Как беззуба бывает человеческая жизнь перед затаившейся угрозой неминуемой гибели. Смертоносным тигром подстерегает опасность за углом, а человек даже не подозревает об этом. Он разгуливает мерными шагами по устланной падшими листьями земле и планирует свой завтрашний день. Но жизнь – не линейка. Ей нельзя отмерить сантиметры. Жизнь – это точка в пространстве, она не имеет право носить длящийся характер. Она либо есть, либо ее нет. Сегодня, прямо сейчас бабочка жива. Она трепещет у тебя в руке, оставляя сладостное послевкусие, а через миг ее может уже не быть. Пообщавшись с бабочкой немногим больше, я бы был уверен, что после расставания бабочка обязательно умрет. Дорогие и любимые всегда умирают после расставания. Именно поэтому я так редко дорожу людьми. Я пытаюсь им помочь, но никогда не пускаю их в свое сердце. Еще одно правило, усвоенное мной.
Дождь стал покрапывать все реже и реже. Подняв голову на небо, я с удивлением обнаружил, что некогда столь грозные тучи тонкой черной пенкой расползлись вдоль горизонта. Наш купол, под которым мы находимся, кто-то обмазал грязью, видимо, с целью устроить нам темную. Человечеству не впервой становиться предметом издевательств, на его долю приходились и куда более изощренные!
Опустив воротник своего насквозь промокшего плаща, я чинно поднялся по лестнице и прошел через главный вход. Очутившись в светлом холле Департамента внутренних дел, мне пришлось на секунду зажмуриться – яркое убранство этого просторного помещения составляло резкий контраст с темной сыростью Вечного города. Однако ощущение уюта и комфорта блестящий холл не доставлял. Здесь все было вычурно. Люди умеют наводить порядок для того, чтобы бросить пыль в глаза. Люди вообще наводят порядок только для этого. Тот же самый вывод относится и к душе. Если человек порядочен, то это только для услады общественного мнения. Предложи ты ему пуститься во все тяжкие при условии, что об этом никто никогда не узнает, он тут же с удовольствием согласится. Более того, он сделает это с хладнокровностью профессионального убийцы. Самый лютый маньяк, как правило, тихоня и примерный семьянин. А все из-за того, что маску порядочности нельзя носить постоянно: она надоедает и мозолит шею. Мой путь лежал как раз к одному из таких «порядочных» людей. Мне нужно было попасть на 15 этаж к руководителю отдела учета незаконных иммигрантов. Это был худой морщинистый мужчина. Его светлые волосы аккуратной челкой свисали на большой рельефный лоб, а брови были настолько ярко выражены, что ими можно было с легкостью играть в театре теней. Ничего не было более подходящего для этого человека, кроме имени Ганс. Но, к сожалению, его звали не Ганс. Его имя было Серж. Серж раньше работал университетским преподавателем, достиг определенных успехов в этой области – стал кандидатом технических наук, что для нашего века высоких технологий являлось колоссальным достижением. Однако Серж быстро потерял интерес к обучению неокрепших молодых умов. Может быть, это случилось потому, что у него самого ум был не настолько крепок, может быть потому, что Серж был замечен в небольшом сексуальном скандале, связанном с его студенткой, но, тем не менее, этот подающий надежды преподаватель завязал с наукой и ударился в политику. Природная вера в свою правоту, возведенная до мании, а также приобретенная находчивость сделали свое дело: Серж стал незаменимой единицей – удобной пешкой в руках солидных политиканов, затыкающих им любые дыры в политической системе общества. Министерство по информационным технологиям, министерство труда, служба по борьбе с наркотиками – везде Сержу находилось применение. За какие-то десять лет Серж существенно оброс мясцом и приобрел весомый авторитет не только в глазах своих бывших студентов, но и среди политической элиты Вечного города. Его политическая карьера пошла в гору и Сержа ждало повышение в виде назначения на должность руководителя отдела учета незаконных иммигрантов. Серж не был подконтролен мне, но наши отделы систематически сотрудничали друг с другом, поэтому мне частенько приходилось наведываться к этому «скучному домоседу», как он себя называл. Отвращения он во мне не вызывал, но и общаться с ним желания особо у меня не возникало. Одним словом, коллега, высокомерный, хитрый коллега.
