Однажды он увидел это даже по телевизору – самого себя в их старой машине, с курткой на голове, услышал отголоски проклятий, которыми сыпал его отец. После чего кто-то выключил телевизор.
В то время у них был красный «Пассат». Запах в салоне этой машины чем-то напоминал ему о нем. Отправившись забирать пса, Улоф оставил «Понтиак» у дома и вместо него взял в гараже отцовскую машину.
Невидимкой он поехал в приют для животных во Фронё. Никто не обращал внимания на «Тойоту Короллу» 2007 года выпуска. Когда он прибыл на место, пес бросился к нему и облизал лицо. Улоф покинул приют с таким чувством, словно он высвободил пса из тюряги. А ведь он и сам там совсем недавно побывал.
Он протянул руку и потрепал пса по загривку. Пес сидел на пассажирском сиденье, навострив уши. Облаял корову, пугливо дернулся, когда мимо по загону промчалось несколько коней. Казалось неправильным давать ему новую кличку, когда у него уже была одна, поэтому Улоф звал его просто Пес.
– Ну что, Пес, ты, наверное, засиделся. Хочешь выйти и размять лапы? – и Улоф свернул к деревушке Мариеберг.
Он не думал о том, куда идет. На краю речного залива виднелись небольшие деревянные домики, весь берег зарос иван-чаем. Если бы он обернулся, то увидел бы наверху свой дом, где провел детство. Он спрашивал себя, сколько часов должно пройти, прежде чем у тех людей лопнет терпение и они оставят его в покое. Прежде он уже слышал пару раз доносящийся со двора шум мотора, и кто-то стучался к нему в дверь, но Улоф тогда спрятался и сидел как мышка. Хорошо еще, что звонить они ему не могли. Мобильный он выключил. Только прослушал сообщения от босса на автоответчике, когда получил в полиции обратно свой телефон – сплошные крики и ругань на тему, что у него уже был на «Понтиака» покупатель и что Улоф ему за это заплатит.
Он ухватил пятый из десяти гамбургеров, которые купил сегодня в Крамфорсе. Они, конечно, уже остыли и были не такие вкусные, но это его ничуть не волновало. Он ел, пытаясь пищей заглушить тревогу. Седьмой он скормил псу. И плевать, что тот размазал майонез по всему сиденью. Все равно папаше эта машина больше не пригодится.
Дорога закончила свой подъем, один из самых длинных и тяжелых подъемов для велосипедистов во всей Вселенной. Как раз в конце него находился бывший продуктовый магазин. Он знал это и все равно поехал вперед. Съехал на обочину и остановился. Выпустил пса наружу, и тот, не помня себя от радости, полетел среди деревьев.
«Встречаемся у магаза», говорили пацаны в его детстве, хотя уже никто не помнил, что там когда-то был магазин. Дом давно стоял пустой, и местная молодежь любила там иногда тусоваться. Где-то ведь нужно было толкать травку, ну и все такое. Или все же остальные знали? Что Лина пойдет с рюкзачком, болтающимся на плече, подол платья развевается вокруг ног, а сверху только тонкая кофточка, та самая кофточка, желтая, как одуванчик, как солнышко, ослепительно-желтая.
А может, она специально хотела, чтобы кто-нибудь за ней увязался? Иначе зачем еще она могла отправиться по этой узкой тропинке в лес?
Улоф думал об этом, стоя здесь и прокручивая в голове все, что тогда случилось. Что она была одета совсем не так, как одеваются, когда идут в лес. Он почувствовал, как на коже выступил пот. Его замутило. Должно быть, от съеденных гамбургеров. Если он немного углубится в лес, его никто не увидит. Пес радостный носился вокруг, и когда Улофа вывернуло наизнанку среди камней и папоротников, тут же с готовностью обнюхал рвоту.
Улоф отогнал его. Разыскал нечто, что, как он решил, было заячьей капусткой, и пожевал несколько листочков, чтобы отбить дурной привкус во рту.
А тропинка вилась все дальше и дальше, сначала круто карабкаясь вверх по скалам, а потом резко сбегая вниз, к заброшенной лесопилке. Где-то там все и случилось, за замком, который по-хозяйски возвышался над всей округой, среди ветвей, где никто не мог их увидеть. Там стояла она и ждала его.
