- Кто?

- Мадемуазель Адриенна.

- Она не выходила, так как принимала ванну в девять часов утра.

- Значит, она вернулась раньше девяти, потому что дома не ночевала! Вот до чего дошла эта особа!

Флорина с удивлением взглянула на госпожу Гривуа.

- Я вас не понимаю.

- Как! Вы скажете, что мадемуазель Адриенна не вернулась сегодня утром в восемь часов через маленькую садовую калитку? Посмейте-ка еще соврать!

- Мне вчера нездоровилось, и я спустилась только в девять часов, чтобы помочь Жоржетте и Гебе одеть вышедшую из ванны барышню... Что раньше было, я не знаю, клянусь вам, мадам.

- Тогда другое дело. Постарайтесь же узнать о том, что я вам сказала, у ваших подруг... Они вам доверяют и расскажут все...

- Да, мадам!

- Что делала сегодня ваша барышня с девяти часов утра?

- Барышня диктовала Жоржетте письмо к господину Норвалю. Я вызвалась его отправить, чтобы иметь время все записать и найти повод выйти из дома...

- Хорошо... Где же это письмо?

- Я сейчас отдала его Жерому, чтобы он отправил письмо по почте...

- Ах ты, разиня! - воскликнула госпожа Гривуа. - Почему же ты его не принесла ко мне?

- Так как барышня, по своему обыкновению, громко диктовала это письмо, я запомнила его и записала дословно.

- Это не одно и то же! Быть может, надо было задержать это письмо... Княгиня очень прогневается...

- Я думала, так будет лучше, мадам...

- Господи, будто я не знаю, что вы сделали это без умысла? Вами очень довольны за эти шесть месяцев... Но все-таки вы совершили большой промах!

- Будьте ко мне снисходительны, мадам... мне и без того нелегко!

И девушка подавила печальный вздох.

- Что ж, моя милая... Не продолжайте, если вас гложут угрызения совести... Ведь вы свободны... можете всегда уйти...

- Вы знаете, что я не свободна, мадам, - сказала покраснев и со слезами на глазах Флорина. - Я в полной зависимости от господина Родена, поместившего меня сюда...

- Так нечего и вздыхать!

- Невольно совесть начинает мучить... Барышня так добра, так доверчива!..

- Словом, она совершенство! Но вас сюда вызвали не для того, чтоб воспевать ей хвалы!.. Что было дальше?

- Затем явился рабочий, который нашел вчера и принес Резвушку; он желал говорить с барышней.

- И он все еще у нее?

- Мне неизвестно, он пришел, когда я уходила с письмом...

- Узнайте, зачем приходил этот рабочий к вашей госпоже... и постарайтесь сегодня же как-нибудь вырваться сюда, чтобы мне об этом доложить.

- Хорошо, мадам.

- А что, ваша барышня очень озабочена, испугана, встревожена ожиданием свидания с княгиней? Ведь не трудно понять, что у нее на уме!

- Она была весела по обыкновению и даже шутила по этому поводу.

- Шутила?.. Смеется тот, кто смеется последний, - сказала дуэнья и прибавила сквозь зубы, так что Флорина не могла ее слышать: - Несмотря на свой дьявольский характер и отчаянную смелость, она затрепетала бы от ужаса... умоляла бы о пощаде... если бы знала, что ее ждет сегодня. Затем, обращаясь к Флорине, она продолжала: - Ну, теперь идите домой... и постарайтесь отделаться от ваших... угрызений! Право, они могут сыграть с вами прескверную шутку... не забывайте этого.

- Я не могу забыть, что я больше над собой не властна, мадам!

- Ну, то-то!.. До свиданья.

Флорина пошла через парк в павильон, а госпожа Гривуа отправилась к княгине Сен-Дизье.

4. ИЕЗУИТКА

Пока предыдущие сцены происходили в павильоне мадемуазель де Кардовилль, в большом доме княгини Сен-Дизье совершались другие события.

Роскошь и изящество первого жилища составляли разительный контраст с мрачным убранством особняка княгини. Она занимала в нем только второй этаж, так как первый предназначался для балов, а княгиня давно уже отказалась от суетных светских удовольствий. Особенная важность слуг, пожилых и одетых исключительно во все черное, глубокая тишина, господствовавшая в ее жилище, где слова произносились только шепотом, почти монастырский характер всего дома придавали всему окружающему особо печальный и суровый отпечаток.

Один светский человек, обладавший редкой независимостью характера, соединенной с большим мужеством, искренно признался однажды, говоря о княгине Сен-Дизье (которой Адриенна _собиралась_, как она говорила, задать _генеральное сражение_): "Для того чтобы не приобрести в госпоже Сен-Дизье врага, я, человек не пошлый и не низкий, сделал в первый раз в жизни пошлость и низость!"

Но госпожа Сен-Дизье не сразу достигла столь важного _положения_.

Необходимо сказать несколько слов, чтобы осветить со всех сторон различные периоды в жизни этой женщины, опасной и неумолимой по натуре и связь которой с орденом иезуитов придала ей страшное и таинственное могущество. Если есть что-нибудь ужаснее иезуита, то это именно иезуитка, а между тем, посещая известное общество, можно весьма легко убедиться, что подобных членов в "светском платье" (*14) у иезуитов немало.

В последние годы Империи и в начале Реставрации княгиня, замечательно красивая собой, была самой модной женщиной в Париже. Она обладала живым, деятельным, деспотическим и склонным к авантюризму умом, холодным сердцем и сильно развитым воображением. Без всякой сердечной нежности заводила она бесчисленные любовные связи - но единственно из страсти к интригам, ради тех волнений, какие они за собой влекут; так любят игру мужчины.

К несчастью, ее муж, князь де Сен-Дизье (брат графа Реннепона, герцога де Кардовилля, отца Адриенны), вследствие ли ослепления или по беззаботности характера, ни разу за всю жизнь не показал виду, что он подозревает жену в любовных похождениях.

К тому же, не встречая препятствий, так как к подобным похождениям относились легко в эпоху Империи, княгиня, не отказываясь от любовных утех, решила придать им побольше остроты и терпкости, соединив их с политическими интригами.

Вступить в борьбу с Наполеоном, попытаться подвести мину под такого колосса - это обещало по крайней мере достаточно сильных ощущений для самого требовательного характера.

Все шло прекрасно в течение определенного времени. Красивая и остроумная, ловкая и лживая, соблазнительная и коварная, княгиня, окруженная массой поклонников, мечтала вернуть во Франции нравы Фронды. С какой-то жестокой кокетливостью она забавлялась, играя головами своих поклонников, превращая их в фанатиков и вовлекая их в самые опасные заговоры. Она завела деятельнейшую тайную переписку с многочисленными влиятельными людьми за границей, известными своей ненавистью к императору и к Франции. Тогда и возникли ее первые контакты с маркизом д'Эгриньи, полковником русской службы и адъютантом у Моро.