Прихожая со старой напольной вешалкой почему-то всегда погружена в сумерки, несмотря на наличие потолочного светильника. Наверное, всё дело в лампочке, думает каждый раз почтальон, погружаясь в рассеянно-дымчатую обстановку, где чёткие грани истончаются. Тусклость ради экономии – вот и всё объяснение. Да и зачем в прихожей свет нажигать? Много ли делов обуться-разуться. Он, Карл Демьянович, между прочим, с закрытыми глазами может ботинки зашнуровать. Если надо, конечно.

Сегодня и правда особенный день – хозяйка против обычая, не задерживаясь ни на шажок, шествует в гостиную, куда с определенным колебанием следует и гость. Почтальон – весьма важная персона в городке и, конечно же, занятая. Обойди все дома и разнеси почту: тут не то, что минута, порой и секунда на счету.

А в гостиной у мадам Купаловой господин Полдин и бывал то всего несколько раз за тринадцать лет, хотя порой ему кажется, что чаще. И надо сказать, что эти разы без приключений не обходились. Естественно, благородный нрав почтальона зачисляет в виновники кого угодно, то бишь: скачки напряжения в электросети, неблагоприятные погодные условия и ошибочные сводки синоптиков и, конечно же, несносного кота. Но ни разу, слышите, ни разу он и не думал подозревать в чём-то из ряда вон хозяйку домика на окраине Катьковска. Хотя о Кларе Захаровне много чего говорят и давно.

Сегодня в гостиной тихо и уютно, даже деревянные половицы, крашенные в темную охру, молчаливее обычного, хотя есть там одна такая, подленькая, сначала даст на себя наступить, а когда нога поднимется – тут и выдает протяжный сухой скрип, от которого хочется сквозь землю провалиться.

Посреди комнаты на островке однотонного паласа стоит главное украшение – круглый белокаменный стол с основанием по центру. При удобном случае Карл Демьянович интересуется, каков материал стола, как его сюда доставили, и всякий раз забывает ответы хозяйки.

Но сегодня он впервые не задается интересом к столу, который устлан золотистым кружевом редчайшего мастерства. На столе стоит фарфоровый сервиз черного цвета с позолотой, блюда с конфетами и пирогами. Карл Демьянович вдруг вспоминает, что завтракал давно (а если точно, то в шесть тридцать), и слюнка во рту накатывает на язык, подобно доброй волне. Но работа – есть работа.

– Ваша почта, – протягивает он письмо, то самое, которое вытащил, не глядя из сумки.

Хозяйка учтиво принимает корреспонденцию, и едва кинув взгляд на указанного на конверте адресата, протягивает обратно руку с чужим посланием.

– Это письмо написано не мне, Карл Демьянович, – возвращая, Клара Захаровна попутно поясняет, – оно адресовано Иде Карповне, продавщице в супермаркете «Зяблик». Ей пишет дочь, та, что старшая, она не сможет приехать в отпуск из-за внутрисемейного конфликта, и внуков она тоже не пришлет: девочки в конце июня уедут в лагерь. Хотя, что может сравниться с отдыхом у бабушки в Катьковске? Вы так не считаете, Карл Демьянович?

Обычно «рентгеновское» зрение мадам Купаловой поражает господина Полдина так сильно, что его рот сам собой разверзается, как пещера Али-Бабы. Но сегодня день особенно хорош, и полупрозрачные занавески на приоткрытых окнах ласково шуршат и мерно колеблются, а уличный воздух, проникая внутрь, подхватывает ароматную струйку пара из носика высокого и стройного кофейника и дразнит чувствительный нос проголодавшегося почтальона.

– Не желаете ли кофе? – угадывает голод гостя хозяйка.

Клара Захаровна сегодня, ух, как хороша. В чёрном, приталенном платье с глубоким декольте, которое обрисовывается тончайшим кружевом удивительного пурпурного оттенка. Окна гостиной выходят на восточную сторону дома, а потому солнечный свет заливает комнату, несмотря на преграду в виде оконных занавесей. Сегодня ясное июньское утро, обещающее не менее приятный день, а когда это ещё и пятница, настроение само по себе лучше некуда.

