Наши все вернулись, и сейчас отдыхали. После учений положен отдых, поскольку занять нас было нечем. Ещё раз строевой песней? Но командиры устали. Это нам пустяки, идёшь себе, играешь автоматом, а у командиров ответственность. Ведь всякое бывает. Даже холостым патроном можно покалечить. Особенно себя.

Но не сегодня. Сегодня обошлось.

И мы устали тоже. Больше обыкновенного. Стрельба есть ещё и акустическое воздействие, устаёшь от громких звуков. И автомат тяжелый. И солнце горячее.

Потому все ждали ужина, а потом отбоя. Обеда сегодня не было, его, обед, изображала полевая кухня, но вышло плохо. Пересол. Да, наши готовили, наши. Думали, лёгкое дело, а оно вон как вышло. Интересно, свиньи едят пересол? А что, разбавят водой до кондиции, и кушайте, кушайте, поросята, очень у нас борщ сегодня вкусный.

Даже Атаманову читать не хотелось от утомления. Но он человек сильной воли. Раскрыл «Поиск» и продолжил повествование о доне Румате. Народ вяло, но потянулся, и через четверть часа нас было столько же, сколько и вчера. Даже больше, потому что сегодня мы голодные, а чтение отвлекает от еды. Меняет пищевую направленность мыслей на созидательную: создание видений под воздействием художественного текста.

Я зашёл в палатку и лег. Вообще-то не полагается, но и я тоже устал.

Корчной… Значит, решился. Ну да, другого такого шанса может и не быть.

Кто виноват?

Спасский! Он показал, что можно! Можно оставлять заработанные призовые себе, жить на шахматные деньги в Париже, и хорошо жить. Да ещё с третьей женой. Три жены! Ну да, кто-то живет последовательно, кто-то параллельно, а кто-то и так, и этак.

После Спасского пошли и другие. Либерзон, Сосонко, нынешний чемпион ФИДЕ. В советской печати только так и пишут — нынешний чемпион ФИДЕ, без упоминания имени. Ботвинник, Смыслов, Таль, Петросян, даже Спасский — это чемпионы мира, а нынешний — чемпион ФИДЕ. На слух и труба пониже, и дым пожиже.

Но нынешний чемпион ФИДЕ в поединке с Фишером заработал три миллиона! А в Ливии, а в других турнирах? И он сам выбирает, где ему играть, не спрашивая разрешения у товарища Миколчука.

Ну, и Чижик… Тоже баловень судьбы, а если повезет, то станет чемпионом мира. Мира, а не ФИДЕ! Так будут писать в наших газетах.

А Виктору Львовичу сорок шесть лет. Времени в обрез.

Жизнь гроссмейстера такого уровня представляется сторублевому инженеру, врачу или учителю мечтой. Стипендия, призовые, поездки на зарубежные турниры! Но он-то себя не с инженером на ставке в сто двадцать сравнивает. Он себя сравнивает со Спасским, с Карповым, с Чижиком. Сравнивает и думает — а чем он хуже? Он не хуже! Он, может быть, даже лучше!

И вот он, шанс.

Земную жизнь пройдя до половины

Он очутился в зарослях малины

Малину эту после лебеды

Ему Судьба послала за труды

И бездарно упустить этот шанс нельзя. Он вышел в финал. Уже достижение на сто тысяч. Если выиграет у Чижика — а почему нет? — тогда и о короне можно думать. А если не выиграет — сразу переведут в бесперспективные. Его и сейчас-то на турнир выпустили едва-едва, а дальше будет хуже. Если не решится сменить лебеду на малину.

Четвертьфинальный матч с Полугаевским он выиграл. Призовой фонд — тридцать тысяч долларов. Из них двадцать процентов, шесть тысяч получила ФИДЕ. А им с Полугаевским по документам, представленным ФИДЕ, пришлось двадцать четыре тысячи долларов на двоих, а реально — восемь тысяч советских рублей. Полугаевскому три тысячи, Корчному пять. Мол, вы должны понимать, матч для страны стоил очень дорого, ФИДЕ эвон сколько забрало, радуйтесь и рублям. Конечно, пять тысяч для советского человека огромные деньги, но тот же Чижик за победу над Мекингом получил семнадцать тысяч долларов. Не получил — заработал!

