Таким образом, конфронтация в этой области вызвана неприятием нового положения вещей определенными силами, желающими вернуть то время, когда можно было быть славным чужими достижениями и иметь прославленную породу, даже не имея заводов в своей республике.
И пока «теоретики» спорили, коневоды показывали делом реальное положение вещей в области коневодства, и в особенности карачаевского.
Автор выражает благодарность Казиеву И. Х. за предоставление новых источников для этой книги, и Дотдаевой А. А. за помощь в проверке орфографии и пунктуации текста. При цитировании пунктуация источников сохранена.
Дотдаев Руслан Азретович, с. Учкекен, ноябрь 2021 года.
КРАТКАЯ ИСТОРИЯ ТЕРМИНА «КАРАЧАЕВСКАЯ ПОРОДА ЛОШАДЕЙ»
Глава первая. Термин «карачаевская порода» в царской России
Карачаевская порода лошадей на протяжении столетий разводилась и культивировалась карачаевцами – народом, издавна живущим на территории, прилегающей к Эльбрусу. Разведение велось народными методами, и специфика условий выведения предопределила карачаевскую лошадь как невысокую, но крепкую и выносливую породу.
Термин «порода» в отношении карачаевской лошади применялся еще в то время, когда с горскими лошадьми не велась научная племенная работа, а их разведение осуществлялось методами народной селекции. Надо полагать, что и в те времена термин «порода» означал популяцию лошадей, выведенных определенными народами на определенной территории.
Автор не берется однозначно утверждать, когда именно по отношению к карачаевской лошади был впервые применен термин «порода», но уверен, что этому термину не менее двухсот лет. Обратимся к вышедшему в 1823 году труду известного исследователя Кавказа С. М. Броневского, который пишет: «У них есть мелкая, но крепкая порода горских лошадей, известная под именем Карачаевских»1.
О рабочих показателях карачаевских лошадей в этот исторический период сложно сказать что-то определенное, но известно, что в 1820-х годах карачаевцы, как и другие горцы, часто занимались набегами. Набег же подразумевал стремительные конные переходы на немалые расстояния. Разбор всех известных свидетельств набегов не входит в рамки данной работы, однако возможности карачаевских лошадей можно показать на следующем примере высокогорного перехода. В июне 1827 года «карачаевцы образовали партию из 300 человек, которая и угнала казачий скот с реки Баксана и других мест»2.
Гостивший в Карачае в 1829 году венгерский ученый и путешественник Жан Шарль де Бесс, характеризуя карачаевских лошадей, писал: «Карачаевцы разводят лошадей прекрасной породы, среди них есть такие, которые в Европе стоили бы до двух тысяч франков (Г-н Клапрот утверждал со слов наемных переводчиков, что в этих краях лошади низкорослые; в действительности же лошади здесь обычно того роста, который пригоден для использования в легкой кавалерии. Кстати, они легки на ходу, и я не знаю другой породы лошадей, которая была бы более подходящей для езды по крутым скалистым склонам и более неутомимой)»3.
После присоединения Карачая к Российской Империи (1828) жизнь и быт карачаевцев стали предметом более подробного изучения, и практически во всех описаниях Карачая стали встречаться упоминания о карачаевской лошади. Можно привести некоторые из них. В этнографическом труде, принадлежащем перу русского военного историка П. П. Зубова (1835), говорилось: «Карачаевцы обитают у северных предгорий Эльборуского кряжа и по трем отрогам оного, простирающимся в виде ветви. Горный хребет, из коего истекает река Баксан, отделяет Карачаевцев от большой Кабарды; на Полдень сопредельны им Суаны (сваны. – Р. Д.), а на Север Алтыкезеки (абазины. – Р. Д.). Главнейшие их аулы расположены по правому берегу Кубани, которую окружает плодоносная равнина. Они большею частию занимаются скотоводством; имеют значительные табуны превосходной породы лошадей. Хлебопашество у них хотя неважно, но достаточно для их нужд»4.