Быстро поборов природное стеснение, гость усаживается на один из двух стульев. За столом почему-то всего два стула с высокой спинкой, но Карла Демьяновича этот факт не удивляет: Клара Захаровна живет одна, а стало быть, зачем ей лишняя мебель? Второй стул свидетельствует о том, что к ней на кофе (а она известная кофеманка, несмотря на возраст) захаживают местные. Ну, ходят же слухи о её «сеансах». Правда, что это за сеансы такие Карл Демьянович не в курсе, но полагает, что это обычные женские посиделки с языкочесанием и не более того.

Чашечка из тонкого фарфора наполняется кофе, разглядеть его цвет невозможно, конечно, сам фарфор же черный. Но аромат напитка …м-м-м… божественно хорош! А как вкусны пироги из воздушной сдобы и начинкой из спелой клубники и ревеня! Никто в Катьковске не печет так, как мадам Купалова.

На мгновение – между вторым и третьим пирогами – почтальон выпадает из реальности. А затем до него доносится голос хозяйки, обращенный не к нему, а к кому-то ещё.

– Ну чего ты всё дуешься? Ты же не уличный какой, понимаешь, что так нужно было. Ради твоего блага сделано.

Говорит она, увещевая и сетуя одновременно.

– А я просил? Я разрешал? – отвечает обижено какой-то уж совсем странный голос, со скрипом и хрипотцой.

Карл Демьянович трёт глаза. Хозяйка явно обращается к коту, который сидит рядышком, на краешке паласа.

– Чур! – резко шепчет Клара Захаровна, замечая, как Карл Демьянович, позабыв о пирогах, во все глаза пялится то на неё, то на кота.

– Мяу-у-у, – заводит кошак, тряся головой.

Только тут господин Полдин замечает, что черная кошачья голова завернута в прозрачный пластиковый кулёк. Ветеринарный воротник и есть причина обидчивого мяуканья кота и недоброго взгляда, который он то и дело кидает на почтальона.

– Да ему операцию вчера сделали, – упреждает вопрос гостя мадам Купалова, – у него на спине клещ засел, здоровенный такой, ничем достать не могли. Вот и пришлось резать. А защиту поставили, чтобы языком не трогал.

Снизу снова раздается пронзительное «мяу». Кот норовит достать задней лапой тот участок спины, который скрывается под куском пластыря. И не дотягивается. Порывается дотянуться головой. И не дотягивается. Мяукает.

– Что ж, не буду вас задерживать, Карл Демьянович, – вдруг поторапливает гостя с четвертым пирожком в руках, спохватившаяся хозяйка. – Вам ещё столько домов обойти надо. Вы уж там как-нибудь смягчите Иде Карповне письмецо. Она же так ждет. Дочь и внучек. До понедельника! И не забудьте с утра взять зонтик: будет дождь.

Зная, как продолжителен день почтальона, гостеприимная и щедрая Клара Захаровна снабжает его на пороге дома пакетом с пирожками. До чего же добрая и внимательная женщина, думает, улыбаясь во весь рот, господин Полдин, уже забывая, что слышал что-то необычное. А когда он закрывает за собой дверцу калитки, память избавляет его от вкуса кофе, съеденных пирожков, каменного стола и сумрачного света в прихожей. Остается приятный налет, послевкусие и … пакет с пирожками. А когда часом позже почтальон, дойдет до супермаркета «Зяблик», вручит письмо продавщице промтоварного отдела, то вдруг ощутит, что должен задержаться. Отчего-то ему покажется, что внутри конверта, при виде которого глаза Иды Карповны Гард зажгутся, как звезды в созвездии Большой Медведицы, не самые приятные известия. И его предчувствие оправдается, когда звезды померкнут и увлажнятся горечью.

– Ну, ничего, ничего, – скупо утешит почтальон адресата.

И, наверное, это лучше чем совсем ничего.

Ну а что же происходит, когда нога Карла Демьяновича оказывается за черной калиткой домика с ореховыми стенами?

– Чуть не испортил всё, – выдыхает Клара Захаровна, возвращаясь к столу. Она наливает себе вторую чашечку. – На кой тебе приспичило, Бартоломей?

Кота в действительности зовут Варфоломей, а когда хозяйка не в духе, зовет его по-всякому, даже поганцем. Кот фыркает, чихает, издает снова странный звук смеси скрипа, шипения и воя.

– Чешется невыносимо, – скулит он по-человечьи, и тщетны его попытки добраться до адского пластыря. – Сними его, умоляю!