Так где же тут, спрашивается, неправда? Что тенденциозно? Пыпин ни в малейшей степени, как видим, не покушался на моральные достоинства Карамзина как отца, мужа, друга и покровителя «передовых литераторов» или даже своего рода светского духовника императорской семьи. Не посягнул он и на заслуги Карамзина перед русской литературой. Речь шла лишь о том, что
Ю.М.Лотмон. Карамзин, с. 589.
АЛ. Зорин. Цит. соч., с. 231.
A.H. Пыпин. Характеристики литературных мнений от двадцатых до шестидесятых годов, Спб., 1909, с. 109-110.
каждый мог прочесть в его Истории и Записке, о политических идеях, свидетельствующих, что Боханов прав. Для читателей, имевших хоть какое-то представление о карамзинских Письмах русского путешественника, эволюция от европейского либерализма к консервативному национализму не может не быть очевидна. Иначе говоря, идеи позднего Карамзина и впрямь выглядели откровенно реакционными — даже во времена Сперанского, не говоря уже о временах Пыпина.
Ну, вот хоть несколько карамзинских «парадоксов», вызвавших, как знаем мы хоть из эпиграфа к этой главе, резкое возражение еще одного «декабриста без декабря» и ставших впоследствии классическими в словаре русских реакционеров.
«Для твердости бытия государственного безопаснее порабощать людей, нежели дать им не вовремя свободу»,70
«Не знаю, хорошо ли сделал Годунов, отняв у крестьян свободу... но знаю, что теперь им неудобно возвратить оную».71
«Всякая новость в государственном порядке есть зло».72
«Не должно позволять, чтобы кто-нибудь в России смел торжественно представлять лицо недовольного».73
«Требуем более мудрости хранительной, нежели творческой»7и
«Пусть уноземцы осуждают раздел Польши: мы взяли своё»75
«Восстановление Польши будет падением России».76
«Для старого народа не надобно новых законов»77
H.M. Карамзин. Цит. соч., с. 74.
Там же, с. 393.
Там же, с. 56.
Там же, с. 104.
Там же, с. 63.
Неизданные сочинения и письма НЖ Карамзина, Спб., 1862, т.1, с. 5.
H.M. Карамзин. Записка о древней и новой России, М., 1991, с. 93.
Там же, с. 48.
«Самодержавие основало и воскресило Россию, с переменою государственного устава она гибла и должна погибнуть»™
Удивительно ли, что М.Н. Покровский комментировал карамзин- ские парадоксы точно так же, как Пушкин? Конечно, высказал он своё суждение о них другими словами, но смысл был тот же: родоначальник русского консервативного национализма предпочитал рабство свободе. «Все русские проекты монархической конституции были попыткой сделать шаг вперед... от деспотизма, как его понимал Монтескье, к монархии. Для Щербатова, Воронцова, Мордвинова деспотия была пройденной ступенью, для Карамзина это было последнее слово политической мудрости».79
Слишком резко? Но вот беспристрастное мнение современного историка, автора послесловия к недавнему изданию Истории государства Российского: «Понимая, что самодержавие только незначительной гранью отличается от деспотии, Карамзин в качестве противовеса ей выдвигаеттребование обязательного исполнения монархом законов, но никакого учреждения, обеспечивающего подчинение им царя, не предусматривает». Да, говорит Л.Г. Кислятина, Карамзин превозносит Сенат, но «лишает его каких-либо юридических прав в отношении самодержца. Сенат можеттолько апеллировать к совести и добродетели монарха».80 Что, спрашивается, оспаривать здесь либеральному историку? Да и зачем оспаривать очевидное?
Пусть оспаривает зто А.Н. Боханов, для которого Карамзин, а не Монтескье, первейший в таких делах авторитет, поскольку в православном государстве все и должно быть не так, как на еретическом Западе. Не удивлюсь, если он и сегодня со священным трепетом цитирует самый знаменитый из карамзинских парадоксов:
«Самодержавие есть Палладиум России. Целость его необходима для её счастья»?1
Там же.
