На этот раз Моуруа сжимал в руках топор, отливавший нездешним блеском, и если кто думает, что это просто кусок железа на деревянной рукоятке, обычный дар, преподнесенный с благими намерениями, тому невдомек, какой властью он обладает. Отныне топор будет доставаться победителю – по пользе с ним не сравнится ничто, вытесать с его помощью из дерева бочку, доски или оружие так же легко, как разрубить на алтаре Ронго череп жертвы, которую приносили в начале каждого нового правления.

Мангаиа не просто остров, один из тысячи рассеянных по безбрежному океану, Мангаиа – это целый мир, где не имело значения, умрешь ли ты с голоду в лабиринте затхлых гротов или в ветхой пироге под нещадно палящим солнцем. Проигравший терял всё: имя, землю, жизнь, – кому удавалось спастись, тот не думал о возвращении. Есть немало свидетельств о вырвавшихся счастливчиках, которые находили прибежище на острове Туанаки, лежавшем в двух днях ходу. На Мангаиа правители сменяли друг друга, следуя заведенному порядку, и так продолжалось до тех пор, пока круговорот триумфов и поражений вдруг не прервался. История всегда одна и та же, разнятся сценарии: то заявились чужеземцы, никого не спросясь, – пришлось спроваживать; в другой раз китобои – протягивали в сбитых руках пеструю раковину, зубчатыми краями напоминавшую разинутую пасть; то пожаловали миссионеры со своими женами, но, едва ступив на берег, в смертельном страхе заспешили назад, наперекор прибою, бросая привезенное добро: свинью и хряка, которых встретили как божественную пару и, обрядив в мочало, сделали предметом поклонения; толстые книги с черными, похожими на татуировки закорючками и тончайшими страницами, которые нынче шуршат на телах танцоров; а раз завезли неведомую заразу, что унесла больше жизней, чем все кровопролитные войны, вместе взятые. Таким было начало, а дальше последовал конец, долгое прощание с богами. Образы, вырезанные из железного дерева, были поруганы, священные рощи осквернены, кумирни преданы огню. Стенания последнего языческого племени остались неуслышанными, как и его мольбы о пощаде в решающей битве. Те, кто не пожелал обращаться в другую веру, умерли под ударами топоров из американской стали, из камней разбитого колосса Ронго вскоре выросла церковь. Топор Кука стал ржавым реликтом, символом ушедшего господства – он выполнил свое назначение и был возвращен английскому миссионеру второй волны, мне так и не удалось дознаться почему: из гордости ли, а может, в смутной надежде упрочить когда-то скрепленный союз или наоборот – его расторгнуть. Миссионеру тоже было невдомек, и без долгих размышлений он передал кусок старого железа Британскому музею.

Волей-неволей я думала о бродящих в недрах Земли силах. Там, где они заправляют, заведенный издревле круговорот взлетов и падений, удач и провалов совершается быстрее. Острова показываются и снова уходят под воду; продолжительность их жизни короче, чем у материков, они – явления провизорные, в сравнении с миллионами лет и бескрайними просторами океана – бирюзовыми, лазурными и нежно-голубыми, и на глобусах неизменно повернуты к стенке, во всяком случае в читальном зале отдела картографии, по которому я теперь прохаживалась с торжествующим видом, в уверенности, что наконец-то нащупала нужную нить – тонкую пуповину, связавшую Туанаки и Мангаиа – кольцо из отмерших кораллов и базальтовой лавы, вершину торчащей из воды отвесной горы, вытолкнутую на поверхность небывалым подводным землетрясением. Такая же яростная буря увлекла на дно Туанаки, накрыв тяжелыми водами Тихого океана, вскоре после того как миссионеры отправились на поиски острова. Гигантская волна, серой тенью подползавшая от горизонта, поглотила всё вмиг почти беззвучно. Я видела совершенно ясно, как на следующее утро в том самом месте, где находился остров, на зеркально-гладкой поверхности океана плавали только мертвые деревья.

