Родион смотрел на нее с любовью и благоговейным ужасом. Что-то начало и у него подниматься на поверхность из глубин памяти.
– Да, Поля, вы сами понимаете, – пыталась подытожить я, – вы выросли в семье алкоголика. Чтобы выжить в постоянной стрессовой ситуации, у людей, вынужденных находиться рядом с зависимыми людьми, вырабатывается созависимое поведение. Люди, прожившие долгое время в таком тандеме, начинают в страхе от пережитого опыта буквально программировать пьющего родственника на пьянство своим опасением, тревогой, своим ожиданием рецидива. И человек зависимый, даже если он уже «завязал», подшился или закодировался, не может высвободиться из когтей зеленого змия, если созависимые с ним родственники тоже не изменят свое мышление и поведение.
Для вас, живущей с детства рядом с пьющим отцом со всеми вытекающими отсюда последствиями, такое соседство при всей ненормальности ситуации является нормой, единственно возможным состоянием и любовью. Ведь отца вы любите! В доме, где вы живете, у вас есть крыша над головой, о вас заботятся как умеют: кормят-поят, одевают – то есть обеспечивают базовую безопасность для выживания вообще. И со временем в вашем подсознании вырабатывается ассоциация: безопасность – дом – любовь. Но так как в вашем доме нормой являются пьянство и драки, то в вашу ассоциацию подмешивается ошибочный акцент: безопасность равно пьянство плюс драки, любовь равно пьянство плюс жестокость. Эта ложная ассоциация является основой ваших паттернов поведения, базой, на которой вы выстраиваете свои отношения, и каменоломней, дробильней, где вы отесываете глыбы чужих судеб под свою «правду».
Поникшая голова Полины медленно поднималась, взгляд выражал одновременно заинтересованность и растерянность. Из капризной, плаксивой, манипулирующей девочки она превращалась в задумчивую женщину с открытым сердцем.
Прошло полтора часа, мы все устали и от накала пережитых чувств, и от неподъемности груза выявленной причины. Мы договорились о следующей встрече. Предупредив супругов, чтобы они не принимали никаких серьезных решений, я с облегчением закрыла за ними дверь.
Следующая сессия началась с того, что было затронуто Родионом в прошлый раз, но мы не успели этого коснуться, так как все внимание было направлено на проблемы Полины.
– Родион, ты помнишь, какие претензии ты высказывал жене в прошлый раз? Является ли это актуальным для тебя сегодня? Есть ли у тебя силы для этого?
Парень выглядел очень бледным, темные круги легли у него под глазами. Казалось, толкни его пальцем – и он упадет. «Не жилец», – то и дело проносилась у меня в голове зловещая мысль.
– Да, я помню, – наконец взяв себя в руки, промолвил Родион, облизывая пересохшие губы.
– Полина, а что тебя затронуло в словах, которые озвучил Родион?
Женщина впала в привычный ступор, погасила взгляд, покраснела как девчонка и молча начала ковырять пальцем диван. Наконец произнесла еле слышно:
– Да ерунду он всякую говорил…
– Полина, похоже, все, что касается Родиона, не является для вас значимым и важным. Почему?
Женщина молчала. В какой-то момент я почувствовала слабость, отток энергии. Словно моя сила, сосредоточенная в моем интересе и внимании, всасывалась клиенткой через воронку ее молчания.
Я встала, обеими ступнями твердо укоренилась, поставила мысленно защитную сферу и, повысив голос, твердо произнесла:
– Вы попросили о психологической помощи как супружеская пара. Пришли как взрослые люди. У меня нет ни сил, ни желания прорываться сквозь тернии вашего сопротивления. Свои «детские» игры советую забыть или приберечь для другого случая. Здесь мы встретились для работы и решения ваших проблем. Поэтому или мы работаем, или…
Я не успела договорить, как Полина, смущенно моргая и пряча глаза, скороговоркой залепетала:
– Ну, Род всегда говорит, что ему нет места в доме. Последний раз вообще сказал, что мы ведем себя как оккупанты: у каждого из нас есть пространство в доме, а у него нет угла, где голову приклонить, подумать, побыть одному.
