— Да, вот ещё что… Пока ты где-то путешествовал, к тебе несколько раз приезжал какой-то нудный старик. В последний раз оставил для тебя письмо. Я его в коробку с бумагами положила, может это для тебя важно, — и, не попрощавшись, вышла за дверь.
— Какой старик? Какое письмо? — подумал Роман.
Но, так как других занятий в ближайшее время не предполагалось, и он уже давно откладывал наведение порядка в своих архивах, решил не откладывать дело на потом, а разобраться с ним прямо сейчас. Найдя нужную коробку из десятка таких же, составленных тут же, в кабинете, Роман поставил её на стол и открыл. Письмо, о котором мельком упомянула его жена, лежало сверху, на сложенных пластиковых файлах с бумагами. Открыв его, Роман начал читать.
«Хочу перед тобой извиниться за всё то, во что тебя вовлёк, но прошу мне поверить, тогда иного способа защитить дело всей своей жизни у меня не было. Если ты читаешь это письмо, значит мы с тобой не встретились, и вряд ли наша встреча когда-нибудь состоится. Меня преследуют очень страшные люди и, наверняка, когда ты вскроешь этот конверт, меня уже не будет в живых. Теперь главное. Понимаю, что не могу тебя об этом просить, но всё же. Чтобы ты оказался здесь, Алиса должна была тебе передать артефакт «Слеза Циклопа», по-другому ты бы не вернулся домой. Второй такой же хранится у меня. Третий, соединяющий их воедино, находится в тебе. Это татуировка «СТАЛКЕР» на твоём плече. Не сама, конечно, а вещество, из которого она сделана, впиталась в твоё тело и кровь, так что, дорогой Роман, ты и есть третий артефакт. Я, изобретая это вещество, по своей глупости и наивности, хотел добиться всего одного — вернуть своих погибших детей, открыв временной портал, но жестоко ошибся, впустив в него десятки жутких, чужих нам существ. Чтобы всё это исправить, тебе нужно вернуться в Припять, затем воспользоваться двумя артефактами, попасть минуя несколько реальностей и временных барьеров в точку, которую тебе укажет Алиса и уничтожить эти камни, иначе быть беде, от которой погибнет всё живое, которое ты знаешь. Второй артефакт ты найдёшь на Старых Выселках, под правым углом твоей охотничьей избушки, где кстати я сейчас и живу.
P.S. Рыбалка в этих местах просто замечательная. Ещё раз за всё прости, Саватей.»
Роман, после прочтения письма, чувствовал себя как Робинзон Крузо, проживший в одиночестве на необитаемом острове двадцать с лишним лет, и увидевшем паруса приближающегося корабля. О том, какое он примет решение, вопрос для него не стоял. Бросив письмо в огонь камина, он начал скорые сборы. Укладывая последние вещи, Роман услышал стук в дверь. На пороге стоял его сосед по прозвищу Макей.
— Рома! Здравствуй! Я вот чего пришёл, ты лодку мне одолжишь? Зима не за горами, а у меня фитили… Ловушки на рыбу, не собраны. Хотел сегодня прибрать.
— Конечно, сосед, бери, — разрешил Роман. — Ты где их оставил?
— Да как, где… от выселок твоих старых до ключа у горы, а что?
— Да нет, ничего. Я с тобой до своей избушки доеду, если ты не против, конечно.
— Ясно дело, поехали. Я же не на себе тебя потащу, кони повезут. Ну дак, я пойду собираться?
— Иди, — закрывая за ним дверь, ответил Роман. — Мне тоже подсобраться надо.
Ещё раз всё тщательно перепроверив, он, удовлетворённый осмотром, закрыл свой альпийский туристический рюкзак. Вскоре, подъехал на своём гужевом транспорте сосед. Старые выселки в своё время были сортировочным пунктом для угодивших на каторгу и шедших к месту своего отбывания заключения людей. Позднее, в тридцатые годы двадцатого века они использовались по тому же назначению, только тогда о старый Екатериновский тракт разбивали в кровь ноги в основном репрессированные сталинским режимом политические заключённые. После большой амнистии пятьдесят третьего года, пересылочный пункт был заброшен и от десятка бараков и хозяйственных построек, осталось лишь пара избушек, да название «Старые Выселки». Спустя пару часов тряской дороги и болтовни Макея, они доехали до избушки, которую использовало и поддерживало в должном состоянии районное охотничье хозяйство.
— Ну вот, милые, — останавливая, натянул поводья коней Макей. — Туточки и отдохнёте, а то в прошлый раз академика твоего только выгрузил, сразу бедным домой скакать пришлось. Макаровна у меня тогда сильно хворала.
