— Только в такие моменты, Вася, человек понимает, как жить хорошо, когда всё это дерьмо вокруг заканчивается… так-то, но твоему высокоблагородию такую штуку не понять, потому как ты существо другого плана… Тебе хоть шпирт, хоть выброс, всё по барабану, и Роме нашему, походу, тоже. Так что мучайся, Павел Першин, в одну голову.
— Может, я и не человек, — обиделся излом. — И выбросы чувствую по-другому, но и ты, Пашка Болоболка, видать притворяешься, что голова болит, потому как мозгов в ей, в твоей скорлупке, всего-то жменька, раз такие глупости говоришь.
Как обычно сервировав стол не хитрыми закусками и, откупорив любимый коньяк Першинга, наполнили кружки. Павел поскрёб недельную щетину на подбородке и мечтательно сказал.
— Эх, мужики, в баньку бы сейчас… да с веничком… а на столе раки варёные, пивко холодное… Красота… Честное слово, о большем ни о чём и не мечтаю… Думал, у Ромыча всё это действо случится… ан нет… Хрен тебе, Паша, с маслом… а всё почему? Потому что наш Рома уже в баньку в одинокого сходил и, наверняка, моих вкусных раков сам сожрал, и пиво моё холодное выхлебал… Обидно… А так всё нормально… С возвращением тебя Рома, спустя двадцать минут отсутствия…
Роман, понимая, что ему всё ещё не верят, задал Павлу вопрос.
— Першинг… Фома ты, неверующий… я зачем должен был в свой мир вернуться? За вторым артефактом, так?
— Ну да, за ним, и за дедом каким-то, — согласился Павел.
— Не за каким-то, а за Саватеем… Он умер, но артефакт я принёс, — и продемонстрировал Першингу два идентичных камня. — Со мной попутчик был, он бы подтвердил, что я не сошёл с ума, но, к сожалению, куда-то запропастился. Возможно, не смог вместе со мной миновать переход. Тоже, кстати, не совсем человек, но очень хороший друг.
— Вот тут я тебя поймал… — растёкся в улыбке Павел. — Здесь в Зоне понятно, много, как ты говоришь, не совсем людей, а там-то им откуда взяться? Там только Змеи Горынычи с Кощеями, да и то, в сказках, которые детям на ночь рассказывают… а артефакт ты, может, где-то тут припрятал, а сейчас достал… а нам тут лапшу на уши вешаешь… Без обид, конечно.
Романа всё это уже порядком начало злить, хотя сам он понимал, что в доводах Павла прозвучало самое логичное объяснение, и он снова вспомнил домового.
— Эх Селин, вечно тебя нет, когда ты нужен, — и уже хотел оставить попытку убедить Першинга в обратном, как произошло то, что само расставило все точки над и.
С лица Павла сползла ухмылка победителя и он, вытаращив глаза, уставился на что-то позади Романа, выронив из рук бутылку. Василий, с не менее удивлённым видом, поступил по-своему и запустил открытой банкой консервов, которую держал в своей огромной руке в то, что заставило так изменится Першинга. Банка, пролетев в нескольких сантиметрах от головы Романа, обрызгав его лицо разлетающейся во все стороны тушёнкой, глухо ударила в стену. Тёмная, бесформенная субстанция, словно кисель сползла из-за плеча Романа на пол, обретя форму огромного свирепого пса. Он оскалил на излома клыкастую пасть, с видимым намерением атаковать. Василий подскочил на ноги, но, ударившись головой о весящий над ним шкаф, снова сполз на ящик. Теперь уже Роман, видя растерянность и испуг своих друзей, улыбнулся на все тридцать два зуба, довольный тем, что Селин нашёлся и ему больше не придётся вдаваться в глупые бесполезные объяснения.
— Вот, друзья мои, именно о нём я и говорил. Прошу любить и жаловать, — и, наклонившись к псу, спросил. — Как тебя здесь величать прикажешь? Насколько я помню, имя твоё должно быть в тайне?
Пёс, смешно коверкая человеческую речь, ответил.
— Тут можно по имени… Мы в другом мире, поэтому скрывать его нет смысла. Всё равно никто зла через моё имя мне причинить не сможет.
— Стало быть, — продолжил Роман. — Это мой друг, о котором я говорил. Зовут его Селин, он домовой… по их классификации, — и, уже обращаясь к домовому, сказал. — Хватит народ пугать… или здесь только в таком образе быть можешь?
Селин, на секунду приняв вид небольшого мутного облака, трансформировался в улыбчивого старичка.
