Он поселился в отделе почти одновременно с Бородой и мышью. Притащил его с улицы участковый Берёзкин, и спокойному житью мелкой лейтенантки пришёл конец. Поначалу кот шарахался от каждого милиционера или нарушителя, встреченного им в коридоре. Потом понял, что обижать его тут не собираются. Каждый жалел котяру, прикармливал. И уже к концу месяца облезлый помойник превратился в лоснящегося мурлыку и получил кличку Полупуд

– Как жить дальше… – причитала мышь, услышав всякий раз, как котяра ходит туда-сюда мимо двери кабинета следователя Матузкова, – Слышишь, когти поганые цокают? Это Полупуд на охоту вышел.

– Что ты, Степанида, – смеялся Борода, – разве с таким шумом и пыхтеньем охотятся? Это он силу свою демонстрирует и безнаказанность.

Степанида пожаловалась следователю, но тот был слишком занят расследованиями, чтобы вникать в проблемы мелкой лейтенантки.

Поняв, что Матузков ей не помощник и над котами не начальник, мышь решила пожаловаться на Полупуда полковнику милиции Гургенову. И хотя Степанида боялась забегать в его кабинет, страх перед котом был сильнее. Улучив момент, когда Гургенов вернулся с планёрки, она вбежала следом, забралась на стол и храбро пискнула.

–Товарищ полковник, разрешите обратиться.

Гургенов широко улыбнулся.

– Обращайся, товарищ мелкая лейтенантка.

– Разрешите спросить, на каком основании в нашем отделе обретается кот. Рыжий, огромный, зовут Полупуд.

Гургенов снял фуражку и вытер бритую голову клетчатым носовым платком. Так он раздумывал и тянул время.

– Ежели он не на государевой службе, то надоть его спровадить, потому как находиться посторонним в отделе никак не полагается, – продолжила осмелевшая мышь, – непорядок наблюдаю.

– Да… Порядок должен быть во всём, – улыбнулся Гургенов, – но не выгонять же в зиму котика на улицу? К тому же он такой милый, всему коллективу отдела повышает настроение.

Это была катастрофа! Степанида вернулась в кабинет следователя, достала носовой платочек и приготовилась плакать, с домовым это всегда прокатывало. Но почти следом вошёл Матузков, держа на сгибе локтя кота. Полупуд удобно устроился, свесив свой поганый хвост и сощурив глаза. Матузков гладил его по холке. Степанида вскарабкалась на полочку с кодексами и картинно вздохнула. «Вот предатель!» – подумала она о своём начальнике.

– Степанидушка, смотри, какой он милый, – ворковал Матузков, – к тому же он сказал, что вовсе не собирается обижать тебя. Все должны жить мирно. Так?

Полупуд то ли мурлыкнул, то ли буркнул. У Степаниды не было оснований верить котяре. Домовой материализовался на сейфе. И хотя он любил подшучивать над суженой, тут он заметил неподдельную тревогу, и решил вступиться.

– Полупуд, раз уж ты пришёл в мой кабинет, то настала пора нам сурьёзно потолковать, – сказал домовой. Степанида кивнула с довольным видом и устроилась на коленке Бороды, зорко наблюдая за всеми движениями котяры. Тот хитро поглядывал на Степаниду и домового в полглаза, а следователь хмыкнул, услышав слова «мой кабинет».

– Мурр, – ответил кот.

– Полупуд, – повысил Борода голос, – вся нечисть в отделе подчиняется мне и живет по «Наставлениям для порядочной домовой нечисти». Коты, как известно, к ней тоже относятся. Потому мои правила такие. Шатайся, где хочешь, но выше второго этажа не поднимайся. Тут обитает следственная мышь.

– Мурр, – ответил кот, спрыгнул на пол и потянулся.

Степанида не поняла, что именно он имел в виду и храбро продолжила слова домового.

–Я вот расследую преступления. А какую пользу приносишь ты? Даром ешь казённый хлеб!

– Я для крррасоты, – ответил кот и перевернулся на спину, умильно поджав лапки, – и всем нравятся мои песенки, муррр.

Вдоволь навалявшись по полу, он отряхнулся, высоко задрал хвост и неспешно покинул кабинет. Домовой и мышь переглянулись, вот уже второй негодяй в отделе праздновал победу над Хозяином. Этого так оставлять не следовало. Матузков с улыбкой смотрел на мелкую лейтенантку и домового, точно не считал проблему такой уж важной.

