Лидии отец Майкла по фотографиям слегка напоминал короля, а точнее, тирана. Позже Лидия узнала, что служив на морском флоте он был сказочно богат, хотя жили они с супругой, по–флотски. Возможно, мама Лидии, американка, она всегда была нежной и деликатной, смягчила бы суровый нрав отца, но она трагически погибла совсем юной, почти сразу после рождения дочери.

Лидия с годами росла, испытывая острое чувство потерпи близкого человека. Как и любой психотерапевт, он знал: отношение ребёнка к самому себе формируют его родители. Малыш видит себя их глазами. К несчастью, глаза её мамы закрылись навеки, а отец... Отец, скажем так, вообще редко когда замечал родную дочь. Обращался к ней, разве что небрежно холодно оглядываясь через плечо. Лидия лезла из кожи вон, чтобы оказаться в его поле зрении; увы, отец всегда от неё отворачивался как бы она не старалась.

Лишь изредка на неё падал отцовский взгляд, полный пренебрежения и уходя горького разочаровывалась, по его взгляду становилось ясно: Лидия не оправдала надежд отца. Как бы она не старалась, она не могла ничем ему угодить. Всё время что — то не так делала или говорила и, казалось, раздражала его самим своим существованием.

Отец Лидии ни в чём не соглашался, был для неё как — Человек несогласие: если Лидия утверждала, что в доме холодно, отец громко возражал, что в доме очень душно; если Лидия замечала, что за окном ярко светит солнце, отец же настаивал, что идёт дождь. Однако, несмотря на его привычку постоянно критиковать дочь и во всём ей противоречить, Лидия всё равно любила отца – единственного родного человека – она хотела стать достойной его расположения.

В детстве Лидия была напрочь лишена любви. Со старшей сестрой её разделяла восьмилетняя разница в возрасте. Девочки не были близки: Эльвира не замечала застенчивую младшую сестрёнку. Поэтому та проводила долгие летние вечера в полном одиночестве, играя в саду под строгим надзором няньки.

Вполне закономерно, что Лидия выросла замкнутой. Ей тяжело давалось общение с людьми, так что она сама удивлялась, как её угораздило стать психотерапевтом.

Вопреки всему, эта черта нисколько не мешала, а наоборот, помогала в работе. Ведь хороший врач, занимаясь групповой психотерапией, должен неустанно наблюдать за лечебным процессом и направлять его в нужное русло, оставаясь в кромешной тени.

Несмотря на замкнутость у Лидии это прекрасно получалось.

Во время групповых сеансов она старалась не привлекать к себе внимания и брала на себя инициативу, только если надо было что-то объяснить, поддержать угасающий разговор или сложный конфликт.

В ту пятницу между пациентами почти сразу вспыхнула ссора, потребовавшая вмешательства Лидии. А виноват был, как всегда, Генрих.

Генрих Буцинский явился позже всех остальных пациентов Лидии. Красный и запыхавшийся, он к тому же нетвердо держался на ногах. Лидия не удивилась бы, узнав, что он под кайфом или вообще злоупотребляет прописанными ему наркотическими и психотропными препаратами.

Генрих выглядел старше своих тридцати семи лет. В его светло–рыжеватых волосах проблескивали оттенки седины, а вечно хмурое морщинистое лицо казалось таким же мятым, как и его светлая рубашка. Постоянно напряженный, словно он был для кем-то натянутой струной, Лидии он напоминал бойца или боксёра, в любой момент готового ответить ударом на удар.

Коротко и неохотно извинившись за опоздание, Генрих сел на стул, держа в руках картонный стаканчик с кофе.

Вот этот–то стаканчик и стал яблоком раздора.

Восемнадцатилетняя Луизиана не замедлила высказаться. В её прошлом школьная учительница, она была глубоко убеждена, что всё нужно делать, по её собственному выражению, «как положено». Лидия, которую Луизиана утомляла и даже немного раздражала, сразу догадалась, о чём пойдёт речь.

— Это запрещено! — Луизиана дрожащим от негодования пальцем указала на стаканчик с кофе. — Всем пациентам известно, что нельзя ничего приносить с собой на сеансы психотерапии.

