***

Я сидела на крыльце Леона, уронив голову на руки. Этой тихой и спокойной ночью лишь свет от полной луны освещал улицы. Фонари в этом районе по каким-то непонятным причинам не работали.

У меня не было даже вещей, только мятая футболка, джинсы и босоножки.

– Лейла? – послышался знакомый голос. – Что ты здесь делаешь?

Я подняла взгляд и увидела перед собой Леона с братом. Отто выбросил сигарету и улыбнулся мне. На нём была аляповатая рубашка, которую, по всей видимости, он носит двадцать четыре на семь, порванные джинсы и спортивные кроссовки. Его дреды были собраны в хвост. Леон же здорово контрастировал по сравнению с ним – белая рубашка, деловые брюки и туфли. Я всё ещё поражалась, как эти двое могли быть братьями.

– К тебе пришла, – я пожала плечами, стараясь изо всех сил не расплакаться и не упасть ему в объятия.

Мы посмотрели друг на друга и замерли. Он не знал, что ответить. Я не знала, что ещё сказать.

– Ребят, камон, пойдемте в дом, – снял напряжение Отто. После поднялся на крыльцо и открыл входную дверь.

Леон подал мне руку, и я встала со ступенек и отряхнулась.

Как оказалось, Отто вкусно готовит. На тарелках перед нами лежал шницель из свинины, приправленный специями и зеленью. В бокалы он налил красного вина. Мы втроём сидели за столом, как любящая семья.

– Так ты, значит, беременна, – улыбнулся Отто, отправляя в рот очередной кусок мяса.

Мы с Леоном молча переглянулись.

– Ну вы даёте, ребят. Леон, надеюсь, ты позовёшь меня стать крёстным отцом.

Леон едва слышно рассмеялся.

– Конечно, Отто, – он посмотрел на меня, словно спрашивая одобрения.

– Я… – начала было я, не зная, как сказать то, что ушла из дома, сбежала от отца.

– Лей, может, тогда поживёшь у нас пока? – улыбнулся Отто и сделал глоток из бокала.

– Конечно, – ответил за меня Леон, – она останется с нами. Если ты не против.

– Я? Ты шутишь? В кои-то веки у тебя появилась девушка, живите, сколько хотите.

Я чувствовала себя ребенком, которого вырастили два отца. Но, наверное, к лучшему, что они не дали ничего сказать мне. Я была гранатой, готовой вот-вот взорваться, и любое произнесенное слово вырвало бы чеку, и я либо расплакалась бы, либо забилась в истерике.

– Спасибо, – тихо сказала я.

– А ты почему не ешь? – спросил Отто. – Я этот шницель по бабушкиному рецепту, кстати, готовил. Она знала толк в еде.

– Он превосходен, – выдавила из себя я, за всё время попробовав лишь кусочек, – очень вкусно.

– И Отто, – перебил нас Леон, который сам ещё ни разу не коснулся ужина, – если Лей будет жить с нами, то… можно тебя попросить… чтобы никаких наркотиков в доме.

Отто положил столовые приборы о стол, поднял ладони и улыбнулся.

– Я чист, братан. Сегодня отдал последнее.

Леон едва улыбнулся, удовлетворившись ответом. Я сделала несколько глотков вина.

– Тогда отлично, – сказал Леон и перевёл взгляд на меня, – постелю тебе сегодня наверху, со мной.

Мы доели ужин и, поблагодарив Отто, встали из-за стола.

– Не шалите там, ребятишки, – крикнул он вслед.

Леон лишь махнул ему рукой и пожелал спокойной ночи.

Я проснулась от громкого стука в дверь. Едва открыв глаза, увидела, как Леон обеспокоенно смотрит на меня, а после встаёт с кровати. Кто-то буквально пытался протаранить дверь в комнату. Он не успел схватиться, как в комнату ввалились три человека с оружием.

– Руки! – заорал на Леона один из нападавших.

Я закричала и, словно в детстве, хотела накрыться одеялом, спрятаться там от проблем, но поняла, как это нелепо будет выглядеть. Леон, будучи в одном нижнем белье, упёрся голым телом в стену и заложил руки за голову.

– Что происходит?! Кто вы такие?! – крикнул он, но тот человек, что стоял ближе всего к нему, размахнулся и ударил его прикладом в поясницу. Леон скорчился от боли.