Пастбища исторического Старого Карачая (аулы Карт-Джурт, Хурзук и Учкулан) не могли прокормить весь имеющийся к тому времени скот, и поэтому карачаевцы устанавливали мирные отношения с новыми соседями.
В следующем источнике, «Военно-статистическом обозрении Ставропольской губернии» (1851), составленном капитаном Забудским, сообщалось, что «недостаток пастбищных мест и нужда выгонять скот для подножного корма ежегодно на Кисловодскую линию» заставляют карачаевцев «избегать вражды».
Карачай славился не только своими лошадьми: «Известны всем на Кавказе их знаменитые Карачаевские бараны, которых насчитывают до 100 000 голов, т. е. по 50 на каждый двор. Рогатого скота считается около 12 000 голов; лошади мелкой породы, но чрезвычайно крепки и известны под названием Карачаевских; их считают до 6500 штук»5.
Тут мы видим опровержение известного мифа о том, что «в трех аулах у карачаевцев не было возможности заниматься коневодством». Дело в том, что развитие коневодства определяется не только количеством и качеством земли, но и желанием и необходимостью этим заниматься. Скотоводство в те времена всегда было основным занятием карачаевцев. Можно приводить данные из разных периодов царского времени в истории Карачая, и легко можно убедиться, что в Карачае всегда было много лошадей (Р. Д.).
Далее, в ежемесячном московском журнале «Москвитянин» карачаевским породам лошадей и овец В. Швецовым (1855) были даны достаточно высокие оценки: «Лошади их считаются из лучших Кавказских пород, – подчеркивает он, – они более ценны смелостию своею в езде по скалистым и крутым тропам; шаг их верен и спокоен: вы, давши свободу своему коню, можете безбоязненно проехать по такому неприступному пути, где только может уместиться копыто лошади вашей и где ни одна из других пород не может сделать ни одного шага, да и вы, сколько бы ни желали, не можете принудить это животное идти по такой почти отвесной крутизне, где инстинкт самохранения удерживает ее со всем упрямством, свойственным животному. Овцы их также особой породы, шерсть необыкновенно длинная, тонкая и мягкая, как кашемир»6.
Как можно убедиться, карачаевская лошадь характеризуется как крепкая, выносливая в горах, и очевидно, она обладала отличной координацией и чувством равновесия. Эти качества не остались незамеченными, и вскоре карачаевские лошади подверглись настоящему испытанию.
В 1877 году началась Русско-турецкая война 1877—1878 годов. Летом того же года российские войска во главе с генерал-лейтенантом П. Д. Бабичем начали готовиться к переходу через Марухский перевал, чтобы открыть военные действия в районе Сухума. Одним из участников похода был Евгений Дмитриевич Фелицын, известный впоследствии как историк и кавказовед. Его подробный рассказ об этом тяжелом походе вышел в газете «Кавказ» в 1878 году (№44—46), а также и в других периодических изданиях.
Для обеспечения движения отряда через перевал требовались специально подготовленные вьючные лошади, и такие лошади, «которые могли бы преодолеть трудности предстоящего движения чрез главный хребет по местности, покрытой высокими, скалистыми и трудно доступными горами, с глубочайшими теснинами, где с бешеною быстротою несутся холодные воды снежных потоков, опрокидывающие все, что преграждает их путь. Подобным условиям могли удовлетворить исключительно только лошади, рожденные и выросшие в горах, т. е. Карачаевские и принадлежащие горцам, живущим по рекам Большому и Малому Зеленчуку», – писал Е. Фелицын в своей статье (№44 газеты)7.
В газете «Кубанские областные ведомости» (№9 от 1878 г.) со ссылкой на Е. Д. Фелицына также подчеркивалось: «…подобным условиям могли удовлетворять лошади исключительно только карачаевской породы и принадлежащие зеленчукским горцам»8.
Вьючный транспорт насчитывал 1000 лошадей, и автор статьи указывал: «…транспорт формировался преимущественно из лошадей Карачаевской породы, выросших и воспитанных в горах, следовательно, привычных карабкаться по скалам, на вершинах самых высоких хребтов, где, прибавлю, они пасутся почти круглый год…»9.