Домовой приуныл, а Степанида пощекотала его ухо усиками и сказала:

– Есть идея, как пристроить Полупуда к делу. Ему в скорости не до нас станет.

Мышь подвинула к себе лист бумаги, чернильницу и принялась писать хвостом рапорт Гургенову. Степанида очень старалась, самоотверженно пачкаясь чернилами и рисуя завитушки на заглавных буквах. Она могла бы и карандашом нацарапать текст, но из-за вредной привычки всё грызть, боялась не закончить важного дела. Степанида вспоминала казённый язык деловых бумаг, которым писали все сотрудники в отделе, и старалась не ударить усатой мордочкой в грязь перед начальством.

«В виду оптимизации кадровой работы предлагается направить кота Полупуда для прохождения службы в отдел по борьбе с малолетними нарушителями. Во избежание роста правонарушений и в целях воспитания чувства доброты предлагается чтение Полупудом народных сказок, разучивания стихов и песен с подростками, а также профилактическая глажка по спине с последующим умиротворяющим мурлыканьем. Поставить Полупуда на довольствие в звании рядового, с испытательным сроком в месяц. О результатах работы спрашивать по всей строгости закона».

Степанида перечитала и задумалась. Фраза «По всей строгости закона» была идеальной. А вот «чувство доброты» совершенно не вязалось к делу. Степанида со вздохом вычеркнула лишнее и дала прочесть Бороде. Тот посоветовал заменить «подростков» на хулиганов, но Степанида воспротивилась и дала прочесть Матузкову. Тот остался доволен и поставил свою подпись.

– Это для соблюдения принципа субординации.

–Чегошеньки? – захлопала глазами Степанида, услышав восхитительно новое канцелярское слово, и повторила его шёпотом.

– В милиции такой порядок. Мелкая лейтенантка подаёт рапорт капитану, а уж я – начальнику милиции. Я над вами Старшой, он – надо мной. Ну и что, что Гургенов у нас мягкотелый? Рапорт – бумага казённая, реагировать придётся. Правильно действуешь, Степанида, у нас в милиции только так: один другого подсиживает, подставляет и подкузьмить стремится. Так что ты приживёшься тут.

«А я?» – подумал домовой, но вслух не спросил. Он вёл унылый счёт своим промашкам. Неделю он болтался в Кольчугинском отделе, а нечисть себе не подчинил, авторитета не заработал. И не только потому, что дурная слава об отрубленной бороде долетела за ним из хутора Кривого. Причиной был простой в деле Плотникова.

– Матвей Иваныч, что у нас с расследованием пожара? – вскинул на следователя грустные глаза Борода, – что-то я кручинюсь от безделья.

– Сегодня будем допрашивать свидетеля, – ответил Матузков.

Свидетелем оказался щуплый парнишка лет восемнадцати, вертлявый и нервный. Он не смотрел Матвею Ивановичу в глаза и на все вопросы юлил: «Не помню, не знаю, давно Витю не видел. Даже не в курсе, что он убит». Домовой наблюдал за допросом с высоты несгораемого шкафа и удивлялся спокойствию Матузкова. Борода не показывался свидетелю на глаза, потому что от Старшого не было на то команды. Через полтора часа от начала допроса, когда все методы уговоров, включая угощения сладким чаем с шоколадными батончиками «Марс» и двумя сигаретками «Ротманс Роял» были исчерпаны, Матузков внимательно посмотрел на домового и едва заметно кивнул ему.

Борода появился в виде густого серого облака. Оно расползлось по потолку и нависло над парнишкой.

– Видите, гражданин Пастухов, какая аура в кабинете стала? – указал пальцем на потолок Матузков, – а всё от ваших ложных показаний.

Пастухов расплылся в недоверчивой улыбке. По всему его виду было понятно, что фокусам следователя он не доверяет и правду говорить не собирается. Облако сгустилось, приняло форму увесистой дубинки и с размаху опустилось на голову свидетеля. Тот вскочил и заметался по кабинету, а дубинка наносила чувствительные удары то по одному уху, то по другому. Пастухов обхватил голову ладонями и по-поросячьи взвизгивал. Матузков наслаждался зрелищем. Когда бегать между стульями и столами свидетелю надоело, он рухнул перед следователем на колени и запищал хуже мышки: «Дракона боюсь! Потому и не буду показания давать, хоть убейте». Матузков махнул рукой, и домовой вернулся под потолок. Пастухов покосился на угрожающе нависшее облако, только и ждавшее момента напасть и отдубасить.