– Это действительно так?
– Да… Наверное…
– Жена ругается, что я на работе задерживаюсь, прихожу поздно. А я прихожу затемно, чтобы уже была возможность поставить раскладушку на кухне. На нашей кровати она теперь спит с Костиком, на диване – ее дочь. Принять душ невозможно, там постоянно моются, купаются, стирают. Я задыхаюсь, такое впечатление, что меня нет, меня раздавили. Секса нет, жизни нет, наших задушевных разговоров на кухне за чашечкой чая нет. Есть только Ирочка и Костик – как покушали, как покакали, какое слово сказали! И про деньги – хватит ли до зарплаты.
Родион говорил срывающимся голосом, глотая окончания слов, как будто боялся, что его перебьют или остановят.
– Я люблю этого мальчика, я ничего не имею против того, чтобы они жили с нами. С нами! А не вместо меня.
Полина, распахнув широко глаза, смотрела на мужа с недоумением, словно впервые услышала и поняла, как ему горько и одиноко в собственном доме, рядом с ней. Нет, она это знала, но не хотела знать.
– Скажите мне, пожалуйста, – обратилась я к обоим супругам, – кто был инициатором того, чтобы Ирина с сыном поселилась у вас? Ведь у нее есть муж, хоть и гражданский, и у него есть квартира.
Они переглянулись.
– Жена так переживала, когда дочь ссорилась с мужем, что я сказал: «Пусть поживет у нас». Я думал, что они поживут недельку, пока все утрясется. Но уже прошло три года. Ире чуть что-то не нравится, она фыркает и уходит к мужу. Поссорилась с мужем – идет к нам. Последнее время они постоянно живут с нами. Ей так удобно. Ребенком занимается мать, стирает, готовит мать. Она пока в декретном отпуске – только в телевизоре или за компом, или жует.
– Вы до сих пор считаете, что делаете доброе дело для Ирины?
– Нет, это медвежья услуга… Она так ничему в жизни не научится. Но не могу же я ее на улицу выгнать? – растерянно развел руками Родион.
Полина кивала в знак согласия. Что я могла сказать этим людям? Они сами погружали себя в это состояние липкой безысходности. Я могла их только осторожно направлять к выходу из тупика. Но они то и дело выбирали тупик.
– Скажите мне, Родион, вы еще долго сможете прожить, как вы выразились, в состоянии раздавленности, когда другие люди перешли все ваши личные границы, не оставив ни места, ни воздуха лично для вас?
– Нет, у меня даже появлялись мысли закончить все… покончить жизнь самоубийством.
– То есть вы чувствуете себя в состоянии дискомфорта и это не делает вас счастливым?
– Да какое там счастье. Хуже некуда.
– А когда вы жили вдвоем с Полиной, вы чувствовали себя лучше?
– О да, – просиял мужчина. – Тогда у меня была жена, а не бабушка внука. Мы так много времени проводили вместе, разговаривали, гуляли, шутили, дурачились…
– Вы хотели бы вернуть это состояние и ваши прежние отношения?
Родион посмотрел на жену с такой любовью и нежностью, что мое сердце аж зашлось от радости. Он взял Полину за руку и в его тело начала вливаться жизнь. Подождав немного, чтобы не спугнуть эту робкую птицу счастья, я тихо произнесла:
– Все в ваших руках. Ведь вы – хозяин в этом доме. От вас многое зависит.
– Но не могу же я выставить их?
– Их жизнь важнее вашей жизни? Или вы хотите быть порядочным и хорошим из моральных принципов?
Родион, пожав плечами, сидел в полной растерянности.
– Вы хотите быть счастливым или хотите быть хорошим, Родион. Вам решать. Это ваша жизнь и ваш выбор. Эта ситуация и эти люди являются для вас учителями. Чему они вас учат? Когда вы это поймете, когда выучите этот урок, все само собой начнет разворачиваться по-другому.
Спустя некоторое время мы коснулись еще одной, щепетильной для многих темы – сексуальные отношения в паре; хотя крики о помощи звучали только со стороны Родиона. Это один из самых важных, а для мужчин иногда и основополагающих, аспектов бытия.