Меня и ещё несколько человек усадили на сцене, сбоку. А на первом плане были выступающие.

Смысл выступлений сводился к тому, что в мире много того, что интереснее вещей, всяких там джинсов, магнитофонов, косметики, жевательной резинки и кока-колы. И тратить время на «Битлз», когда есть девятая симфония Бетховена, глупо. Как-то так.

В защиту вещей никто и не выступал. Все только атаковали. Впрочем, с разных сторон. Например, безумие — отдать за штаны полугодовую стипендию, разве нет? Или пить «Кока-Колу» при наличии кваса, двенадцать копеек за большую кружку.

Потом попросили высказаться меня.

Я, без ложной скромности, личность легендарная. Окруженная домыслами: в Ливии дворец, гарем и отряд королевских янычаров под моим командованием, в Швеции я с королем на дружеской ноге, а в американских банках храню вывезенные из Советского Союза золотые слитки. Откуда идут подобные слухи? Коллективное бессознательное. Именно в дворцах, гаремах и золотых слитках представляют себе счастье обычные люди. Да я и сам обычный, знаю, что говорю.

Я подошёл к микрофону. Поздоровался. Мне слегка посвистели и поаплодировали.

— Вообразите себе некоторым образом Антарктиду, — начал я. — Ледяные берега, айсберги, и толпы солидных императорских пингвинов, обсуждающих, как им бороться с белыми медведями.

— В Антарктиде нет белых медведей, гроссмейстер! — поправили меня из зала. — Они на разных полюсах, пингвины и медведи!

— Благодарю за поправку. Так вот, вещизм, идеология непрерывного потребления есть порождение общества с рыночной, нерегулируемой экономикой, где постоянно происходят кризисы перепроизводства. Понаделают, понимаешь, в избытке джинсов, так ведь нужно их продать, чтобы получить прибыль, а не убыток. А как продать, если у человека уже есть штаны? Сказать, что его штаны уже не модные. Они какие, светло-синие? А этой осенью в моде тёмно-синие, вот и популярный певец поменял штаны, смотрите! И народ ломится в магазин за тёмно-синими джинсами. А весной придумают что-то другое, чтобы люди свои трудовые доллары отдали за новые, новые и опять новые штаны, магнитофоны, автомобили… Но мы и избыток вещей — на разных полюсах. Не грозит нам избыток вещей. У нас экономика плановая. И потому боятся вещей в ближайшее десятилетие нам нет нужды. Как нет нужды пингвинам бояться белых медведей.

Вот вы спрашиваете, зачем Дон Кихоту «Мерседес». Позвольте и мне спросить: у нас что, затоваривание «Мерседесами»? В каждом магазине по восемь штук пылятся? Или американские джинсы на каждом прилавке? О чём вообще речь? Это вроде спора средневековых схоластов, сколько ангелов умещается на острие иглы — бессмысленное времяпрепровождение.

Я за границей бывал не раз и не два. И в свободное время стараюсь посетить университет или другое образовательное заведение. Обучение в Америке платное. Очень платное. И когда студент знает, что каждая минута учения стоит его родителям или ему самому изрядную сумму, он это время старается использовать на все сто процентов. Я говорю о серьезных студентах. Легкомысленные бездельники там тоже есть, куда же без них, но им приходится трудно — потом, по выходе из института. Годами ищут работу, кто перебивается мытьем посуды в ресторанах, кто сидит с чужими детьми — это с университетскими-то дипломами. Грустно все это.

— Но джинсы он может себе купить? Прямо пойти и купить?

— Легко. В любой лавке, на любой достаток. За пять долларов индийские или из Гонконга, за двадцать пять американские, и за сто двадцать пять — от законодателей моды. У них это данность — затоваривание джинсами, и принимается как само собой разумеющееся. А у нас данность — бесплатное образование. Что ценнее — штаны, или профессия врача, геолога, химика? При том, что никого без штанов я в зале не вижу. Имею в виду парней.

А мы тут тратим время на «Мерседесы», нужен, не нужен… У кого из присутствующих есть «Мерседес»? Поднимите, пожалуйста, руку, или встаньте! Что, нет таких? Тогда о чем мы тут рассуждаем?

— А сам-то, сам? — опять крикнули из зала.

— Что — сам? «Мерседеса» у меня нет. Я сюда приехал на «ЗИМе», который мой дедушка купил почти тридцать лет назад, и который достался мне в наследство. Отличный автомобиль! Я его берегу, по кочкам не гоняю, не забываю о профилактике, и, надеюсь, он мне ещё послужит.

