– А что ты хочешь? – воинственно излагала Екатерине подруга свои доводы. – Что ты хочешь? У меня дочь подрастает, не успеешь оглянуться – институт, а там и замуж. На какие шиши все это обеспечивать? На зарплату что ли? Ой, не смешите мои тапки! Недвижимость – лучшее вложение, всегда в цене! Лишнего не бывает. Квартиру всегда в аренду сдать можно, вот тебе и доход, сиди, ничего не делай, денежки получай! Недвижку только дураки продают, – резюмировала Люська и добавляла, – дураки, да вот такие как ты – блаженные.
Это она про квартиру, доставшуюся Катерине в наследство от бабушки, которую Катя благополучно продала, а деньги отдала мужу на покупку и отделку их совместной новенькой студии со спальней и кухней-столовой в по-настоящему элитной высотке с охраной, консьержами и лифтом до самой парковки.
О продаже бабушкиной квартиры верная Люська узнала пост-фактум. Квартира продалась очень быстро, поэтому Катерина ничего не успела ей рассказать. Сосед, много лет уговаривавший Екатерину продать ему эту однушку, чтобы переселить туда тещу, с которой совместно проживал в угловом подъезде, как только узнал, что Катя, наконец, решилась на продажу, тут же выкупил жилье без всякого торга и придирок. Да еще и помог быстро оформить документы, чему Катерина несказанно радовалась – ходить по инстанциям она не любила и не умела, вечно забывала важные бумаги или являлась в неприемные часы и дни.
– Ну, хоть не продешевила и то ладно, – ворчала оказавшаяся не у дел и тем самым немного обиженная Люська. – Надеюсь, благоверному деньги-то под расписку дала? Через нотариуса?
Но Катя лишь улыбнулась своей странненькой улыбочкой, и подруга схватилась за сердце:
– Блаженная! Как есть блаженная! Ты меня до инфаркта доведешь, Катька! Господи, да что ж ты за дура-то такая! Он ведь обманет тебя, деньги возьмет – и поминай как звали. Ни квартиры тебе, ни денег. Почему мне не сказала? Уж я б тебе посоветовала!
– Не обманет, – улыбалась Катя. – Я ему верю.
Верить – таким было третье правило Екатерины. Она не пыталась ловить на лжи, сопоставлять факты и изобличать, но когда вранье выходило наружу – а это рано или поздно случалось всегда! – Катя рассуждала просто: если соврал, значит по-другому не мог. Поэтому и верила.
– Паша меня любит, зачем мне какие-то расписки, – парировала Екатерина подружке.
– Но вы официально не женаты, не зарегистрированы! – крутила пальцем у виска возмущенная Люська. – Гражданский брак – это ни о чем, никаких обязательств. Самое главное, даже если сейчас распишитесь, квартиру не поделить, она оформлена до брака. Ведь оформлена уже? Оформлена? Говори! – как заправский следователь наседала на Катерину Люська.
– Оформлена, – кривоватая улыбочка в ответ.
– Да что ж ты за простодырая такая, ты разве не понимаешь, в случае чего – ни копейки не вернешь!
– Да не будет никакого случая, Люсь! Все у нас хорошо, мы уже ремонт начали и мебель присмотрели, я уже кредит на нее взяла.
Люська со стоном опустилась на стул и прижала ладонь ко лбу, оттопырив пухлый мизинец и прикрыв глаза – она любила театральные эффекты, которые на Катерину, к слову, совершенно не действовали: театр она не уважала.
– Мебель будешь покупать, так хоть чеки сохраняй, блаженная ты моя, хоть их-то ты можешь сохранять? – не открывая глаз, командовала подруга. – Или мне, что ли, отдавай.
***
– Квартиру делить с тобой не буду, поняла? Квартира – моя! – муж пронзал Катерину взглядом – ждал реакции.
В квартире почти половина денег Катеринина, да еще мебель на ее кредите, не может же она промолчать! А оформлено все на него, так-то. Но он ведь ее и не гонит, она сама собралась куда-то. А то, что ни с чем останется – об этом наверняка не подумала.
– Ты только в суд не вздумай, не позорься! Брак у нас с тобой гражданский, да какой брак – сожительство! Ни детей, ничего…Так что ни один суд тебе не выиграть, – голос супруга крепчал от железобетонных аргументов. – А если чеки предъявишь на мебель, так это – тьфу! Тьфу твои чеки! Собирала чеки-то? Подружка поди надоумила?