За год до этого события маленькая шхуна с командой в семь человек нащупала среди рифов проход и достигла пустынных берегов Туанаки. По приказу капитана один из матросов, вооруженный только кортиком, отправился на разведку острова; продираясь через дебри банановых зарослей, кокосовых пальм, бугенвиллей и диких орхидей, он вдыхал воздух, насыщенный ароматом плюмерии, гибискуса и белого жасмина, а когда наконец выбрался на поляну, то обнаружил на ней дом собраний, а внутри немногочисленную группу мужчин. Они были одеты в пончо Мангаиа и говорили на местном диалекте, отмечалось в единственном свидетельствующем о той встрече документе, который я перечитывала с чувством безмерного удовлетворения.

Один из присутствующих – верно, старейший – знаком попросил гостя войти, и когда тот последовал приглашению, задал вопрос о капитане.

– Капитан на борту, – правдиво отвечал матрос.

– Отчего ж не сходит на берег? – не поведя бровью, продолжил расспросы старик. На шее у него болталась витая раковина.

– Боится, что убьете.

Наступила тишина, и две-три секунды казалось, что прибой угрожающе близко. Старик посмотрел в густые заросли. И наконец с удивительным спокойствием произнес:

– Мы не умеем убивать. Мы мастаки плясать.

Напоследок мой взгляд еще раз задержался на бледно-голубом глобусе. Я сразу нашла искомую точку. В точности там, где экватор, чуть южнее, среди рассеянных островков лежал идеальный клочок земли – вдали от мира, о котором забыл всё, что когда-то знал. А мир печалится только о том, чем ведает, и даже не подозревает, чего лишился, что затерявшееся на земной сфере крошечное пятнышко в не меньшей мере достойно называться его центром, поскольку связано оно с Землей не узами торговли, не путами войны, но несравнимо более крепким сплетением, сотканным из тончайших нитей мифа. Ведь миф – высшая из реальностей, а библиотека – подумалось мне на секунду – доподлинная арена истории.

За окном зарядил дождь, сопровождаемый муссоном, влажным и для здешних северных широт непривычно теплым.

Panthera tigris virgata, он же персидский, мазандеранский, гирканский, каспийский или туранский тигр

* В результате разделения жизненного пространства, имевшего место около 10 000 лет назад, появились два подвида тигра: сибирский и каспийский. Последний обитал в верховье Аракса, среди лесистых холмов и равнин Талышских гор, протянувшихся до самой Ленкоранской низменности, на южных и восточных берегах Каспийского моря, на северной стороне Эльбурского хребта до самого русла Атрека, на юге Копетдага до бассейна реки Мургаб; водился он также в верхнем течении Амударьи, на берегах ее притоков и в долине, вплоть до Аральского моря, а еще в нижней части Зеравшана, в верхних течениях Илиса и Текеса и в пустыне Такла-Макан.

† Охота, утрата среды обитания и сокращение популяции животных, которыми питаются хищники, стали причиной вымирания каспийского тигра. По некоторым данным, в 1954 году в районе реки Сумбар, текущей через нагорье Копетдаг на туркмено-иранской границе, был застрелен последний экземпляр. Согласно другим свидетельствам, это случилось в 1959 году, на территории национального заповедника Голестан, что в северных районах Ирана. В 1964 году на отрогах Талышских гор и в бассейне реки Ленкорань вблизи Каспийского моря в очередной раз были замечены последние представители этого подвида. В начале семидесятых биологи иранского Министерства по защите окружающей среды пытались отыскать каспийского тигра в отдаленных районах необитаемых гирканских лесов, но эти попытки не увенчались успехом. В неволе нет ни одного выжившего экземпляра. Несколько препарированных образцов находятся в естественно-научных коллекциях Лондона, Тегерана, Баку, Алматы, Новосибирска, Москвы и Санкт-Петербурга. До середины семидесятых годов чучело каспийского тигра выставлялось в Ташкентском музее естествознания, пока его не уничтожил пожар.