— Что… спужал я вас? Сам вижу, что спужал… — довольный собой, сам себе ответил домовой и мгновенно переместился на топчан, которым обычно пользовался Роман. Осмотревшись вокруг, сделал кислую гримасу. — Роман… Это чё… Твой дом?
Роман, видя недовольство домового, рассмеялся.
— Нет, конечно… Это место, где мы укрываемся от грозы или выбросов, по-здешнему. До дома ещё добраться надо.
— Это хорошо… — повеселел домовой. — Не нравится мне тут… Здесь место нехорошее… смертью пахнет.
— Тут не пахнет… тут кругом ей просто воняет, причём везде, — подтвердил, отошедший от шокового знакомства с домовым, Павел. — Да и ты нам здесь представление устроил… Мог бы сразу в деда превратится. Василий всё ещё от шкафа мультфильмы смотрит. Вот это да… Сколько жил в той прошлой жизни… в смысле, нормальной, без этой Зоны дурацкой с её чудовищами… Ты уж, Вася, прости за сравнение… если слышишь, конечно. Так вот и говорю… Никогда бы не поверил в то, что вы, домовые, на самом деле существуете.
— Энто я-то чудовище… — подал голос Василий. — Ты на свою-то рожу полюбовайся… У зомбей лица твоего краше… Болоболка, — и пододвинул ящик, на котором сидел, ближе к столу. — Шпирт доставать, али как?
Вскоре, вся разношёрстная компания, состоящая из представителей разных миров и измерений, выбрав каждый себе по вкусу еду и напитки, приступила к ужину под рассказ Романа о своих злоключениях случившихся с ним за год его путешествий. Довести своё повествование Роман не успел. Сквозь крышку люка донёсся сначала тихий, потом более настойчивый стук. Явно кто-то пытался попасть в схрон, либо обозначить своё присутствие. Мощная листовая сталь, из которого он был изготовлен, могла спокойно выдержать почти любую осаду, поэтому можно было не опасаться прорыва извне. О месте положения убежища никто знать не мог, но тот, кто снаружи пытался достучаться, судя по своей настойчивости, был уверен, что в подвале кто-то есть. Роман, решив, что просто отсиживаться не имеет смысла, решил узнать, что за непрошенные гости к ним пожаловали и, прихватив на всякий случай автомат, поднялся по лестнице к створу люка. В него снова громко постучали.
— Кто ты и что тебе надо, — громко спросил Роман.
С той стороны раздался приглушённый толстым железом голос.
— Роман, это я, Октябрь… Со мной ещё четверо бойцов. Один тяжело ранен. Если мы не укроемся нас вычислят по ПДА. Мне координаты твоего убежища Бульдог сообщил.
Роман, помня о том, что именно Октябрь помог выбраться из передряги в городе, которая могла стоить ему жизни, не раздумывая ни секунды, открыл люк. Вид, в котором предстал Октябрь, как и весь его отряд, был плачевным. Только полуразбитые от множественных попаданий пуль и осколков экзоскелеты ещё позволяли им передвигаться. Октябрь в убежище спустился первым и аккуратно, насколько это было возможно, принял из рук своих товарищей раненного, уложив его на топчан, который ему указал Роман. В след за ним, вниз по лестнице, стукая по ступеням тяжёлыми подошвами тяжёлых, бронированных экзоскелетов, спустились ещё два бойца, удивительно похожих друг на друга, как позднее выяснилось они были братья близнецы Сергей и Алексей. Замыкал группу боец, облачённый в более лёгкую броню, но всё же позволяющую переносить значительный вес в виде пулемёта крупного калибра и двух пулемётов ПК, видимо принадлежащих близнецам. Роман, пропустив последнего, наглухо закрыл затвором люк. Пока бойцы с Октябрём освобождались от экзоскелетов, Павел сходил в дальнюю комнату убежища и вернулся с армейскими медицинскими боксами пятого, последнего поколения, в которых хранилось всё необходимое для оказания интенсивной медицинской помощи в условиях боя, не забыв прихватить ещё пару ламп. Подвесив их на потолочных балках, тут же зажёг, давая возможность более тщательно осмотреть раненого. В той или иной степени, ранены были все пришедшие, пострадав в основном от осколков гранат ВОГ-25, но принесённый ими боец выглядел на фоне своих товарищей особенно плохо. К счастью, после осмотра выяснилось, что раны его не смертельны. Две пули, угодившие между сегментов экзоскелета в области плеча, прошли на вылет, и потеря сознания объяснялась болевым шоком и большой потерей крови, продолжавшей сочится сквозь наспех наложенные повязки. Неожиданно для всех, в дело вмешался Селин, мягко отстранив от пострадавшего Павла и Октября.
