Это правда, что срок их был отмерен. Скоро наступит им конец, скоро европейские наблюдатели станут высокомерно иронизиро­вать и ужасаться азиатскому безмолвию Москвы. Но именно поэто­му ведь и важно помнить, что начинала-то Москва не так, что умела она жить и иначе!

Еще очень свежи, намного свежее, чем при Грозном, были тогда воспоминания об иге. Но ничуть, как видим, не мешало это России жить полной жизнью, словно торопясь наверстать потерянные из-за ига десятилетия — спорить, кипеть, обличать, проповедовать. Не было казенного монолога государства перед безмолвствующим народом. Был диалог, была идейная схватка — бурная, открытая и яростная.

И происходило все это, не забудем, в преддверии ожидаемого конца света. Истекало седьмое тысячелетие по православному ка­лендарю, и вот-вот перед глазами погрязшего во грехе человечества должен был явиться грозный судия. Наставало время Страшного Су­да. Страсти были накалены до предела. Иерархия открыто бунтова­ла. Эхо этого бунта докатилось до наших дней. «Неискренняя линия ■ самой власти, — негодовал А.В. Карташев, — свела почти на нет ин-

³⁹ Слово кратко в защиту монастырских имуществ. М„ 1902, с. 25.

4Q

В. Малинин. Старец Елеазарова монастыря Филофей и его послание, Киев, 1901, с. 129.

квизиторскую ревность архиепископа Геннадия. При дворе царил Курицын. Церковь возглавлял Зосима. Ересь не только не замирала, но, можно сказать, цвела пышным цветом».⁴¹

Биограф Ивана III Николай Борисов тоже негодует: «Массовое отречение от христианства происходило на фоне оживления религи­озного энтузиазма еврейских общин на Руси».⁴² Если иметь в виду, что еврейские общины появились в России три столетия спустя, пос­ле раздела Польши, читателю остается лишь гадать, каким образом удалось Борисову обнаружить оживление их религиозного энтузиаз­ма в 1492 году.

Великого князя обвиняли ни больше ни меньше как в измене. Со­временный историк церкви В.И. Алексеев счел возможным всерьез задать даже такой фантастический вопрос: «Действительно ли ерети­ками была поставлена ясная цель захвата тайным образом, сохраняя личину православия, духовной и светской власти в лице Зосимы и еретички Елены, т.е. разрушения духовной и светской власти в Рус­ском государстве?» Дальше еще страшнее: «Не пользовались ли ере­тиками как агентурой какие-либо иностранные государства?»⁴³

Если такие вопросы задаются сейчас, можно себе представить, что писали и говорили тогда — в канун конца света. Читатель, конеч­но, понимает, как повел себя перед лицом этого бунта иерархии наш герой. Он, как всегда, не стал доводить дело до упора. Он отступил. Но, конечно, как хорошо, я думаю, понимаеттеперь читатель, недале­ко. И не надолго. Однако на церковном Соборе 1490 года победителя­ми оказались иосифляне. Собор выдал Геннадию нескольких новго­родских еретиков, бежавших в Москву под защиту великого князя. Их осудили и возили по новгородским улицам на лошадях, лицом к хвос­ту, в вывороченном наизнанку платье, в венцах из сена и соломы с надписью «Се есть сатанинско воинство». Благочестивые новгород­цы плевали им вслед и кричали: «Вот враги Божии, хулители Христа!»

А.В. Карташев. Цит. соч., с. 497.

Н. Борисов. Повседневная жизнь средневековой Руси накануне Конца Света, М., 2004, с. 39.

В.И. Алексеев. Цит. соч., с. 237.

И тем не менее всероссийской антиеретической кампании, кото­рой исступленно требовали иосифляне, за этим не последовало.

Можно предположить, что таким гамбитом Иван 111 хотел отку­питься от иерархии, повыпустить пар из кипящего котла иосифлян- ских страстей и этой ценой сохранить Курицына, Елену Стефановну и внука Димитрия, которого намеревался венчать на царство. Но можно предположить и другое. Не зародился ли тогда у него в го­лове под влиянием этих новгородских событий замысел, так сказать, большого гамбита, т.е. коварного политического сценария, постав­ленного несколько лет спустя на церковном Соборе 1503 года?

Замысел этот был — обменять ересь на церковные земли.

