– Дяденька… зажигалку дай… У тебя есть, я видел. – уже спокойным голосом попросил Штуцер. Роман, в кромешной тьме на ощупь передал зажигалку.
– Правильно, Саня, я тоже покурить не против.
Несколько раз чиркнув, Штуцер зажёг огонь и, протянув свободную руку, достал с полки керосиновый светильник «летучая мышь», привычным движением поджег фитиль, и вернул зажигалку Роману.
– Ну вот теперь светло… а вообще я не курю… вредно это… а ты, дяденька, покури, потому что скоро начнется.
Это «скоро», началось раньше, чем Роман успел докурить. Его словно парализовало нестерпимой болью. Удар следовал за ударом, пол и стены вибрировали словно резиновые. Тело и мозг сотрясали те же вибрации, вызывая все самые болезненные физические ощущения, которые только могут быть. Казалось, что эта пытка не закончится никогда, но все кончилось так же резко, как и началось, оставив Роману тошноту и слабость. Штуцер, не смотря на свой хлипкий вид, выглядел гораздо бодрее, и уже колдовал у примуса, заваривая чай.
– Я дяденька, чё говорю… Михай, конечно, сволочь та ещё был, но чай пил только заварной, вот его заначку мы сейчас и заварим. – и, помолчав немного, добавил. – Ему всё равно уже не надо.
Взяв в руки горячую, эмалированную кружку, и сделав несколько глотков бодрящего напитка, Роман, сказал:
– Ты, Саня, прекращай меня дяденькой величать, звучит от тебя это как-то не к месту паршиво. Роман меня зовут… лады? – и пристально посмотрел на парня.
– Нет, дяденька, в Зоне так нельзя… имя твоё там, за пределами осталось, а здесь всё по-другому. Зная твоё настоящее имя, Зона тебя никогда не отпустит за периметр…
– Во как всё страшно… Позволь спросить, откуда у тебя такие познания образовались?
Штуцер нахмурился.
– От верблюда… говорят нельзя, значит нельзя. Михай мне об этом рассказывал. Вот ответь мне, дяденька, ты много таких как Люся видел? Или выбросов… там за пределами Зоны? То-то… а тут ещё столько всякой пакости бегает, даже думать жутко. Если я раньше знал бы всё это, никогда бы сюда не потащился, сидел бы в своей осперантуре на физ-мате… – закончил Штуцер.
– У тебя, Саня, слишком много всяких разных «бы»… если бы, да кабы, сам-то что в Зону попёрся, романтики захотелось?
Штуцер, что-то вспомнив, сразу как-то сник.
– Не было у меня никакой романтики. Мама у меня сильно болеет. Лечение очень дорогое, а где мне, студенту, такие деньжищи взять, а приятели мои, Лёха с Фимой, сказали, что они в Зону собираются, денег на артефактах подзаработать, я сними и напросился, взял академический и сюда.
Роман поставил на стол опустевшую кружку.
– Ну и где твои друзья-приятели?
Штуцер проглотил подступивший к горлу ком.
– Они там, у Люси лежат. Мы тоже эту долбаную квартиру с цветочками на стенах нашли, решили в ней переночевать, а дальше ты сам всё видел.
– Да, не повезло парням… – вспомнив увиденное, подумал Роман. – А ты как к этой Люсе в гости не попал?
– Повезло мне просто. Я шаги в подъезде услышал и решил посмотреть… вот с пацанами в квартиру и не зашёл, а там такое началось… я им помочь хотел, да только Михай меня схватил, они в этот схрон ночевать шли, так вот я в бандюках и оказался. Два месяца у этих козлов вместо отмычки по Зоне топал, ну а тут ты их…
У Романа перед глазами пробежали события прошедшего дня, из которых он мог понять лишь то, что ему смог объяснить перепуганный студент. Ответов на свои вопросы он не нашёл, а приобрёл ещё больше. Размышления Романа прервал Штуцер.
– Выпить хотите? Тут водка есть… – и, не дожидаясь ответа, прошёл в дальний угол подвала, достав из стоящего на полу ящика две бутылки пшеничной водки. – Михай её очень берёг… говорил, что она старинная, ещё со времён советского союза. Больше пол века в этом погребе простояла… – и звонко ударив бутылку об бутылку поставил их на стол. – Ты дяденька наливай, а я закусить соображу… да и вообще, жрать охота.
Разогретая на спиртовке тушёнка и пахнущий неизвестно чем консервированный хлеб Роману показался самым вкусным кушаньем. Немного утолив голод, Роман налил по пол кружки водки.