— Какого академика?
— Кхе… Ну как же, какого? Твоего друга-академика. Как же его… ну да, Саватей, дай Бог отчество припомнить. Он к тебе приезжал. Я его от станции подвозил, дома-то тебя не застал, попросил в избушке твоей пожить, отдохнуть, порыбалить. Я ему и фитили свои давал. Знатный, я тебе хочу сказать, рыбак… Столько рыбы мне насушил да накоптил.
— Ну да… Да… Конечно. Он говорил мне. Это я что-то подзабыл, — соврал Роман.
— Не мудрено, — постучал себе пальцем по голове Макей. — Голова — дело не шуточное, с твоими-то ранениями. Потом поболтаем. Я за фитилями, пока ещё светло. Может и ушицы вечером похлебаем, а ты, не в службу, лошадок распряги, и костерок организуй, — так и поступили.
Привязанные в деннике лошади, довольно пофыркивая, жевали свежескошенную траву, чуть присыпанную солью. В костре потрескивали толстые сосновые дрова, окуривая терпким дымком висящий над костром казан с водой. Макея всё не было. Артефакт Роман нашёл именно там, где указал Саватей. Он был точной копией первого и лишь немного отличался цветом. Артефакт, отданный Алисой, был более светлым и значительно легче того, который Роман держал сейчас в руке. Вскоре, вернулся уставший, но счастливый Макей, продемонстрировав Роману пару увесистых щук, сказал.
— Завтра утром фитили сниму. Сегодня вот, спининг опробовал, а ты чего каменюгу таскаешь? На кой она тебе? Если для банной печки, то вещь полезная, только этого добра у нас и дома на косе у реки хоть самосвал грузи.
Роман ничего не ответил и убрал камень в карман. Уху Макей взялся готовить сам, заявив, что из щуки лучше его никто в этих краях уху не варит. И действительно, уха, у него получилась отменная, и даже начавший накрапывать мелкий дождь не испортил устроенный Макеем ужин. После походной трапезы, укрывшись от дождя под навесом сенника, лениво потягивая свою трубку, Макей сказал.
— Хорошо всё-таки тут, на выселках. Так бы и остался.
— У нас по всюду как на выселках, но тут и вправду хорошо. Слушай, я всё спросить хотел, почему тебя Макеем кличут? Ты же, на сколько мне известно, Владимир, а по батюшке Семёнович.
Макей хохотнул.
— Это с детства меня окрестили. Дед у меня был Макей. Любил всякие штуки, да приспособления придумывать, чтобы труд облегчить. Видимо, в него я пошёл, батька, царство ему небесное, в шутку так меня и называл «Малый Макей», а тут, в деревне, сам знаешь — всё на слуху… Так вот имя и приросло… а я и не поправляю, привык уже. Ты смотри-ка, Ромка, дождь расходится, да ещё и с грозой. Чудно грозе-то быть осенью, — сменил тему Макей.
Действительно. Дождь усилился, и где-то вдалеке, сопровождаемый слабой вспышкой, прогремел гром.
— Тьфу, зараза… Через дыру в крыше трубку залило. В дом пойдём что ли, да печь растопим. Чай не туристы-походники, под навесами ночевать.
— Ты иди, Семёнович, а я ещё покурю.
— Ну, дело хозяйское, — проворчал раздосадованный Макей, выбил из трубки о сапог намокший табак и ушёл в избу.
В дом Роману идти не хотелось. Под навесом он чувствовал себя вполне комфортно. С удовольствием вдыхая запахи цветов и трав, исходящих от сена, на котором он лежал, с чуть уловимым привкусом увядшей весны и дождя. Роман не планировал возвращаться в «Сосновый Яр» и всё необходимое, сложив в рюкзак, взял с собой. Теперь, воспользовавшись одиночеством, решил, как следует, рассмотреть и сравнить артефакты «Слеза Циклопа», полученные от Алисы и Саватея. Достав один из рюкзака, а второй из кармана, он соединил их вместе. Как им уже ранее было подмечено, один из них был светлее. По артефактам пробежала едва заметная рябь и следом послышался новый раскат грома. Чем ближе подходили грозовые тучи, тем активнее становились артефакты. Они стали значительно легче и цвет из серого и светло-коричневого стал жёлтым и мягко-дымчатым. Роман тоже ощутил почти забытое покалывание и жжение на плече, так случалось с ним в Зоне, перед тем как начинался выброс. Наблюдая всё это, Роман, неуверенный до конца в своих суждениях, предположил.
