- Вы правы. Странные бывают совпадения, - сказал господин Гарди, все более уступая доверию и симпатии, естественно рождавшимся в нем благодаря сходству его положения с мнимым положением Родена. - Откровенно говоря, я теперь очень рад, что повидался с вами, прежде чем оставить этот дом. Если бы даже я способен был уступить приступу постыдной слабости, ваш пример помешал бы мне... С тех пор как я вас слушаю, я чувствую себя более твердым на том благородном пути, какой открыл мне этот ангел-аббат, как вы верно заметили...
- Бедному старику остается радоваться, что он последовал влечению сердца, которое влекло к вам, - растроганно заметил Роден. - Вы вспомните когда-нибудь обо мне в том мире, куда вы возвращаетесь?
- Конечно! Позвольте вас спросить: вы рассчитываете остаться здесь?
- А как же иначе? Здесь так покойно, ничто не мешает молиться, ласково отвечал Роден. - А мне сделали столько зла... я так страдал... поведение этого несчастного, который меня обманул, было до такой степени ужасно, он так сильно прогневал Господа своими поступками, что мне, старику, едва остается времени, чтобы обезоружить справедливый гнев небес! О молитва!.. Молитва!.. Аббат Габриель познакомил меня с ее сладостью... и объяснил, какие страшные обязанности она налагает.
- Да... священны и велики ее обязанности... - задумчиво проговорил господин Гарди.
- Знаете вы жизнь де Рансе? - со странным выражением во взгляде проговорил Роден.
- Основателя ордена траппистов? - спросил с изумлением господин Гарди. - Слыхал кое-что, но очень давно, о мотивах его обращения.
- Видите, трудно найти лучшее доказательство всемогущества молитвы... и божественного экстаза, до которого она может довести верующие души... Вот в нескольких словах эта поучительная трагическая история... Господин де Рансе... но я вас не задерживаю?
- О нет! - с живостью отвечал господин Гарди. - Вы не поверите, как меня интересует наша беседа... Мой разговор с аббатом Габриелем был внезапно прерван, а слушая вас, я, кажется, продолжаю слушать развитие его же мыслей... Говорите, прошу вас.
- Очень рад! Я желал бы, чтобы то, чему научил меня аббат Габриель, принесло столько же пользы вам, сколько и мне.
- Аббат Габриель тоже...
- В подтверждение своих слов он и рассказал мне эту притчу, - прервал его Роден. - Всем, что укрепило мой разум и успокоило мое старое, бедное, разбитое сердце, я ведь обязан только ему...
- В таком случае я слушаю вас с двойным интересом.
- Господин де Рансе был светский человек, - начал Роден, внимательно наблюдая за господином Гарди. - Будучи военным, пылким молодым красавцем, он страстно полюбил одну знатную девушку. Не знаю, что препятствовало их браку, но они любили друг друга тайно и были счастливы. Каждый вечер по потайной лестнице господин де Рансе пробирался к своей возлюбленной. Это была одна из тех страстных привязанностей, которые испытываешь раз в жизни. Тайна и жертва несчастной девушки, забывшей свои обязательства, придавали преступной любви еще больше прелести. И, укрываясь во мраке и в молчании тайны, оба возлюбленных провели два года среди любовного бреда и опьянения счастьем, граничившего с экстазом.
При этих словах господин Гарди задрожал, и давно не появлявшаяся краска залила его лоб, сердце невольно забилось сильнее: он вспомнил, что еще недавно он тоже знал опьянение тайны и преступной любви.
Роден, несмотря на наступавшую темноту, острым взглядом подметил впечатление от своего рассказа и продолжал:
- Иногда, впрочем, из страха за свою возлюбленную, если бы их тайна как-нибудь открылась, господин де Ранее хотел порвать эту связь, как ни была она ему дорога. Но девушка, опьяненная любовью, бросалась на шею возлюбленному и страстными речами уверяла его, что если он ее покинет, то она несмотря ни на что сама откроет их тайну. Слишком слабохарактерный... слишком влюбленный, чтобы устоять против мольбы возлюбленной... господин де Рансе уступал, и, отдаваясь потоку наслаждений, уносивших их, опьяненных страстью, они забывали и людей и самого Бога.
С лихорадочным, пожирающим любопытством слушал господин Гарди Родена. Страстные, чувственные образы, вызываемые Роденом в этом рассказе о тайной любви, оживляли в душе господина Гарди жгучие воспоминания, потонувшие было в слезах его отчаяния. Благодетельное спокойствие, которое он начал испытывать после кротких речей Габриеля, сменялось мало-помалу глухой, глубокой возбужденностью, которая вследствие всех перенесенных с утра потрясений начала вносить в его рассудок странное смятение.
Роден, достигнув таким образом своей цели, продолжал:
- Наконец наступил роковой день. Господин де Рансе должен был ехать на войну, и ему пришлось покинуть девушку. После недолгого отсутствия он возвратился, еще более влюбленный, чем когда-либо. Он тайно написал ей, что приедет почти одновременно с письмом. Ночью он, как обычно, пробирается к своей возлюбленной по потайной лестнице... входит в комнату, пылая восторгом и страстью... и находит... покойницу... Она умерла в тот день утром...
- Ах! - с ужасом воскликнул господин Гарди, закрывая лицо руками.
- Она умерла... - продолжал Роден. - У ее смертного ложа горели две погребальные свечи. Господин де Рансе не верит своим глазам, падает на колени перед трупом, не помня себя, берет эту молодую, прекрасную, милую, обожаемую головку, чтобы покрыть ее поцелуями... и эта прелестная головка, отделившись от туловища, остается в его руках! Да... - повторил Роден, видя, что господин Гарди отступает, побледнев от ужаса, - да, остается в его руках!.. Ее смерть была так внезапна, что ее не успели даже причастить и врачи вскрыли это прекрасное тело, чтобы узнать причину смерти...
В это время почти совершенно стемнело. В молчаливой комнате царил только слабый сумеречный свет, в котором смутно выделялось мрачное и бледное лицо Родена, облаченного в черный длинный халат; глаза его, казалось, горели дьявольским огнем.
Господин Гарди, под влиянием разнообразных сильных ощущений, вызванных этим рассказом, где странно смешивались идеи смерти, наслаждения любви и ужаса, ожидал неподвижно, в страшном потрясении, с невыразимым чувством любопытства, тревоги и ужаса окончания рассказа Родена.
