– Кто тебе это рассказал?

– Я слышал, как кто-то говорил это в офицерской комнате… Послушай, Кардо, сейчас все об этом говорят.

– Ну, и что они там говорят?

– Что с людей возьмешь… Одни шутят – типа, ты совсем с катушек слетел; другие говорят, что ты так внимание привлекаешь. Ну и, разумеется, больше всех чешет языком Карбоне.

Рикардо знал, что пожалеет об этом, но все равно спросил:

– И что он болтает?

– Он говорит, тебя гложет то, что тебя выгнали из убойного отдела. Что здесь ты чувствуешь себя лишним, поскольку считаешь себя лучше остальных. Но ты не сможешь, слепив из воздуха несуществующего серийного убийцу, загладить свою вину перед ними за то, что опозорил коллег.

Меццанотте сжал челюсти так сильно, что заскрипели зубы. Почему этот козел постоянно цепляется к нему как в первый день? Научится ли он, Рикардо, когда-нибудь не давать ему задевать себя за живое?

– Неважно, не думай об этом, – попытался утешить его Колелла, – ты же знаешь, каков Карбоне. Этот парень – ублюдок. Лучше перейдем к более приятным темам… Как там у тебя дела с Ниной Спада?

– С Ниной?.. А как они, по-твоему, должны обстоять? Мы едва знакомы. А с чего ты об этом?

– Вчера я застал ее у кофейного автомата, и она спросила меня о тебе. Она засыпала меня вопросами, и я подумал, что между вами уже что-то происходит… Я говорил, что она сохнет по тебе. Тебе стоит этим воспользоваться.

– Ну почему теперь все хотят повесить на меня кучу девушек? – пробурчал Меццанотте. – Вчера вечером даже Фумагалли ввязался в это дело. Что, черт возьми, с вами всеми не так? У меня уже есть подруга…

– Фумагалли? Что он отчебучил?

– Девушка, которая работает волонтером в Центре помощи, кажется новенькая, пришла в отдел с довольно увлекательной историей о детях, которые вроде как убежали из дома. Помощник шефа – который, кстати, раньше не был таким деловым – хотел, чтобы я принял ее любой ценой.

– Неужели новая волонтерша Раймонди? – воскликнул Колелла. – Я никогда ее не видел, но коллеги утверждают, что она просто сногсшибательна, даже если и холодна как сосулька… Ну ты и везучий! Она и вправду так хороша, как говорят, эта красотка?

Красотка? С точки зрения Рикардо, это определение было весьма упрощенным. Несмотря на то что Лаура Кордеро была без макияжа, в очень простых джинсах и джемпере с низким вырезом – а может быть, благодаря этому, – от нее буквально захватывало дух. Она не казалась ему холодной, отнюдь. Но было в ее поведении что-то вроде робкой отстраненности, тщательно контролируемой осторожности, словно она пыталась сохранить определенную дистанцию между собой и окружающим миром. История, которую рассказала ему Лаура, звучала довольно надуманно, но ее тревога за судьбу этих детей выглядела искренне, а Рикардо слишком хорошо знал, каково это – переживать за то, чему никто не придает значения. Неужели только из-за этого он не выставил вежливо ее за дверь, пообещав, что разберется с этим вопросом? Не связано ли это также с тем, что тогда у него будет повод увидеть ее снова? Ему не хотелось даже думать об этом. Правда, с Аличе у него все разваливалось, но, помимо уже существующих проблем, ему не хватало лишь того, чтобы связываться с той, что выглядела как избалованная девочка из хорошего квартала.

– Да, она не так уж плоха, – пробормотал он, раздражаясь.

– И как все прошло? Что было-то?

– А что ты хочешь, чтобы было? Ничего! – повысил голос Рикардо, окончательно теряя терпение. – Почему бы тебе не перестать вмешиваться в мои дела и не попытаться самому найти себе девушку?

Он сразу пожалел, что сказал это. Для Колеллы это был больной вопрос. Помимо внешности, он был патологически застенчив и неуклюж с женщинами. Не помогло ему и то, что он был вынужден проводить бо́льшую часть свободного времени, ухаживая за своей больной матерью. Меццанотте знал, что Колелла был заядлым потребителем порно в Сети, и, хотя тот никогда не признавался ему открыто, подозревал, что у коллеги никогда не было иных интимных отношений, чем с его собственной правой рукой.

