Правда – сложно определимое понятие. Вот с истиной попроще. Истина – абсолютное знание. Истина одна. А про правду говорят, что у каждого она своя.

Если мы попытаемся разложить слово правда на составляющие, у нас получится: «прав», «да». Когда произносишь раздельно, невольно ставишь вопрос. Будто сомневаешься. Может поэтому правда не абсолютна и не истинная? Может поэтому она зависит от точки зрения конкретного человека?

Так вот все, о чем дальше пойдет речь, правда. Только у всех участников рассказываемых мною событий может быть другой взгляд на эту правду. Поэтому сразу проговорю, это моя правда. И раз уж она получается какой-то субъективной, отмечу, что все имена персонажей изменены, чтобы лишний раз не задевать чьих-то чувств.

Приятного прочтения!

Многое ли мы помним из своего раннего детства? Нет. Какие-то знаковые запоминающиеся события, которые врезались в память в силу ярких эмоций, оставивших этот след в нашем сознании. Не знаю как, но мои первые воспоминания, зафиксированные где-то глубоко на корочке, относятся примерно к первым двум-трем годам моей жизни. Многие удивляются и не верят, но это так. Одно из первых воспоминаний – как в дом привезли младшую сестру. Мне год и восемь. Белый сверток лежал в кроватке на боку, и мне все время хотелось ее переложить на спину, чтобы она смотрела на меня, а не в сторону. Наверное, мне ее было жалко, рассказывают, что однажды пытаясь ее успокоить или вылечить, я воткнула ей штопальную иглу в лоб со словами: «Я сделала укольчик». Этого я не помню, но помню, где стояла ее кроватка – возле окна в зале. Когда родился брат, родители уже жили в отдельной спальне, поэтому эти два воспоминания не спутать.

Но самое яркое впечатление из раннего детства на меня произвело другое событие. С рождения я была привязана к бабушке с дедушкой, это для многих не удивительно, а кому сидеть с ребенком, когда родители работают. Большую часть времени я проводила у них, рассказывают даже, что домой часто не хотела идти, забирали с уговорами: «Мама и папа будут скучать», и я в слезах повторяла: «Хоть разрубите меня пополам и у бабушки с дедушкой хочу ночевать, и дома». Выбор каждый раз менялся, особенно когда дед говорил: «Оставайся со мной, Галыбого с собой спать возьмем». Галыбой – это кот. В общем, любовь и привязанность к бабушке и дедушке у меня была особенная. За ними хвостиком везде. А тут начался сенокос. На сенокос ехать далеко, целый день в поле на жаре, поначалу меня брали с собой, но потом, видно, намаялись и стали оставлять. Мать все время с младшей сестрой, она долго не вставала на ноги, и ее приходилось носить на руках, а я сама по себе. Тут стоит сделать отступление, с самого раннего детства меня отличала большая самостоятельность и естественность восприятия окружающего мира. Первое проявлялось в том, что я без спроса и разрешения уходила из дома, и меня все время теряли, а второе в том, что я ненавидела одежду и предпочитала ходить без нее. Мать оденет меня в платье, а я скидываю и убегаю, чтобы не догнали и не одели. Нередко избавлялась даже от трусов. За мое это пристрастие дядька прозвал меня Маугли, возможно, за сходство с одноименным персонажем. Видимо, я очень аутентично смотрелась на фоне жигулевских лесов в пригороде, где мы жили. Родственники и соседи постепенно привыкли к моим причудам, привыкнуть никак не могли соседские собаки, которых я любила дразнить. Я очень быстро разведала, что в прогале между двумя соседними участками, где были злые собаки, есть узкий промежуток, благодаря которому эти собаки не доставали друг с другом. Они могут по долгу друг на друга лаять, но зацепить или достать нет. Самым интересным развлечением для меня тех лет было пробежать между ними, чтобы они меня не задели. Страсть к адреналину, видно, у меня была уже тогда. Когда мои родители увидели это впервые, они очень сильно ругались и запретили мне это делать. Сейчас я вспоминаю, представляю себя на их месте, и волосы дыбом встают. Да если бы мой ребенок это сделал, я бы поседела в тот же миг. Представить страшно, что бы было, если бы одна из этих зверюг меня поймала, они растерзали бы меня в клочья. Но тогда я этого не понимала и взбучка у меня вызвала только второй повод для адреналина, чтобы мама и папа не узнали. Вот она адреналиновая наркомания. И, как вы понимаете, бегать я не перестала. А это, кстати, характеризует еще одну мою черту, определенную степень бесстрашия перед природными стихиями и ее обитателями. Единственное, кого я боюсь, это рыб, для меня они все акулы, ну и еще змей. Они просто противные. А остальные представители животного мира не вызывают во мне ни страха, ни отвращения. Надеюсь, у вас уже нарисовалась картинка.

