В конце концов за двадцать поколений своей государственности не раз стояла Россия на аналогичных исторических перекрестках, опять и опять выбирая путь в будущее. Порою выбор её лидеров был правильным, но нередко оказывался он и ошибкой. Иногда непростительной, грубейшей. По крайней мере, трижды заводил он страну в болота исторических тупиков, выход из которых требовал от народа огромных, бывало, и страшных жертв. Так вытаскивал Россию из московитского болота XVII века Петр I. Так вытаскивал её из николаевского болота в середине XIX века Александр II. Так, наконец, под напором «снизу» выводили её из тупика советского в конце XX века Горбачев и Ельцин. И опять и опять приходилось подданным Российской империи во всех этих случаях начинать жизнь с чистого листа, невольно признавая таким образом, что десятилетиями страна шла навстречу
катастрофе. »
Отсюда замысел трилогии.
Почему, в самом деле, не попробовать нам с читателем опереться на опыт всех двадцати поколений, живших и умерших на этой земле с самого начала её государственного существования? На опыт всех стратегий, выбиравшихся её лидерами на протяжении пяти столетий?
Драматическая и для большинства читателей совершенно неожиданная картина откроется нам, едва попытаемся мы это еде- лать. Все магистрали и закоулки отечественной истории окажутся перед нами как на ладони. И все роковые ошибки тоже.
Увидим мы, например, как, стряхнув с себя более чем двухвековое варварское иго, расцвела страна, вступив во главе со своим первостроителем великим князем Иваном III в эпоху, которую я назвал Европейским столетием России (1480-1560). Увидим поразительные для своего времени, нередко опережавшие тогдашнюю Европу реформы, которые открывали, казалось, перед страной перспективу дальнейшего роста и процветания.
Но увидим мы также и катастрофу. Увидим гибель всех этих надежд в нескончаемой четвертьвековой войне с Европой, дотла разорившей страну. И в первом на Руси тотальном терроре царя Ивана IV, известного в потомстве под именем Грозного, который, по словам Николая Михайловича Карамзина, «по какому-то адскому вдохновению возлюбив кровь, лил оную без вины и сёк головы людей, славнейшихдобродетелями».
Еще страшнее, однако, оказалось то, что диктатуре Грозного царя удалось институционализировать эту новую в русской истории военно-имперскую государственность, положив начало порабощению большинства соотечественников и «сакральному самодержавию». Наглухо отрезав Россию от Европы, она поставила страну на грань распада в бурях Смутного времени и в конечном счете ввергла её в затяжной исторический тупик Московии. Тот самый, из которого и пришлось большой кровью извлекать Россию столетие спустя Петру.
4 Здесь, во вступительном слове, не место подробно описывать то, что увидим мы в русской истории дальше, попытавшись опереться на опыт двадцати её поколений. Всё это читатель найдёт в трилогии. Скажем лишь, что так история России и продолжалась: эпохи сравнительного благополучия перемежались эпохами деградации, которые один из основоположников славянофильства Иван Васильевич Киреевский очень выразительно характеризовал как «оцепенение духовной деятельности». И как увидим мы в трилогии, странным образом всегда настигала Россию деградация, едва «отрезалась» она от Европы — в полном согласии с истиной Чаадаева. Именно со времени национальной катастрофы середины XVI века и обречена была страна на столетия «догоняющего равития».
Я, впрочем, никакой особенной задачи и не ставил перед этим вступительным словом, кроме того, чтобы показать, что стратегии лидеров России на протяжении всей истории её государственности действительно определяли её судьбу на поколения вперед. Так было во времена Ивана III и Ивана IV, повторилось и при Алексее и Петре Романовых, при Екатерине II и Николае I, так же, как и при Александре III или Сталине. Едва ли есть у нас поэтому основания полагать, что выбор сегодняшних лидеров не отразится на судьбе наших внуков.
