Канун досадливо вздохнул, а затем завернул Элейн в салфетку два куска хлеба и шило. На ее удивленный взгляд пояснил:
– Если что надумает, воткнешь ему куда надо.
Эти слова навели Элейн на мысль: когда найдут тело, то выяснится, что убитый покинул таверну с ней, Элейн. А она скажет, что он «что-то надумал», вынудив ее защищаться. Спасет ли это от виселицы? Смотря кто будет судить, карнаби или кападонцы.
Элейн решительно отказывалась разговаривать с Оддином, пока они ехали на лошади. Она даже не назвала своего имени. Он же время от времени пытался начать беседу, но ледяное молчание быстро остужало всякое желание.
– В компании ехать веселее, чем в одиночку, не правда ли? – произнес он с нескрываемой иронией, когда очередная попытка заинтересовать ее какой-то темой для разговора провалилась.
– Я бы предпочла ехать одна, – наконец отозвалась Элейн, давая понять, что болтать не собиралась.
Ей нужно было решить, как убить его, а он без конца отвлекал.
Оддин хмыкнул, но чуть позже снова поделился совершенно ненужной историей:
– Однажды недалеко отсюда на меня напали разбойники. – Он указал куда-то в сторону лиловой вересковой пустоши. – Их было с полдюжины.
– Но они вас не убили, – равнодушно заметила Элейн.
– О нет. – Оддин сидел у нее за спиной, она не видела его, но слышала улыбку в голосе. – Я весьма недурно владею саблей…
Он похлопал по инкрустированной синими камнями рукояти. Элейн прикрыла глаза. Она так близко сидела к мужчине, убившему всю ее семью, что спиной чувствовала тепло его тела. Ехала с ним на одной лошади и слушала о подвигах. Ей становилось дурно от мыслей об этом, и она посильнее вцепилась в седло, чтобы не рухнуть на землю.
– Так что можете чувствовать себя в полной безопасности, – невозмутимо заявил Оддин. – Я могу в одиночку побороть не меньше десятка преступников.
Элейн нервно выдохнула.
– Особенно если половина из них – дети? – спросила она тихо.
Он не услышал или не нашелся с ответом.
Стемнело. Запахло холодной землей, влажными листьями и ночными цветами. Дорога лежала через открытую местность, залитую лунным светом. Благодаря тому, что приближалось полнолуние, всадник мог видеть дорогу.
– Почему вы выехали вечером? – спросила Элейн, когда они остановились на привал. – Не лучше ли было отправляться в дорогу рано утром?
– Меня ждут в Хапо-Ое, я и так задержался, – ответил Оддин, привязывая лошадь к коряге.
Он достал лепешку и разделил ее пополам, протягивая половину Элейн. Но она не могла принять еду из рук убийцы, поэтому молча извлекла из сумки собственный хлеб и стала есть.
Утолив голод, она попросила пергамент и перо с чернилами. Оддин с готовностью откликнулся на просьбу: на поясе, держащем саблю, у него висел небольшой вышитый кошель, в котором хранились письменные принадлежности.
Пока Оддин отдыхал, Элейн отошла в сторону, разместилась на плоском камне и стала составлять список возможных способов убийства. Сделать это в уме не получалось: мысли все время путались, уплывая в ненужном направлении.
Медленно выводя каждую букву, неаккуратным почерком она написала:
1. Утопить
2. Отравить
3. Зарезать
4. Сжечь
5. Затоптать лошадью
6. Застрелить из лука
7. Задушить
Получив довольно короткий перечень, она пожалела, что никогда не слушала новости и сплетни о преступлениях, совершенных в Лимесе.
С отравлением ничего не вышло, зарезать его она не смогла. Утопить такого здорового солдата казалось сложной задачей. Пока Элейн, нахмурившись, размышляла над тем, был ли шанс застрелить Оддина из лука, тот незаметно подошел сзади и заглянул через плечо в пергамент.
– Проклятье! Что это такое? – воскликнул он.
Элейн торопливо прикрыла записи ладонями, но было поздно.
– Не ваше дело…
– Я настаиваю! Объяснитесь! Если хотите продолжить путешествие, а не остаться в этом ночном лесу одна.
Напряженные нотки в голосе Оддина заставили Элейн быстро найтись с ответом.