Что он, Корчной, вышел сразу в финал — это, конечно, хорошо. Но и плохо тоже — призовых-то за полуфинал нет. Если играть с Чижиком финал в Советском Союзе, то распишут призовые на сто тысяч долларов, минимальный фонд, ФИДЕ получит двадцать тысяч, а им с Чижиком на двоих дадут ещё двадцать тысяч, но рублями. Радуйтесь и благодарите.

Нет, нет, и нет! Он решился сыграть по-своему. Мне так кажется. Впрочем, увижу — спрошу. Не перед матчем, после матча. При случае.

Конечно, это все моделирование. Дедукция. Гадание на доминошках.

Но Корчной однозначно не первый, и очевидно не последний из серии невозвращенцев.

И что из этого следует?

Будут затягивать гайки?

И очень может быть. Но если закручивать бездумно, всякое может случиться.

Особенно если есть люди с левой резьбой.

Вот как я.

Глава 3

5 июля 1977 года, вторник

Силы трения

В палатке было тепло, но не душно. Ми и Фа ползали по ковру, а я лежал на тонком матрасе и строил планы. Тепло, светло, и комары не кусают, в такой обстановке планы особенно хорошо строятся.

Палатка армейская, УСТ-56, но я уже дома, в Сосновке. Палатку поставили на участке. Я попросил. Мне, сказал, это нужно для подготовки к матчам. И пошли навстречу, отчего не пойти. Палатку одолжил полк Гражданской Обороны. Привезли солдаты, привезли и всё сделали. С чувством, толком и расстановкой. Выбрали место, подровняли земельку, на земельку поставили деревянный настил, на настил саму палатку, выкопали канавки на случай дождя, проинструктировали и показали, что и как. В дождь, к примеру, нужно ослаблять оттяжки. А в зной не забывать поднимать стенки палатки. Что б дышала.

Лиса и Пантера слушали и даже записывали.

Солдаты уехали, палатка осталась. Очень мило. И сейчас же её облюбовали Ми и Фа. В доме им скучно, а в палатке нравится. Ползай, сколько угодно. Но Екатерина Еремеевна, сказала, что детям нужен ковер. Для мягкости. Ладно, постелили. Купили и постелили, три на три, хороший, индийский, из «Березки».

Пусть.

Екатерина Еремеевна — мама Лисы. И, соответственно, бабушка Ми. Или Фа. Ольга и Надежда нарочно не говорят, кто есть кто. Они-то знают, но не говорят. В роддоме каждой новорождённой дали бирочку, но потом, потом… Все младенцы ну очень похожи, тем более Ми и Фа. Недаром хотят сказы о перепутанных в роддомах детишках, которые росли, росли и вдруг в двадцать лет спохватились: ах, нас перепутали!

Ми и Фа не близняшки, конечно. Но рядом. Если приглядеться, у Ми можно увидеть рыжинку волос, а Фа, скорее, брюнетка. Но стоило пару раз помыть им волосы с хной (оно и полезно для головы) — и всё, поди, разбери, где чья внучка.

Папенька не разобрал. Пару раз приезжал, с Анной. Папенька таки решился строить дачу. Анна убедила. Мол, дача и для здоровья полезна, и для общественных отношений: как можно художественному руководителю театра, и без дачи? Да, папеньку утвердили худруком. В Чернозёмске это самая высокая должность для человека искусства, иных творческих вершин здесь нет. Ну, а художественному руководителю театра оперы и балета полагается много больше, чем просто ведущему солисту. И потому дача у папеньки будет большая. В Солнечных Выселках, где селится новая номенклатура. Это даже ближе к Чернозёмску, чем Сосновка, но с другой стороны. На строительство большой дачи понадобились большие деньги. В долг, как подчеркнул Папенька.

Я дал.

Заходил и Стельбов. Хмыкал. Пытался подкупить, выпытать, кто есть чья. Я не купился.

Андрей Николаевич после новогодних событий и поседел, и построжел. А он и прежде был седой и строгий. Но при виде Ми и Фа мягчеет, как сухарь, опущенный в молоко. Синдром дедушки, да.

Что это было — зимой, не распространяется. Возможно, и сам точно не знает. Возможно, знает. Но не говорит. Если умный — сам догадаюсь, если нет — то и не нужно. Но многих милицейских начальников перевели в районы весьма отдаленные — это мне по линии «Динамо» сообщили. На укрепление кадров Заполярья. А двое так и вообще… Угорели, по официальной версии. Поехали на турбазу встречать Новый Год, да там и угорели. С печкой обращаться нужно умеючи.