Короче, важно, что открытие «вихрю с Запада» неизменно при­носило русской культуре её Болдинскую осень, тогда как изоляция от Европы, связанная ли с именем Грозного царя или Сталина, столь же неизменно оставляла после себя обломки и «духовное оцепене­ние». В этой открытости миру, по свидетельству истории, секрет пло­доношения русской культуры.

Само собою разумеется, что нельзя вернуться в Европу после стольких столетий блуждания по самодержавной пустыне, просто провозгласив её в один прекрасный день «нашим общим домом», как наивно полагал М.С. Горбачев. Такие гигантские цивилизацион- ные метаморфозы сами по себе не происходят. Тут нужна новая Ве­ликая Реформа, если хотите, равная по масштабу той, которую топо­ром пытался навязать России Петр, но выполненная с ювелирным мастерством Ивана III.

Именно поэтому главное в статье, так рассердившей интернетов­ского критика, заключалось в том, что страна так и будет идти от кри­зиса к кризису, покуда её элиты не решили, наконец, куда она идёт. Каждый, кто когда-нибудь садился за руль, знает, как опасно водите­лю нажимать одновременно на зажигание и на тормоз, особенно наперепутье. В нашем случае на перепутье между дорогой, ведущей в Европу, и той, что ведет к новой «ордынской» деградации.

Если, однако, выбор между новой «Ордой» и старой Европой бу­дет сделан в пользу Европы, то требует он прежде всего стратегии возвращения — глубоко и тщательно продуманной. И долговремен­ной. Ибо — не станем себя обманывать — путь не будет ни легким, ни быстрым. Смысл этой стратегии, естественно, в том, чтобы со­здать в обеих заинтересованных сторонах сильную политическую базу реинтеграции России в Европу.

У стратегии много лиц — политическое, правовое, экономическое, оборонное, демографическое — читатель может дополнить этот спи­сок. Но ведь и историческое тоже. И если речь о возвращении в Евро­пу, то историческое, может быть, в первую очередь. Ибо до тех пор, по­куда обе стороны руководятся в своей политике мифами (настаивая, например, на «ордынском» происхождении русской государственнос­ти, как делают не одни лишь безвестные интернетовские комментато­ры, но и их телевизионные наставники, опирающиеся, в свою очередь, на очень даже известных авторов «Русской системы»), будем мы лишь расширять пропасть между Россией и Европой. А проблема ведь в том, чтобы перебросить через пропасть мост, покуда это еще возможно.

Введение к Иваниане

И первым шагом к строительству этого моста может быть лишь расчистка почвы от мусора мифов. А как это без истории сделаешь? Для того, по сути, и пишу я Иваниану, чтобы она, подобно гигантскому экскаватору, расчистила территорию от этого мусора, помогая тем са­мым строительству моста в Европу. Как знаем мы со времен Аристоте­ля, каждый делает, что может.

Конец старой модели

Одной из главных задач теоретической части этой книги было разрушить общепринятую биполярную мо­дель политической вселенной. Иначе говоря, тот фундаментальный миф, из которого с неизбежностью проистекала вся гигантская ми­фотворческая толща, как тина, облепившая наш предмет (и продол­жающая, как мы только что видели, его облеплять). Не мне судить, удалось ли это предприятие.

Мы видели, однако, достаточно отчетливо, как металось само­державие между обоими полюсами этой модели, уподобляясь, по­добно хамелеону, то одному, то другому, но никогда с ними не отож­дествляясь. Его двойственный, пульсирующий, неопределенный ритм просто не улавливался традиционной парадигмой. Каждому, кто хоть краем уха слышал об основополагающей для этого сюжета книге Томаса Куна «Структура научных революций», понятно, что это означает.³ Только рождение новой парадигмы (по Куну) или «новой национальной схемы» (по Федотову) сделало бы очевидным, что са­модержавная государственность явила нам новый, если хотите, «по­люс» политической вселенной, хотя и положено ей было, согласно старой парадигме иметь не больше двух.