И, конечно же, подтвердил обзор всех двадцати поколений российской государственности, которые пройдут перед читателем в трилогии, что Пушкин был прав: каждое выпадение из «европейской системы», подобное ли московитскому, или николаевскому, или советскому, и впрямь приносили России горе. Большое неизбывное горе для слишком многих, кто, подобно ему, родился на этой земле с душой и талантом.
Просвещенный читатель заметит, конечно, что — за исключением дат — название трилогии повторяет заголовок знаменитой книги Николая Яковлевича Данилевского, впервые опубликованной в 1869 году и ставшей при Александре III своего рода библией тогдашнего русского национализма. Данилевский проповедовал войну с Европой «во всей её общности и целостности». И хотя он был уверен, что Европа «гниёт» и обречена на судьбу Китая, который, по его мнению, сгнил уже в i86o-e, Данилевский был исполнен решимости слегка подтолкнуть историю, ускорив гибель европейской цивилизации. В этом смысле он был самым выдающимся, пожалуй, предшественником большевиков.
Шестое издание его книги, которое увидело свет в 1995 году, и дискуссия, вновь развернувшаяся вокруг идей Данилевского на закате XX века (подробно рассмотренная во второй книге трилогии), свидетельствуют, что, несмотря на их очевидную архаичность, идеи его отнюдь не утратили власти над умами наших современников.
Я говорю о тех ненавистниках Европы, которых Чаадаев в свое время саркастически назвал «новыми учителями». «Кто не знает, — писал он, — что мнимо-национальная реакция дошла у наших новых учителей до степени настоящей мономании. Теперь уже речь идет не о благоденствии страны, как раньше... довольно быть русским: одно это вмещает в себя все возможные блага, не исключая и спасения души».
Сегодняшние «новые учителя» идут в своём поклонении Данилевскому еще дальше, чем царские. Если в 1880-е проф. К.Н. Бестужев-Рюмин всего лишь приравнял его идеи к открытию Коперника, то один из наших современников назвал свою книгу о Данилевском «Славянский Нострадамус». Другой, кстати, д-р исторических наук и старший научный сотрудник академического Института российской истории, убежден, что эти идеи были «взглядом, брошенным на историю не с кочки зрения европейской цивилизации, а с высоты космоса и одновременно с высоты Божественного устроения всего сущего на всё в человеческом мире и вокруг него». А третий, духовное лицо, совершенно уверен, что всякий, кто смеет возразить против идей Данилевского, смотрит на историю «глазами диавола».
Я не стану здесь возражать сегодняшним эпигонам Данилевского. Вполне убедительно ответил им еще 120 лет назад великий русский философ Владимир Сергеевич Соловьев, когда писал: «Утверждаясь в своем национальном эгоизме, обособляясь от прочего христианского мира, Россия всегда оказывалась бессильною произвести что бы то ни было великое или хотя бы просто значительное. Только при самом тесном внешнем и внутреннем общении с Европой русская жизнь действительно производила великие политические и культурные явления (реформы Петра Великого, поэзия Пушкина)».
Короче говоря, выбор названия для трилогии не случаен. Оно призвано подчеркнуть её открытую полемическую направленность по отношению к одноименному сочинению Н.Я. Данилевского и его сегодняшним единомышленникам.
Я знаю — как не знать? — что и в России и в Европе выросла за столетия мощная индустрия исторического мифотворчества, ставящая себе целью убедить публику, что они чужие друг другу — всегда были чужими и всегда будут. Даже принадлежат к разным «цивилизациям». Приложили к этому руку и классики западной историографии. В унисон с «мономанией» отечественных певцов национального эгоизма они тоже полностью игнорировали Европейское столетие России и порожденную им либеральную традицию в её политической культуре. И тоже пропагандировали миф о прошлом России как о тысячелетнем царстве рабства и деспотизма. Как увидит читатель в первой книге трилогии, аргументы их очень подробно рассмотрены и безосновательность их показана, надеюсь, достаточно убедительно.