– Доброе утро, мистер Вуд! – ответил Сэм, глядя на невысокого мужчину лет пятидесяти в костюме перечного цвета и чёрном пальто. – Доброе утро, мистер Прайс! – снова повторил он, переводя взгляд на его тучного компаньона средних лет, который был одет в бордовый костюм и рыжее пальто.

По правде говоря, дела у Сэма обстояли совершенно паршиво. По крайней мере, так ему стало казаться с того самого момента, когда он окончательно понял, что в свои двадцать семь лет проживал жизнь абсолютно ему не интересную, наполненную лишь разочарованием и болью. Боль была не только душевная, но и физическая. Плечо, которое он травмировал в университете, играя за сборную по американскому футболу, порой начинало неприятно ныть. Обезболивающее не помогало, поэтому оставалось просто ждать, когда боль утихнет. Из-за этой травмы ему пришлось уйти из профессионального спорта и навсегда распрощаться со своими детскими мечтами о большой игре в Национальной футбольной лиге.

– Дела идут совершенно чудесно, джентльмены! – ответил Сэм, сопроводив свое высказывание фальшивой улыбкой.

– Приятно слышать, мистер Холл! – сказал Николас Прайс, поглаживая свой выступающий живот.

– Да, приятно слышать, мистер Холл! – повторил Джон Вуд.

– А как обстоят ваши дела, джентльмены?

Друзья переглянулись, и на их лицах заиграли таинственные улыбки.

– Мы, мистер Холл, находимся в лёгком замешательстве, потому что столкнулись с проблемой весьма неопределённого свойства, – сказал Джон Вуд.

– Это даже не проблема, а, скорее, вопрос, – пояснил Николас Прайс.

– Да, совершенно верно, вопрос философской направленности. Вопрос, ответ на который подарит многим людям надежду! – горячо подтвердил Джон Вуд.

– Одних он спасёт от погибели! – продолжил Николас Прайс.

– Другим же облегчит страдания! – добавил Джон Вуд, приложив обе руки к сердцу.

– Что же это за вопрос такой? Должно быть, вы уже долго ломаете над ним голову? – удивленно спросил Сэм.

– Сегодня в полдень пойдёт пятый год для меня, – ответил Николас Прайс.

– А для меня этим утром наступил только третий, – сказал Джон Вуд. – Что касается самого вопроса, то формулировка его весьма проста, однако величайшие умы всего человечества на протяжении трёх тысяч лет пытались найти на него ответ…"

– Но так и не сумели этого сделать! – вставил Николас Прайс, изучая автобус, который подъехал к остановке. – Гляди-ка, Джон, а вот и наш прибыл!

– Что-то быстро он сегодня, – весело сказал Джон. – Как видите, мистер Холл, нам пора отправляться в путь. Беседа с вами доставила мне великое удовольствие!

– И мне, мистер Холл! – радостно добавил Николас Прайс.

Они откланялись и быстро направились к автобусу.

– Постойте, джентльмены, постойте! – закричал Сэм, бросившись следом за ними. – Но что же это был за вопрос?

– Ах, вопрос, – таинственно улыбнувшись, повторил Джон Вуд. – В чем смысл жизни, мистер Холл? Таков наш вопрос.

Двери тут же закрылись, и автобус покатил прочь. Сэм стоял неподвижно и задумчиво глядел ему вслед, пока он наконец не скрылся за поворотом. Через пять минут подъехал автобус Сэма. Он зашёл в него и медленно опустился в свободное место у окна. Автобус двинулся вперёд, и предметы за окном начали быстро сменять друг друга. Их очертания стремительно размывались, краски сливались воедино, и они становились похожими на небрежные мазки, нанесенный рукой таинственного мастера.

– В чем смысл жизни, – тихо проговорил Сэм. – Может, его просто нет?

***

– Может, его просто нет? – спросила Наташа Смит, задумчиво изучая новенькую кофемашину.

– Это невозможно! – возразил Кевин Моррис. – Я вчера лично засыпал в неё три пакетика ароматного кофе, который собирали прекрасные колумбийские женщины с великолепным маникюром и такими стройными фигурками, какие сведут с ума любого мужчину!

– Зачастую кофейные зерна собирают маленькие дети, либо измученные взрослые, – монотонно проговорил Брюс Бэйли, покручивая картонный стаканчик в своих бледных руках.