Но вернусь к своему рассказу. В один из таких дней, когда дух свободы и самостоятельности манил отправиться в путешествия, а мать была занята сестрой, я незаметно ускользнула. Быстро пройдя привычную процедуру, пробежала между собак и получив свою порцию адреналина, пришла к бабушке, которая жила в паре домов от нас. А дом закрыт. Разочарование, обида, досада – это ни о чем. Боль, предательство – вот то чувство. Я в слезы. Баба и деда уехали на сенокос без меня. Смотрю на кошку, которая грустно мяучит под дверью. Замок и ее не пускает. Мне стала жалко кошку, видимо, в ней я разглядела себя, начала реветь еще пуще. Ее тоже бросили, думаю я. Два друга по несчастью. И, взяв ее на руки, я решила отправиться на сенокос сама. Путь был неблизкий, а кошка толстая, бросила ее метров через десять и пошла одна. Дорогу я хорошо запомнила. За дедовым домом проселочная дорога уходила глубоко в лес, а там поляна, поле, еще одно поле, пролесок, поле, и ты на месте, представлялось мне. Сколько займет по времени эта дорога, я даже не представляла. Но как только зашла в лес, который сразу показался мне дремучим, солнце пропало, сквозь раскидистые кроны деревьев оно просто не проходило, и я испугалась. Но боялась я не зверей, которых могла встретить, а бандитов, и самое страшное цыган. Меня часто пугали ими, и, как оказалось, не случайно. Однажды цыгане меня чуть не выкрали. Видите ли, от природы я очень смуглая, в нашем роду есть капля цыганской крови, которая, кстати проявляется не у всех, мои брат и сестра натуральные блондины. И вот однажды, как мне рассказывают, мой отец заехал со мной на Александровское поле, где жили в то время в основном цыгане, и они попытались меня выкрасть из его машины, решив, что папа похитил цыганского ребенка.

И тут мне хочется сделать еще одно отступление. Ну как не рассказать о том, что меня до семи лет растили как мальчишку, почему до семи, потому что потом родился брат, настоящий пацан. А поначалу я была «папин сын», может, потому так, по-пацанячьи, себя и вела. И все детство я провела в отцовской машине на заднем сиденье. Всю дорогу мы с ним спорили как поедем: «на кривик» или «на прямик» и веселились. Мы были лучшими друзьями. Везде вместе, помню, однажды ночью удирали от бандитов. Не знаю, кто были эти бандиты, но отец только успел крикнуть: «Ложись!» И я брякнулась на заднее сиденье, а у машины разбилось заднее стекло, в него попала пуля. Еще тот экстрим. Представляю мать, она каждый раз встречала нас в слезах и истериках. Как только она терпела? Не знаю. Но в общем, в машине с отцом я пережила не одно потрясение, которые сама помню, а вот про цыган только с рассказов.

Меня тогда спасли, но цыганами с тех пор так и пугали. И потому, зайдя в лес, я насторожилась. Заслышав издалека шум мотора, я спряталась в кусты, но, видимо, плохо, потому что проехавший мимо сосед дядя Валера меня заметил. Странно, что он меня не попытался подобрать. Спокойно добравшись до дома, он даже не сразу сообщил матери о том, что он меня видел. А только когда она бросилась меня искать, и бегала, и голосила во все горло, пытаясь меня вызвать. В общем, за то время, что меня не хватились, я ушла очень далеко. Километра за три-четыре. Встретила по пути приветливых девушек, которым мое неожиданное появление в поле, так далеко от населенного пункта, показалось более чем странным. Они расспросили, куда я иду и откуда, и я все рассказала, как есть. И они, пообещав угостить меня мороженым, позвали меня с собой. Тут у многих снова нервы сожмутся, да уж, хватает в нашем мире извращенцев. Но не переживайте, девчонки оказались хорошими и просто вывели меня из леса, по той же дороге, по которой я в него и вошла. А там уже мать навстречу бежит и ловит нас возле бабушкиного и дедушкиного дома. Как сейчас помню: на руках у нее сестра, которая еще не могла ходить, а мне только что исполнилось три года. Мать рвет первую попавшуюся ветку чтобы выпороть меня, но срывает какую-то сухую будылину и бьет меня ей по заднему месту, будылина тут же ломается, и она в истерике начинает меня ругать. Не помню, куда делись девчонки. Но вместо мороженого я отхватила люлей. Самое интересное, что многие после этого перестали бы ходить в лес. Но это была бы история не обо мне. Я, возможно, чувствуя кармическую связь с природой и лесом, себе в этом отказать не могла. Правда, я очень редко ходила на эту дорогу, зато все тропинки, пролесочки и опушки в лесу за своим домом знала, как свои пять пальцев.