Зайдя к нему в кабинет, я обнаружил Сержа за его любимым занятием – разглядыванием карточек с портфолио незаконных иммигрантов. Для него это представляло своего рода психологическую игру: Серж пытался по видеоматериалу с иммигрантами угадать род занятий и причины нарушения ими законодательства. Стоит отдать ему должное, в большинстве случаев этот чиновник попадал прямо в точку. В силу своих полномочий Серж вел учет пойманных гоев, пытающихся пересечь территорию Вечного города. Материала для своих развлечений у Сержа было предостаточно. Но, несмотря на это, он был очень ревнив по отношению к своей коллекции. Если какой-нибудь гой после осуждения на принудительные работы получал амнистию, Серж приходил в бешенство, потому что это значило бы исключение архивных данных об этом иммигранте. Угроза наступления таких последствий вынуждала Сержа постоянно работать. Он тщательным образом выискивал все новые и новые объекты своих исследований. Эта неутолимая жажда, сведенная к фанатизму, все больше делала похожим Сержа на цепкого жадного стервятника, выискивающего свою жертву. Он всегда находил ее. Когда он подлетал к ней, она еще дышала, издавала звуки, молила о пощаде. Но хищник ничего не замечал. Стервятник садился рядом с несчастной жертвой, упирался в нее своими блестящими глазами и с упоением ждал, когда же она испустит дух. Бывало, так и не дождавшись, он с нетерпением накидывался на вожделенный объект и умертвлял его своим смертоносным клювом. По мнению Сержа, в этот момент справедливость торжествовала. Конвейер осуществления правосудия не имел ни начала, ни конца. Он был вечен. Серж был лишь винтиком в этом механизме, скрупулёзно смазанным политической пропагандой.
Громко кашлянув, я заставил Сержа обратить на меня внимание. Отпрянув от монитора и сняв наушники, он уставился на меня своим неизменно прямым взглядом:
«О! мистер Смит, это снова Вы! Будьте любезны, объясните, чем обязаны на этот раз?»
Меня передернуло. Несмотря на все недостатки этого уверенного в себе человека: на всю его «порядочность», чересчур правильные политические взгляды и ярко выраженные брови, я определенно мог бы с ним ладить. Если бы он оставил свой показательно деликатный, учтивый тон. Я не приемлю сладостно ванильного обращения по отношению к себе. Эта неприязнь уходит своими корнями вглубь моего отрочества, в те времена, когда беспорядочные половые связи еще были чем-то из разряда вон выходящим, а излишняя вежливость расценивалась как непроизвольная форма флирта. Полбеды, если Серж обращался так только ко мне, но проблема заключалась также и в том, что он говорил о себе в третьем лице. По его мнению, это должно было придать особую важность и некую отстраненность нашей беседе. У меня же создавалось впечатление, что в кабинете помимо меня находится рота солдат, а их сумасшедший прапорщик решил продемонстрировать им, как нужно вести себя на приеме у ныне покойной Королевы Елизаветы.
– Серж, к чему эта манерность. Расскажи мне лучше, скольких еще гоев ты заманил в свою коллекцию? Чем ты их подкупаешь, раз они так и прут косяком в наш славный Вечный город? Не шоколадом ли, которого у них нет? – Я прекрасно знал, что такая форма разговора не понравится моему собеседнику. Более того, мне абсолютно не была интересна вся эта чепуха про его списки, однако, для того, чтобы узнать интересующую меня информацию, я вынужден был острить. Серж всегда очень живо реагировал на колкости в свой адрес – он считал себя незаменимым бойцом, рыцарем без страха и упрека. Поэтому на любые мои выпады он отвечал с удвоенной старательностью, по его мнению, обидными для меня издевками. Никогда человек не готов выдать даже самый строгий секрет так легко, как с целью задеть ближнего.