ИР. Вып. 1, с. 57.
НЖ Карамзин. История государства Российского, M., 1989, т. 1, с. 502-503 (выделено мною. — А. Я.)
Н.М. Карамзин. Записка о древней и новой России, с. 105.
Боханов рассуждает просто: что «для них» деспотизм, то для нас Палладиум.
Недалеко от него, хоть и по иным причинам, ушел и другой «восстановитель баланса». Б.Н. Миронову символ веры карамзинского консервативного национализма представляется так: «Народ отказывается от власти в пользу Бога, а Бог делегирует верховную власть монарху, в силу чего произвол верховной власти... принципиально невозможен». И зто, полагает он, в порядке вещей, ибо «русская консервативная мысль от Н.М. Карамзина до Л А Тихомирова вовсе не была оторвана от русской жизни. Она отражала воззрения народа на власть, архетипы русского сознания».82
В конструкции мироновской логики мы, впрочем, уже, кажется, разобрались: сначала посредством московитского просвещения эти самые рабские архетипы в народе укоренить, а потом, ссылаясь на них, объявить об опасности «несвоевременной» свободы. Причем судьями в том, когда свобода своевременна, назначают себя, конечно, все те же консервативные националисты. А поскольку они уверены, что сам Господь делегировал власть самодержцу, скорее всего никогда. Трудно себе представить более глубокое презрение к собственному народу, нежели то, которым пронизаны зти софизмы. Откровеннее был разве только К.Н.Леонтьев, который, в отличие от Миронова, софизмами не баловался, а так прямо и заявлял: «Русская нация специально не создана для свободы».83
Всё зто так, но Юрию Михайловичу Лотману-то что было в зтой компании делать?
Глава третья
Метаморфоза Карамзина ЛибераЛЬНаЯ ЛОГИКЭ?
Понять его, конечно, можно. В конце концов ранний Карамзин и впрямь был в свое время в России посланником европейского Просвещения, в этом качестве и вошел в золотой, так сказать, либеральный фонд русской культуры. Целое поколение российских либералов выросло на его Записках русского путешественника. Про Петра Вяземского говорили даже, что он
Б.Н. Миронов. Цит. соч., т. 2, с. 216.
К.Н. Леонтьев. Письма к Фуделю. Русское обозрение, 1885, № 1, с. 36.
исповедует культ Карамзина. Александр Тургенев был до глубины души тронут его знаменитой фразой: «Главное дело быть людьми, а не славянами».84
Да и в его Истории, помимо того, что была она первым связным изложением русского прошлого, есть страницы потрясающие. В конце концов он — первый авторитетный историк, неопровержимо доказавший, что Иван Грозный был вовсе не «народным царем», как думает Миронов, а мучителем своего народа. Даже в Записке не прощал ему Карамзин, что тот
«по какому-то адскому вдохновению возлюбив кровь, лил оную без вины и сёк головы людей, славнейшихдобродетелями»85 Недаром Пушкин считал Карамзина «Колумбом русской истории».
Тот, ранний Карамзин действительно так глубоко проникся идеями европейского Просвещения, что восхищался не только Вольтером, но и Мирабо, сочувствовал жирондистам в революционном Париже, был в восторге от английской конституционной монархии. А как забыть, что именно его устами литература и впрямь заговорила на чистом, прозрачном русском языке? Ведь ранний Карамзин действительно возглавил борьбу литературных новаторов против «архаистов» А.А. Шишкова, почитавших первым долгом верного сына отечества «бороться с развращенными идеями Запада». На того, раннего Карамзина даже в полицию доносили, обвиняя его ни больше ни меньше как в якобинстве. Тому Карамзину принадлежит знаменитый афоризм, настолько непохожий на только что цитированные, будто сказан он был совсем другим человеком: «Что хорошо для людей вообще, то не может быть плохо для русских».