Сложив руки на груди, муж смотрел на Катерину, все еще сидящую на неудобном диване.
…Когда эту грязную кожаную бандуру пытались заволочь в сверкающую ремонтом квартиру три столь же грязных и невразумительных типа, за которыми маячила растрепанная, но совершенно счастливая Катька, Паша встал стеной. Он категорически отказался пускать компанию в дом, а восторженная Катерина, от которой он пытался добиться объяснений, прыгала вокруг него и типов, толкуя что-то про начало рода, семейные ценности и прочую чепуху. Типы маялись в дверях, обращались к нему почтительно «хозяин» и озонировали пространство ароматами застарелого перегара. Из квартиры напротив, услышав шум, выглянули соседи и изумленно взирали на происходящее, а затем, неодобрительно покивав в пространство, скрылись за железной дверью. Пашка чуть со стыда не сгорел – соседи были влиятельные и со средствами, и Пашка уже имел на них виды, хотел предложить бизнес.
В конце концов решили оставить диван в общем коридоре – до передачи его реставратору. От заноса сомнительного приобретения в квартиру спасли … клопы.
– Ты уверена, что в нем нет клопов? – задал муж козырный вопрос, зная, что жена до оторопи боится любых, а особенно домашних, насекомых.
Один из грузчиков, до этого молча ожидавших участи мебели, вдруг вскинулся и зло произнес:
– Нет там никаких клопов! Сам ты клоп!
Паша, изумленный столь неожиданной агрессией, вопросительно воззрился сначала на него, а затем на жену, которая пыталась объяснить мужу, что «это владелец дивана, и раз он говорит, что нет клопов, значит, их нет». Но все-таки согласилась, чтобы диван постоял на общей площадке.
– Это что такое сейчас было? – потребовал объяснений муж, как только сомнительная троица, не взяв денег, которые совала им в руки виновато улыбающаяся Катерина («Доставка включена в стоимость», – с достоинством заявил бывший владелец мебели), погрузившись в сверкающий лифт, исчезла, оставив после себя запах перегара и смутное предчувствие грозы, которая незамедлительно и разразилась между супругами.
Взволнованная Екатерина снова и снова толковала мужу про семейные ценности и антикварную мебель, значение которой не в ее, с годами только возрастающей, цене – этот аргумент муж хотя бы понял.
– Понимаешь, – кричала жена из общего коридора, сидя на грязном диване с совершенно довольным видом, – это родовая реликвия, история! Мы будем передавать его из поколения в поколение! На нем будут играть наши внуки!
… а на диванную полку она купит слонов и поставит их в ряд, начиная с самого маленького, потому что маленькие – это будущее, а будущее должно быть впереди. Слонов она тоже купит по объявлению, у какой-нибудь тихой старушки, и заплатит вдвое больше, чем та попросит. И пусть у одного слона будет отколот хобот, а один – четвертый из семи, вообще пропал «уж лет сорок как!», она все равно их купит, и они тоже станут – реликвия, традиция, история…
Двери двух квартир распахнулись одновременно и из них, как из вражеских амбразур, убийственными взглядами на размечтавшуюся Катерину смотрели: с одной стороны муж, с другой соседи.
– Безобразие! – громко возмутилась соседка и негодующе посмотрела на Пашу.
– Вот именно! – поддакнул сосед.
– Катя, немедленно иди домой, – прошипел муж, одновременно одаривая соседей самой обаятельной из своих улыбок, но те на улыбку не реагировали.
– Еще одна такая выходка, – начальственно кивнул в сторону дивана и Екатерины сосед, – и вы здесь жить не будете, с моими связями я это устрою, уж не сомневайтесь.
Сказав это, мужчина скрылся за тяжелой дверью, а Пашка застонал от досады – замышленный совместный с соседями бизнес рухнул на глазах, не успев начаться.
«А может быть, с покупки этого дивана и начался разлад в нашей с Пашкой жизни? – часто потом думала Катерина. – Старый диван, повидавший на своем веку многое, посмотрел на меня, на мужа, да и разделил нас своей прямой полированной спинкой как забором, по одну сторону которого оказался муж, а по другую – она?».