– Давай, Саня, помянем твоих друзей. – водка, горячая еда и безопасное место, сделали своё дело. Разлив последнее по кружкам, Роман сказал. – Всё, Санька, хорош гулять… пора и честь знать. Спать будем.
Осоловевший от выпитого, Штуцер соглашаясь кивнул.
– А всё-таки, дяденька, надо тебе в Зоне имя взять… принято так, и вообще… ты какого рожна сюда припёрся?
Штуцер, смачно икнув, раскатил на грубо сколоченных нарах матрас, и бросив под голову рюкзак Михая с наслаждением растянулся на импровизированной кровати.
– Вот ты ответь мне, дяденька. – не унимался Штуцер. – со мной всё понятно… я сюда по глупости попал, а ты… это вопрос вопросов. О Зоне не знаешь ничего, просто ноль… – и продемонстрировал Роману пустую кружку.
Роман, тоже устроившись на аналогичном со Штуцером ложе, как бы между прочим подметил:
– Тут ты Саня прав, в Зоне этой вашей я полный ноль, но в отличии от отдельных боевитых граждан, на побегушках у бандюков не бегал. – и, опережая не озвученные возмущения Штуцера, примирительно сказал. – Ладно, Саня, не обижайся. Оба мы попали. Я тоже друга послушал… Мы с ним в Припять в начале девяностых ездили, вот и решили молодость вспомянуть, а теперь вот и друг пропал, и я попал… такой вот каламбур получается, и если ты говоришь, что в Зоне надо себе имя или, как у бандюков водится, погоняло придумать, то оно вроде как есть. В армии у меня позывной был, Лис, значит пусть и здесь Лисом буду.
Штуцер оживился.
– А почему Лис, хитрожёпый чёли?
– Дурак ты, Штуцер, одно слово чёли. – вздохнул Роман. – Просто чувствовал куда и когда нельзя лесть… поэтому двухсотых в моём взводе почти не было, вот отцы-командиры мне такой позывной и присвоили.
– А друг твой давно пропал?
Роман задумался.
– Даже не знаю… Я тут, Штуцер, вообще ничего понять не могу… монстры, выбросы, миражи… и время чёрт знает как идёт, ну а друг… видимо недавно, вот его искать и пошёл. Штуцер, слушай… – Но Штуцер, по-детски свернувшись калачиком на своём матрасе, уже сладко сопел.
– Вот и поговорили… – Роман ещё раз посмотрел на безмятежно спящего Саню и ощутил навалившуюся усталость. Убавив фитилём свет лампы, устроился на топчане, стоящем напротив такого же, стоящего через стол, на котором посапывал Штуцер, закрыл глаза и забылся неспокойным сном. Пробуждение облегчения не принесло. Всё тело ныло, словно после хорошей драки, усугубляясь головной болью от ссадины и выпитой вечером водки. Оставшийся на столе, холодный, не допитый чай, Роману пришёлся как нельзя кстати. Роман, поднялся и легко похлопал плечо всё ещё спящего Штуцера.
– Просыпайся, студент алкоголик… разговор у меня к тебе, и куча вопросов.
Штуцер, тыльной стороной ладони протер лицо.
– Чё пихаешся, я уже проснулся… вопросов у него куча… Клал я на твою кучу, свою большую кучу, – пробурчал Штуцер.
– Вставай-вставай… не ворчи как старый дед – и максимально добавил освещение в светильнике.
Теперь, он мог более внимательно осмотреть их временное убежище. Помещение было большим, метров восемь в длину, и почти четыре в ширину, и имело ещё несколько ответвлений в комнаты поменьше. Бывший хозяин, видимо, заведовал винным складом или магазином, так как множество полок занимали коробки и ящики, судя по этикеткам, с алкоголем на любой вкус. Михай, завладевший по наследству этим сокровищем питейной души, или предпринимательства, тоже внёс свою лепту, и как в сказке про Аладина волок в свою пещеру любые, с его точки зрения Богатства, коими они, видимо, здесь и являлись. В углу громоздились несколько ящиков с сух-пайками, как отечественными, так и натовскими, несколько полок занимали мясные консервы и тушёнка, матово отсвечивая всевозможными надписями. Целая полка была занята медицинскими принадлежностями, от автоаптечек, до тревожных сумок врачей скорой помощи. В дальнем углу, под большим настилом, заваленным рюкзаками и коробками, стоял дизельный генератор, с выведенной в стену выхлопной трубой. В стенах помещения находилось несколько отверстий вентиляции, от чего в подвале воздух был сухим и чистым. Закончив осмотр, Роман взял с полки пару банок с мясными консервами и бутылку сухого вина.