Глава третья и нестяжатели

На этом он мог выиграть дважды: и как политик,

и как ревнитель чистоты православия. Кто знает, не покровительст­вовал ли великий маккиавелист еретикам специально ради такой комбинации? Это, конечно, всего лишь догадка. Но вот документ, письмо Иосифа архимандриту Митрофану, духовнику великого кня­зя. И в этом письме странный рассказ. Пригласил государь к себе его, Иосифа, совсем еще недавно опального монаха, и вел с ним длинную беседу о делах церковных. И в беседе вдруг выдал «кото­рую держал Алексей протопоп ересь и которую ересь держал Федор Курицын», и даже сноху свою обличил, Елену. Признался, что «ведал ересь их» и просил за это прощения...

Какой смысл могла иметь эта смиренная просьба могуществен­ного повелителя? Это отречение от друзей и советников, которых он многие годы поддерживал? Эта мольба, обращенная к открытому врагу, угрюмому и непримиримому догматику? Как хотите, только один смысл могла иметь вся эта сцена. Она была предложением по­литической сделки.

По-видимому, впрочем, Иосиф остался непримирим. Великий князь снова не преуспел. Правда, и он не торопился исполнить свое обещание — послать по городам «обыскивати еретиков да искоре- нити», т.е. приступить наконец к той самой всероссийской антиере­тической кампании, которой уже четверть века домогались Генна­дий и Иосиф. Во всяком случае через год после этой встречи Иосиф горько сетовал в том же письме Митрофану: «И аз чаял — тогды же государь пошлеть, ино уже тому другой год от великого дня настал, а он, государь, не посылывал»⁴⁴ Вместо погрома еретиков готовил Иван III, как оказалось, нечто совсем другое, прямо противополож­ное — сокрушительный удар по иерархии.

Время для него наступило в 1503-м, на самом, быть может, дра­матическом церковном Соборе в истории православия. Об этом Со­боре рассказывают восемь разных источников. Иные противоречат друг другу. Об одном из них, известном под названием «Валаамская беседа», историки и вовсе придерживаются противоположных мне­ний. А.А. Зимин полагает, что документ этот нестяжательского проис­хождения,⁴⁵ а Я.С. Лурье⁴⁶ и Г.Н. Моисеева⁴⁷ считают, что написан он иосифлянами. Изложенная здесь версия базируется в основном на классическом труде одесского профессора А.С. Павлова⁴⁸ с незна­чительными поправками, следующими из найденного лишь в i960 году Ю.К. Бегуновым в пермской библиотеке последнего, восьмого, источника под названием «Слово иное»⁴⁹

Да, в 1490 году великий князь отступил. В 1503 он вернулся к сво­ей верховной реформационной задаче — секуляризации церковных земель. Как можно предположить, мечтал он об этой минуте с само­го 1480-Г0, когда — еще до решающей конфронтации с ханом Ахма-

НА. Козакове и Я.С. Дурье. Цит. соч., с. 438.

АА. Зимин. О политической доктрине Иосифа Волоцкого. Труды отдела древнерус­ской литературы, т. IX, М. — Л., 1953, с. 170.

Я.С. Лурье. Цит. соч., с. 414.

Г.Н. Моисеева. Валаамская беседа — памятник публицистики XV века, Л., i960, с. 22-23.

AC. Павлов. Цит. соч.

Ю.К, Бегунов. «Слово иное» — новонайденное произведение русской публицистики XV! в. о борьбе Ивана 111 с землевладением церкви. Труды отдела древнерусской лите­ратуры, т. XX, М. — Л., 1964, с. 351.

том на Угре — увёз из Новгорода двух никому неизвестных и подозре­ваемых в ереси священников, чтобы высоко вознести их в москов­ской церковной иерархии. Почти четверть века прошло с той еще не­уверенной, совсем незрелой попытки расколоть эту иерархию, стояв­шую стеной на пути государственной необходимости. И вот сейчас, в 1503-м, когда «нача старец Нил глаголати, чтобы у монастырей сёл не было»,⁵⁰ могло, наверное, показаться великому князю, что торжес­тво его дальновидного плана близко, наконец, при дверях. Автори­тетная, известная своим благочестием партия единомышленников внутри церковного лагеря была создана — его руками.