Двое других, одетых в форму и бронежилеты, переворачивали комнату вверх дном. Открывали шкафы, разбрасывали вещи, скидывали на пол всё, что аккуратно стояло на полках. Я вжалась в спинку кровати, вцепившись в одеяло.

– Леон Мартинес? – спросил его один из этих солдат.

Тот лишь покачал головой.

– Вы и ваш брат обвиняетесь в употреблении и хранении наркотиков.

– Что?! – запротестовал Леон. – Тут нет никаких наркотиков. Я не…

«Я не наркоман» – хотел, наверное, сказать он, но один из нападавших, достал из своего кармана большой пакет с белым порошком.

– Что ты там сказал? А это тогда что? – тот, что держал Леона на мушке, взял у своего друга пакет, а после схватил Леона за запястье и вложил его ему в руку.

Леон пытался сопротивляться, но ещё несколько ударов прикладом окончательно лишили его сил. Он посмотрел на меня так, словно просил прощения за то, что всё это происходит в его доме.

– Понятые, – сказал один из мужчин в форме, – войдите.

Понятые? Понятые?! Где эти амбалы успели найти понятых?

По телу пробежала дрожь, мне захотелось закричать в тот момент, когда в эту тесную комнату вошёл мой родной отец. С высоко поднятой головой, поправляя галстук на своём чёрном костюме, он появился, как актёр театра, чётко выполняющий поставленную роль. Рядом с ним был его друг, я видела его пару раз в нашем доме – высокий кучерявый парень, с веснушками, в футболке с изображением Дарта Вейдера и длинных шортах – он был самым плохо играющим актёром этого спектакля. Интересно, сколько отец ему заплатил?

– Понятые, – уставился на моего отца один из нападавших, – в результате обыска у подозреваемых был обнаружен пакет, предположительно, с наркотическими средствами.

– Просто не верится, – наигранно ответил отец, искоса взглянув на меня.

– Уводите его, – приказал мужчина и двое скрутили Леона и вывели его из комнаты.

Человек, оставшийся в комнате, заправил пистолет за пояс и переглянулся с моим отцом.

– А ты пойдешь с нами, – строго сказал он.

Я смотрела, не понимая, что происходит, не зная, что ему ответить. Поняв, что я никуда не собираюсь идти, отец посмотрел на своего цепного пса и кивнул. Последнее, что я запомнила – как этот человек бросается на кровать и прикладывает к моему лицу дурно пахнущую тряпку.

Проснулась я от ослепительно белого света. Очень хотелось пить. Голова кружилась, предметы двоились перед глазами. В голове мелькали вспышки воспоминаний. Я знала, что отряд вооруженных людей в квартире Леона был неспроста. Видимо, отец выследил меня. Конечно, не сам, при помощи своих людей. Выследил и одним щелчком пальца уничтожил всё, что мне дорого. Окончательно проснувшись, я поняла, что лежу на больничной койке. Но… что произошло? Хлороформ или что бы то ни было на той тряпке не могло довести меня до больницы. Ведь так?

На мне была лишь длинная пижама, достающая до колен. Превозмогая дикую усталость, я поднялась с кровати и, едва держась на ногах, дошла до входной двери.

По коридору больницы ходил персонал, не обращая на меня ни малейшего внимания. Как я сюда попала? И что будет, если я сбегу прямо сейчас – в этой белой пижаме?

Вскоре я увидела знакомую фигуру, появившуюся из-за угла. С бутылкой воды в руках, в костюме, на который был накинут медицинский халат, на меня шёл отец.

– Ты… – сказала я, двинувшись в его сторону.

Мне хотелось накинуться и разорвать его на части.

– Лейла, – по-отечески улыбнулся он, – ты проснулась. Тебе нельзя пока вставать. Отдыхай.

Он подошёл и попытался меня обнять, но я отстранилась, сверля его взглядом.

– Что происходит?!

– Всё хорошо, – сказал он, протягивая руки для объятий, – всё хорошо, ты просто немного перенервничала.

– Перенервничала?! – крикнула я, привлекая внимание персонала.

– Ты посадил Леона и Отто?!

– Посадил? – отец засмеялся таким доброжелательным смехом, каким мог смеяться Санта-Клаус на детском утреннике. – Деточка, ты многого не знаешь. Отдохни.