжая, и выполнять на ней какие-либо элементы фигурного вождения – это словно сидеть верхом на корове, идущей по льду. Однако самому Пашке казалось, что он прямо-таки Айртон Сенна.
– Мария Андреевна, я вас очень прошу, не задерживайтесь, пожалуйста. У нас времени просто в обрез, – Пашка сам не ожидал от себя подобной учтивости.
Но Маша забеспокоилась всерьёз:
– Что случилось, Паша? Я чем-то тебя обидела?
– Нет, всё в порядке, но давайте всё-таки побыстрее.
– Всё, бегу, Пашенька, бегу, – и она аккуратно закрыла дверь кабины.
Как только она ушла, Пашка закрыл глаза и попытался расслабиться, но вместо этого на него накатила волна воспоминаний.
… Спасти Зинаиду он уже не мог – факт очевиднейший и доказанный как следователем особого отдела, так и экспертами военной прокуратуры. Его никто не обвинял в её смерти. Наоборот, по представлению командира роты правительство наградило его Орденом Боевого Красного Знамени. К тому времени у него уже была медаль «За отвагу». Вернулся Пашка домой героем. Чудом выжил он тогда, получив ещё четыре осколочных ранения от своей же гранаты. По касательной, правда – медицинское оборудование спасло его в тот раз. Но справиться с травмой психики за одиннадцать лет, прошедших с тех пор, ему так и не удалось. Ни одна женщина не смогла для Павла стать именно женщиной. Потому что всякий раз, когда дело доходило до близкого общения, перед его глазами возникал образ Зины, Зинаиды Михайловны, отдавшей жизнь за своих подопечных. За неуёмный и порою даже буйный нрав на работе его прозвали контуженным. Мало кто знал, через что ему пришлось пройти там, в чужой стране, защищая неизвестно чего или кого. А про медсестру Зину знал только Борис, и то потому только, что однажды по пьяни – решили друзья расслабиться в пятницу после работы – он решил познакомить друга со своими симпатичными подружками. Вечеринка едва не закончилась трагедией, и Борис потребовал объяснений по поводу неадекватного Пашкиного поведения. Узнав причину, Борька больше знакомств не предлагал, да и сама дружба через некоторое время потихоньку сошла на нет. Благо хоть отцу своему жаловаться не стал, за что Пашка был ему искренне благодарен.