— Но ты можешь купить себе «Мерседес»?

— Я победил в ряде турниров. Я четырехкратный чемпион Советского Союза. Я много работаю. И потому да, я могу купить себе «Мерседес». Но я — внимание! — ни разу не Дон Кихот. Я — Михаил Чижик. И я, Михаил Чижик, говорю: каждый из вас сможет купить себе автомобиль. Если не «Мерседес», то «Рено», «Тойоту» или «Форд». Или «Ладу». Если захочет, ну, и будет работать, разумеется. Каждый из присутствующих. В этом я совершенно уверен. Более того — знаю.

— И когда же это будет?

— Тебе, может быть, назвать день и час? Придёт, придёт времечко. Сдавайте на права, готовьтесь.

Когда мы ехали на зимние квартиры, Ольга сказала:

— Ты прямо как Заратустра какая: «Я, Михаил Чижик, говорю». А что за «Лада»?

— Экспортная «Нива». Ну, «Жигули» повышенной проходимости. Для деревни. В поле, в лес, на рыбалку.

— И продаётся?

— За чеки — хоть сегодня.

— Ты в самом деле считаешь, что у каждого будет автомобиль?

— У каждого, кто сильно захочет. Как сегодня пианино. Почему нет? Автомобиль — это не талант, не редкое природное явление, автомобиль есть закономерный продукт развитой промышленности. Всего-навсего. Их уже во всяких Япониях предостаточно, делают на экспорт. Не будем производить свои — станем покупать чужие. Не гадание на кофейной гуще, а принципы экономики.

— Научный коммунизм, — согласилась Ольга.

— Научный атеизм, — добавила Надежда.

— Приехали, — сказал я.

Глава 16

15 ноября 1977 года, вторник

Там, где начинается Земля

— Всё просто: в понедельник ты летишь в Стокгольм. Первым классом. Билеты на двоих, тебя и сопровождающее лицо. Вас встречают в аэропорту, везут в пятизвездочный отель с оплаченным номером, вручают деньги, четыре тысячи крон, то есть около четырехсот долларов. На сувениры. Ты отдыхаешь, а вечером в студии репетиция и запись. Во вторник — основная запись и фотосессия. В среду утром, если понадобится, опять запись и фотосессия, но, скорее всего, вы просто будете гулять про Стокгольму с персональным гидом. В пять вечера вас отвозят в аэропорт, садишься на самолет, и через час сорок ты уже в Шереметьево.

— Тебя послушать, это так просто, — засмеялась маменька.

— В общем, да, просто, — ответил я. — Сложное — это пение, оно целиком на тебе. А прилететь-улететь, это проще простого. Миллионы людей куда-то едут буквально каждый день. Из Парижа в Лондон, из Лондона в Мадрид, из Мадрида ещё куда-нибудь.

— Но ведь паспорт, визы…

— Об этом не волнуйся, и паспорт, и выездная виза будут готовы завтра, — сказала Галина.

— А шведская виза уже ждет тебя в посольстве, — добавил я.

Мы сидели в «Арагви», Галине Брежневой этот ресторан нравится больше привычной мне «Москвы». Ладно. Я и Галина, маменька и Марцинкевич, такая встреча Большой Четверки в Женеве.

Я заманивал маменьку в проект «АББА + Опера». Студийная запись «Пустыни», с участием как «АББЫ», так и оперных певцов. Успех сингла «Гамбит» позволял надеяться, что и «Пустыня» станет событием в мире музыки. Не самым великим, но заметным. И прибыльным: впереди мой матч с Корчным, нужно, чтобы «Пустыня» вышла аккурат к открытию матча.

Когда «АББА» узнала, что ведущая солистка Большого Театра, Мария Соколова-Бельская — моя маменька, они захотели во что бы то ни стало заполучить её в проект. И мы стали уточнять, «во что бы то ни стало» — это сколько? Мой поверенный Ульф Андерсон бился как лев, и вырвал-таки из пасти шведских поп-идолов изрядный кус.

Дело за малым — уговорить маменьку. По глазам вижу — согласна, но ведущей солистке сразу соглашаться петь с артистами зарубежной эстрады не пристало. Нужно пройти стадию колебаний и раздумий. Уместно ли советскому артисту, носителю передовой идеологии, участвовать в коммерческом зарубежном проекте? Соответствует ли это дальнейшим видам нашей политики? Нужен ли Дон Кихоту «Мерседес»?