– Я пишу, – ответила она, устало вздохнув, – список, как вы можете мне навредить. Чтобы быть готовой.
Пару секунд он стоял рядом и недоуменно смотрел на Элейн. Затем, с трудом сдерживая смех, склонился и аккуратно отодвинул ее ладонь, чтобы изучить список.
– Здесь не хватает как минимум трех пунктов, – сказал он.
– Каких? – с готовностью спросила она.
Вместо ответа Оддин громко рассмеялся и предложил ей продолжить путь. Поджав губы, Элейн согласилась.
Вплоть до следующего привала ей не давала покоя мысль об этих трех пунктах. Элейн требовались идеи. Как еще можно убить человека?
– Обрыв! – вдруг воскликнула она, отчего Оддин ощутимо вздрогнул.
– Где? – уточнил он.
Они ехали по бескрайней равнине: левее вдалеке, за зеленым лугом, можно было различить небольшие холмы, а с другой стороны, насколько было видно, бугрилось мелким камнем бесконечное поле с короткой рыжей травой.
– Мы будем проезжать обрыв? – возбужденная новой мыслью, спросила Элейн.
Оддин задумался на мгновение, затем ответил:
– Да, сразу за Старой Пустошью. Утес Пейхед, а за ним целая череда Неистового гона.
– Пейхед? – переспросила Элейн. – «Расплата»?
– Мм? – протянул он вопросительно.
– «Пейхед» с языка древних – «Расплата», – пояснила Элейн и удовлетворенно кивнула собственным мыслям.
Если не справится с ним раньше, попытается скинуть с этого утеса. Лучшей смерти во имя мести не придумаешь.
Но полагаться только на утесы не стоило – до них было еще несколько километров пути. Спустя некоторое время она поинтересовалась:
– Здесь водятся ядовитые змеи?
– Разумеется. Но не беспокойтесь, они нападают только в случае опасности. Обычно змеи, хоть ядовитые, хоть нет, стараются избегать людей. Так что увидите змею – не пытайтесь ее отогнать, а просто уходите как можно дальше.
Элейн была рада такому уточнению. Теперь она знала, что делать, если поблизости будет гадюка: тыкать в нее палкой.
Но, разумеется, встреча с ядовитым тварями – дело случая, надеяться на такую удачу не стоило. Поэтому вскоре она уточнила:
– На пути будет река? – Мысль о том, чтобы утопить его, все же казалась привлекательной.
– Не река, а так, ручей скорее.
Она чуть помолчала.
– А вы знаете, как приманить медведя?
– Не хотите поспать? – В голосе Оддина послышалась усталость. – Можете чуть откинуться назад, положить голову мне на грудь.
Элейн напряглась и выпрямила спину. Он хмыкнул, но не стал настаивать.
Пока они ехали, Элейн размышляла о том, что, окажись тут ночью одна, тряслась бы от страха. Вокруг не было ни души. Но то тут, то там мерещились дикие звери и разбойники. И как бы ей ни хотелось отомстить Оддину Торэму, но встреча с опасностью все равно пугала. Еще больше пугала скрытая угроза, неизвестность. Когда они проезжали холм с заброшенным каменным домом на вершине, ей показалось, что среди развалин что-то мелькнуло. Все внутри напряженно сжалось, живот неприятно скрутило от тревоги. Но Оддин в этот момент громко рассмеялся над собственной шуткой. Так громко, что даже птица, сидевшая на большом камне, испуганно каркнула и взлетела. Его смех развеял страхи, оставив только раздражение от манеры так громко хохотать над собственными каламбурами.
Спустя время они действительно достигли ручья и остановились, чтобы напоить лошадь.
– Знаете, а я вздремну немного, – заявил Оддин, падая на мягкую траву. – Глаза закрываются, а путь нас ждет долгий.
Он подложил под голову свернутый плащ и, уже с закрытыми глазами, пробормотал:
– Можете тоже лечь отдохнуть, если уж в моих объятиях вам не спится…
Он уснул буквально через минуту. Элейн подошла ближе и склонилась послушать мерное дыхание. Ее сердце забилось чаще. Это был удобный момент осуществить задуманное. Она огляделась и увидела большой острый камень.