Кевин Моррис недовольно посмотрел на своего коллегу, и его губы исказились в преувеличенном отвращении. Брюс был человеком спокойным, склонным к меланхолии. Он всегда казался бледным, словно вся кровь таинственным образом покинула его худое тело, а под его маленькими задумчивыми глазами постоянно красовались тёмные синяки, будто бы он совершенно не знал, что такое сон. Он был невысокого роста, имел средней длины светло-коричневые волосы, всегда носил чёрные туфли с квадратным носом, широкие чёрные брюки, которые натягивал чуть ли не до пупка, и серую рубашку в зелёную клетку. Иногда он надевал старый коричневый пиджак и зелёный галстук в горошек и становился похожим на продавца билетов в цирк, сбежавшего со страниц журнала пятидесятых годов прошлого века. Говорил он тихо и абсолютно спокойно, даже когда дело касалось событий драматичных или трагических. Он никогда не спешил и всё делал медленно, как бы отстранённо. На его непримечательном худом лице, многие годы не знавшем счастливой улыбки, навсегда застыло выражение глубокой задумчивости. У него не было никаких амбиций и стремлений, его ничего не интересовало, и ничто не доставляло ему видимого удовольствия. В общем, он напоминал человека, давно потерявшего свою мечту и теперь уже смирившегося с унылой и суровой реальностью. Человека, который навсегда решил оставить попытки изменить свою жизнь и окончательно покорился безразличной судьбе.

– Что за глупости ты говоришь, Брюс? Я лично видел их! – возмутился Кевин.

– Красивых женщин, собирающих кофе в вечерних платьях?

– Рекламные ролики, ходячий ты негатив! В них женщины, переполненные счастьем, собирали кофейные зерна в свои аккуратные плетенные корзиночки!

– По правде говоря, Брюс прав, – сказала Наташа, переводя взгляд на Кевина. – Некоторые плантаторы делают из людей настоящих рабов.

– А что же вы тогда пьете этот кофе? – выпалил Кевин. – Уж не думаете ли вы, что своими действиями не поддерживаете этих бессердечных диктаторов?

– Нам просто нравится пить кофе, – монотонно проговорил Брюс.

– Значит, вам нравится поддерживать страдания тех людей, которые собирают его для вас?! – не унимался Кевин, ехидно поглядывая то на Наташу, то на Брюса.

– О чем спорите? – спросил Сэм, снимая свое пальто.

– Кевин считает нас бессердечными тиранами за то, что нам нравится пить кофе, – улыбнувшись, ответила Наташа.

«Она улыбнулась», – возбужденно подумал Сэм. – «Неужели она улыбнулась, потому что увидела меня? Может, нет. Тогда что вообще означает эта улыбка?»

– Какая интересная мысль, – ответил Сэм, стараясь не слишком долго задерживать свой взгляд на Наташе.

«Ох, как же это непросто!»

Это действительно было непросто. Сегодня Наташа Смит выглядела восхитительно. На ней было изумрудное платье, которое подчёркивало всё изящество её шикарной фигуры. Круглые широкие бедра, длинные стройные ноги, упругая грудь, которая проглядывала через глубокий вырез – все эти факторы, несомненно, препятствовали Сэму в достижении его цели.

– Все в порядке, Сэм? Ты как будто о чем-то задумался? – заботливо спросила Наташа, нежно положив свою руку ему на плечо.

«Немедленно убери её с меня, убери, убери! Иначе мое сердце взорвется прямо сейчас!»

– Да, всё отлично, – ответил он, пытаясь звучать беззаботно и в то же время натягивая фальшивую улыбку. – Просто сегодня утром двое моих приятелей задали мне один очень сложный вопрос, над которым я думал всю дорогу.

– Что за вопрос? – спросила Наташа, заглядывая в его голубые глаза.

«Не смотри на меня так, прошу, не смотри! Что же ты делаешь со мной?!»

– В чём смысл жизни? Они пытаются понять, в чём заключается смысл жизни, – спокойно ответил он.

– Это очень глубокий вопрос, – задумавшись, сказала Наташа. – Полагаю, вряд ли можно найти ответ, который удовлетворит абсолютно всех.

– Совершенно верно! – воскликнул Кевин, придав своему лицу серьезное выражение. – К примеру, для этих вот коллег, – он махнул головой в сторону Наташи и Брюса, – смысл жизни заключается в том, чтобы говорить о несправедливости, но при этом ежедневно поддерживать её!