Что тебе нужно? Ты меня преследуешь?
И смех, который был предназначен только ему.
У Улофа появилось ощущение, что с тех пор больше никто не ходил здесь. Разве что полиция. Они частым гребнем прочесали весь лес и всю округу, да еще и собак отправили на ее поиски. А потом следственный эксперимент. Воссоздание картины преступления. Когда его привели сюда и заставили показывать. Там была полянка с поваленным деревом. Сейчас он уже не нашел этого места. Березы стали выше, а тропинка, сужаясь, вскоре совсем пропала из виду. Ее поглотили заросли черники и крапивы. Он ощутил вкус земли во рту.
Что ты сделал с ней, Улоф?
И потом, у реки, возле кирпичного сарая, в народе в шутку прозванного «Мекеном»[4]. На краю берега, где из воды торчали гниющие сваи – все, что осталось от старой пристани, к которой причаливал сплавной лес. Именно там нашли ее вещи.
Ты здесь бросил ее в реку? Или это было дальше по течению?
Позади гигантского хранилища из жести, которая начала ржаветь, между бетонными колоннами, в глубоководной гавани.
Такое бывает, что человек не хочет ничего помнить, сказали они ему, мозг вытесняет ужасные воспоминания, чтобы легче жилось.
Именно поэтому они здесь, чтобы помочь ему вспомнить.
Ведь ты же хочешь вспомнить, Улоф?
Потому что оно здесь, внутри тебя, все, что ты делал и чувствовал.
Это произошло здесь? Она была еще жива, когда ты бросал ее в воду? Ты скинул ее с причала, ты знал, что прямо здесь тридцать метров глубины?
Ты помнишь, Улоф, мы знаем, что ты помнишь.
По старой привычке Эйра избрала окольный путь до библиотеки. Тем самым она избегала открытой, продуваемой всеми ветрами площади, на которой негде было укрыться, и скамеек вокруг фонтана, где она могла столкнуться со своим братом.
Сейчас на ней была обычная одежда, не униформа, что было хорошо, так как в ней она меньше привлекала к себе внимания, и в то же время плохо. Возрастал риск, что он начнет фамильярничать с ней при встрече. Захочет одолжить денег. Поинтересуется, как там мама.
Уж лучше сделать лишний круг вокруг квартала.
ГГ уехал в Сундсвалль, а она просидела несколько часов, обзванивая все лечебницы в округе, чтобы узнать, кто из алкашей и наркоманов недавно выписался.
– О, Эйра, здравствуй! Как же я рада тебя видеть!
Библиотекаршу звали Сузанной, и она проработала здесь почти двадцать лет.
– Расскажи, как там мама?
– Хорошо, но не слишком.
– Знаю. Ужасная эта болезнь. Мой папа…
– Но все же у нее бывают моменты просветления.
– Социальные службы вам помогают?
– Ну что, ты не знаешь Черстин? Она хочет справляться со всем сама.
– Да, этот переходный период тяжелее всего. Приходится постоянно с уважением относиться ко всему, с чем, как им кажется, они справляются, хотя на самом деле это не так. Она еще читает книжки?
– Каждый день, – кивнула Эйра, – но в основном одну и ту же.
– Тогда будем надеяться, что это хорошая книга.
И они рассмеялись тем особым смехом, что звучит на грани слез.
– На самом деле я здесь по службе, – призналась Эйра. – Тебе наверняка уже известно о том, что случилось со Свеном Хагстрёмом из Кунгсгордена.
– Еще бы! Ужасная история, но чем я могу тебе помочь?
– Он часто брал у вас книги?
Сузанна задумалась, потом покачала головой. Разумеется, она могла свериться с базой данных в компьютере, но она и без того знала всех, кто берет книги, особенно пожилых. Может, раньше он и приходил за книгами, но в последние годы – нет. Это подтвердило догадку Эйры. В доме старика она не видела ни одной книги, которая лежала бы на виду. Она даже проверила фотографии, сделанные криминалистами, и тоже ничего не нашла. Ведь никто же не ставит взятые в библиотеке книги на полку – они там затеряются.
– Он звонил сюда, – сказала Эйра, – пару раз в середине мая. Не помнишь, о чем вы говорили?