И добро бы ограничивалось дело одной самодержавной Росси­ей. А то ведь непонятно и то, к какому, собственно, из двух полюсов следует отнести, скажем, Германию или Италию нового времени. Они-то на протяжении столетий неспособны оказались создать какое бы то ни было национальное государство, будь то абсолютистское или деспотическое. Разумеется, в XX веке обе расплатились за такую аномалию тоталитарной суперцентрализацией и фантасмагоричес­кими «национальными идеями». Разве не провозгласил в 1920-е Мус­солини главной миссией своего режима возрождение величия Древ­него Рима?у\ разве не объявил в 1930-е Гитлер, что «Германия тбо станет мировой державой, либо её вообще не будет»?⁴ Так к какому из «полюсов» традиционной модели отнести германскую и итальян­скую государственность?

Но дело ведь не ограничивается и Европой. Как быть, например, с Японией, которую тоже никто из западных теоретиков не решился зачислить по ведомству какого бы то ни было из традиционных по­люсов? Так что же, еще один перед нами полюс? Да нет, конечно. Просто оказывается, что парадигма, описывавшая политическую

Thomas Kuhn. The Structure of Scientific Revolutions, Chicago, 1962.

Cited in Norman Davies. Europe. A History, Oxford Univ. Press, 1996, p. 548.

вселенную с помощью биполярной модели, безнадежно устарела. Она — не более чем реликт мира, ушедшего в прошлое.

По сути, подтверждает это в своей знаменитой книге о предстоя­щем «столкновении цивилизаций» и Сэмюэл Хантингтон. «Впервые в мировой истории, — пишет он, — глобальная политика стала мно­гополярной и мультицивилизационной».⁵ Он, правда, добавляет к предложенной здесь многополярной парадигме политической все­ленной еще и «мультицивилизационность». Но с этой странностью его концепции предстоит нам разобраться чуть дальше. Как бы то ни было, однако, едва отправим мы биполярную старушку на заслужен­ный отдых, как тотчас обнаружится любопытная параллель.Та же Япония, никогда, по общему мнению, не имевшая никако­го отношения к азиатскому деспотизму, расположена-то все-таки в Азии. И вдобавок еще прожила по меньшей мере 8о % своего исто­рического времени с военно-имперской государственностью, подо­зрительно напоминающей самодержавие. И религия её меньше все­го похожа на христианство. При всем том никто почему-то не сомне­вается, что принадлежит она к европейскому семейству. Выходит, не в географии, не в религии и даже не в самодержавии дело. Так на каком же основании отказывать в этом России? Тем более, имея в виду, что культурный и политический её центр всегда находился в Европе, что религия её христианская и самодержавный отрезок её прошлого занял не больше 50 % её исторического времени? Не точ­нее ли было бы сказать, подобно британскому историку Рене Аль­брехту, писавшему в статье «Два специальных случая: Англия и Рос­сия», что «как и русские, англичане были несомненными европей­цами, только с особыми неевропейскими интересами»?⁶

Мало того. Даже те, кто не согласен с моими аргументами в поль­зу европейского происхождения России, тоже ведь не доказали по­куда, что я неправ и происхождение ее на самом деле, скажем, «ор­дынское», или евразийское, или вообще какое-нибудь «полумарги-

Samuel Hantington. The Clash of Civilizations and the Remaking of the World Order, NY, 1996, p. 20.

Norman Davies. Op. cit.., p. 18.

нальное». Короче, едва покончим мы с биполярной моделью, отлу­чение России от Европы неминуемо оказывается проблематич­ным — по крайней мере в смыслетеоретическом.

Сколько на Земле цивилизаций?

Это ничуть не означает, конечно, что все старое плохо, а все новое хорошо. Например, новейшее «мультицивилиза- ционное» поветрие несомненно, с моей точки зрения, хуже старой доброй гегелевской формулы, которая, как мы помним, кладет в ос­нову политического прогресса категорию свободы. Что, впрочем, требует отдельного и очень подробного разговора.

Тем более, что именно это мультицивилизационное и тоже, каза­лось бы, вполне западное поветрие, а не, допустим, идеи независи­мости суда или реального разделения властей так стремительно, можно сказать во мгновение ока, завоевало российскую политичес­кую и научно-гуманитарную элиту. Почему? Что соблазнило её в этом крайне, как мы скоро увидим, сомнительном постмодернистском подходе к философии истории? Не то же ли самое, что соблазнило ее в биполярной модели, т.е. возможность отлучения России от Европы?