— А почему нельзя? — буркнул Генрих.

— Потому что, у нас так заведено!

— Отвалите, Луизиана.

— Что?! Лидия, вы это слышали, как Генрих мне только что нагрубил? – и Луизиана тут же расплакалась.

Их размолвка быстро переросла в открытое противостояние между Генрихом и остальными членами группы. Все, объединившись, выступили против него.

Лидия внимательно следила за тем, как Генрих реагирует на происходящее, готовая при необходимости прийти к нему на помощь. При всей своей правоте он был глубоко уязвимым, ранимым человеком. В детстве Генрих страдал от жёсткого насилия и чудовищных издевательств со стороны отца, которого в итоге лишили родительских прав. После того как отца лишили родительских прав ребёнка несколько раз перемещали из одной приёмной семьи в другую.

Несмотря на серьёзную психическую травму Генрих вырос поразительно умным и рассудительным. Поначалу казалось, что это поможет ему наладить свою жизнь. В девятнадцать Генрих поступил в университет, чтобы изучать ал–химию. Однако всего через несколько месяцев прошлое снова настигло Генриха: Он пережил сильнейший срыв, от которого так и не смог оправиться. За первым срывом последовали и другие. Генрих пристроился к наркотикам, сам себе причинял увечья и бродил по больницам, пока психиатр не направил его на групповую психотерапию.

Лидия симпатизировала Генрихом, сочувствуя его умозаключениям. Тем не менее она колебалась, принимать ли такого пациента в группу сеансов. Дело в том, что его психические проблемы были куда сложнее и серьёзнее, чем у остальных пациентов. Нередко групповая терапия сдерживает развитие болезни у таких, пациентов как Генрих, и благотворно на них влияет. Однако сами они способны рассорить всех членов созданного коллектива, поскольку часто вызывают зависть и раздражение у людей не только во внешней среде, но и внутри замкнутого сообщества.

Генрих присоединился к сеансам психотерапии несколько месяцев тому назад. Вместе с ним пришли распирания и ссоры. В нём ощущались скрытые агрессии и едва сдерживаемые колочущий гнев.

Лидия никогда в своей жизни не привыкла сдаваться и была готова работать с Генрихом, до тех пор пока она готова сохранять спокойствие над группой, в целительную силу которой верила всей своей душой. Верила в каждого из десяти пациентов, рассевшихся в круг. Верила в сам круг, придавая ему мистическое значение. Солнце, Луна и Земля выглядят как круг, по кругу вращаются планеты в космосе, колесо –круглое, так же как и купол церкви, и свадебное кольцо. Круг – символ души: ещё Платон называл её сферой, и Лидия была с ним полностью согласна. Жизнь – тоже круг, вы согласны? От рождения и др самой смерти.

При успешной работе психотерапевта с группой происходит чудо: появление самостоятельного организма — коллективного духа, коллективного разума; можно сказать, высшего разума, более сильного и мощного, чем разум отдельного человека. Объединившись, группа способна исцелять, поддерживать, награждать великой мудростью.

За время своей практики Лидия множество раз лично убеждалась в силе группы сеансов. В её уютной белой гостиной пациенты жаловались на то, что их беспокоит или что-то пугает, и сеансы групповой психотерапии помогали им справиться со своими проблемами.

Сегодня настал черёд Луизанны, чтобы высказываться. То, что Генрих принёс стаканчик с кофе, вызвало у неё сильнейшее неприятное впечатление. Генрих высказал пренебрежение к коллективу и установленным правилам. Это так её возмутило, что Луизанна долгое время не могла прийти в себя. В какой-то момент Луизанна осознала: Генрих безумно напоминает ей старшего брата, самоуверенного хулигана и задиру. Подавленный в её прошлом гнев на брата начал вскипать и выплескиваться наружу. Это было бы даже хорошо – Лидия понимала: Луизанна должна излить накопившиеся чувства, чтобы не держать их в себе, – если б Генрих безропотно согласился стать козлом отпущения.