– Прости, Филиппо, я вышел из себя. Прости, я не хотел тебя обидеть… Слушай, на сегодня мы закончили. Возвращайся в отдел, у меня еще есть срочные дела.

Он попрощался с другом и направился к второстепенному входу на станцию, выходящему на площадь Луиджи ди Савойя. Спустился по ступеням, ведущим с конца Главной галереи на первый этаж, остановился возле одной из боковых колонн атриума и стал наблюдать за проходящими мимо людьми, как всегда напряженными и торопливыми.

– Эй, коп!

Скрипучий голос, позвавший его, доносился из щели между стеной и колонной, позади него, где в тени ждал информатор.

– Привет, Амелия, – сказал Меццанотте, не оборачиваясь. Коварная старуха не позволяла никому видеть ее рядом с ним, утверждая, что это испортит ее репутацию, а также повредит ее делу как информатора, поэтому при каждой их встрече она навязывала ему меры предосторожности, которые были бы достойны настоящего секретного агента.

Продолжая смотреть прямо перед собой, Рикардо помахал через плечо двумя пачками «Ферреро Роше».

– Итак, как думаешь, чем ты можешь их заслужить? – спросил он ее.

– А что ты хочешь знать?

Меццанотте поддался искушению оглянуться назад. Пожилая бродяжка порылась в своей тележке, извлекла несколько предметов одежды, которые осмотрела критическим взглядом, а затем бросила их обратно в кучу.

– Тебе нужно принарядиться, Амелия? – спросил он ее. – Никак на свидание собралась?

– Если и собралась, то не с тобой, – фыркнула старуха. – О моей киске ты можешь только мечтать. – И она противно расхохоталась, довольная собой.

«Ничего не поделаешь, – весело подумал Меццанотте, – в словесном противостоянии с ней я никогда не одержу верх. И даже если б я это сделал, то, скорее всего, получил бы только спицу, воткнутую в глаз».

– Ладно, вернемся к серьезным делам. Ты знаешь, что меня интересует. Тот, кто убивает животных. Ты что-нибудь о нем слышала?

– Теперь он нападает на собак.

– Это уже не новость. Что еще?

Несколько мгновений тишины, затем:

– Призрак.

– Что?

– Некоторые говорят, что это призрак оставляет вокруг себя всех этих обезображенных мертвых зверей.

– И что же это за призрак, черт возьми?

– Никто этого не знает, коп. Его так называют, потому что он появляется только ночью – высокий, худой и бледный, как призрак. Волосы у него тоже белые. С тех пор как он начал шляться по вокзалу, и начали появляться мертвые животные.

– Ну а ты его когда-нибудь видела?

– Я – нет. Только слышала о нем.

Меццанотте поджал губы. Надежность людей на вокзале – разнородного скопления бродяг и беспризорников, более или менее постоянно живших здесь, которых невозможно сосчитать, но, несомненно, не менее нескольких сотен человек – была по меньшей мере сомнительной. Многие – алкоголики, наркоманы или психи. Среди них распространялись всевозможные путаные слухи и диковинные городские легенды, из которых почти невозможно извлечь зерно истины, иногда таящееся там.

– Так не бывает. И что теперь прикажешь делать с бреднями наркоманов и пьяниц?.. В следующий раз ты должна принести мне что-то более солидное.

– А не пошел бы ты, легавый? И гони сюда мои шоколадки.

Рикардо протянул ей две упаковки.

– И тебе хорошего дня, Амелия.

Когда звонок пробудил его ото сна, было еще темно. Сначала Рикардо подумал, что это будильник. Потом вспомнил, что у него выходной. Циферблат цифровых часов на прикроватной тумбочке показывал 05:43, среда 14 мая. Нащупывая телефон, продолжавший трезвонить, Меццанотте пытался вернуть разуму хоть какую-то толику ясности.

– Алло, – пробормотал он, проводя рукой по лицу.

– Инспектор, это офицер Минетти. Простите, я разбудил вас…

– Нет… То есть да, но это уже не имеет значения. В чем дело, Минетти?

– Простите еще раз, но вы приказали нам немедленно предупредить вас, если…