– Нам кузнецы, конечно же, нужны, куда без них? Только б ростом повыше и повзрослее.

Антон перевел слова начальницы. Но ее отказ подросток не воспринял как безнадежность:

– Ну возьмите меня хоть кем-нибудь! Я на любую работу сгожусь.

– Да куда же мне тебя взять? В трактористы что ли? Так ты же сам едва выше передних колес Путиловца[20], а на сидушку заднего тебя вообще краном поднимать придется.

– Я сильный. У меня руки ого-го-о – я сам подтянусь. Ну возьмите меня, пожалуйста! Мне идти некуда, я сирота.

Антон едва поспевал переводить за мальчиком.

– Да что ты заладил, возьмите да возьмите, ты даже русского не знаешь? Как мы общаться-то будем? Жестами или специально ради тебя переводчика наймем? – глубоко вздохнула и продолжила рыться в бумагах женщина.

– И так понятно, не мешай нам работать, – потребовал Антон, подталкивая мальчика на выход.

Давид с поникшей головой вышел на крыльцо. Следом за ним там появился Антон.

– Тебе лучше будет жить среди своих. Ищи работу в немецких поселениях.

– Там я никому не нужен, – по-взрослому ответил подросток. Сказал и направился в сторону Волги.

Давид весь день бродил вдоль берега, надеясь найти свою лодку, которую видимо унесло течением.

“Дурак, надо было ее привязать или подальше из воды вытащить”, – расстроился мальчик.

И хотя возвращаться в родное село было боязно – пугала и переправа через широкую Волгу и неизбежный гнев соседа, чью лодку он взял без спроса – но другого выхода он, кажется, не видел. Права была управляющая, без знания русского языка ему в совхозе делать нечего. Вот только как его выучить, живя среди немцев?

Поужинав остатками хлеба, нарвав пару горстей подмороженного терна, еще задолго до захода солнца Давид залез в один из стогов сена, которыми было усеяно поле между Волгой и поселением, и сразу же уснул. Прошедший день был тяжелым.

Ранним утром следующего дня он снова сидел на ступеньках управления

совхоза, на этот раз без завтрака. Как и вчера, первой пришла и отворила дверь уже знакомая женщина в красном платочке.

– Ты опять здесь? – разведя руками равнодушно спросила она.

Давид молча посмотрел ей в глаза.

Вскоре в здании собралось все правление совхоза. Давид дождался, когда придет тот кучерявый мужчина и вслед за ним вошел в дверь.

– Guten Morgen! – во весь голос поздоровался мальчик и снял фуражку.

– Ну объясни ты ему, – обратилась управляющая к невольно ставшему переводчиком Антону, – нет у нас для него работы, молодой он еще.

Антон еще не успел перевести слова начальницы на немецкий, как Давид дрожащим голосом взмолился:

– Я же вырасту. Я всему научусь. Я могу лошадь подковать, топоры и серпы заточить! Неужели я в вашем тракторе не разберусь?

Антон со вздохом перевел его слова на русский.

В комнате повисла тишина. Видимо, каждый думал, что им делать с этим настырным пацаном.

– Нина Петровна, а давайте попробуем, – неожиданно обратился Антон к управляющей, – может, действительно из мальчика толк будет. Ну не оставлять же его на зиму глядя на улице. У нас ведь совхоз именно для сирот создали, неужели из-за маленького роста и незнания русского языка не возьмем?

Управляющая посмотрела в сторону Давида, потом на остальных присутствующих и, остановив свой взгляд на Антоне, как-то невесело заявила:

– Ты же знаешь, что мы принимаем только совершеннолетних деток, окончивших школу.

– А что делать? Куда его отправить? Поблизости нет ни одного дома для сирот, – Антон для убедительности обнял за плечи Давида. – Год пролетит, мы даже не заметим. Пусть парни в общежитии потеснятся, а я ему с русским помогу.

– Ты хоть в школе учился? – спросила Нина Петровна, уже доставая какие-то бланки из стола.

– Нет, – честно признался Давид.

– Так, значит, жить будешь в общежитии, питаться в столовой, – радостно переводил мальчику слова начальницы Антон, – четыре дня работы в поле и мастерской. Два дня – курсы трактористов. В воскресенье – ликбез. Отдыхать, извини, не придется.

– А какая сейчас может быть работа в поле? – удивился мальчик. – Урожай-то собрали, скоро уже и снег пойдет.

– А про озимые и снегозадержание не слышал? – женщина добродушно посмотрела на Давида. Он начинал ей нравиться: – Пойдешь на склад, пусть там тебе валенки и ватник выдадут. Скажешь, “ваша мать” распорядилась. Они поймут. Как прикажешь тебя величать то, Катигорошек?

– Давид, – выслушав перевод, представился мальчик и у него невольно навернулись слезы. Но это были слезы счастья. Совхоз принял его в свою семью…

Здесь все было по-другому, новым и незнакомым. Поселение состояло из трех длинных бараков для жилья, столовой, здания управления, МТМ (механизированной технической мастерской), клуба, бани, кооперативной лавки и нескольких складов. Чуть поодаль виднелись коровник и свинарник.

Рассказывали, что идея создания этого совхоза принадлежала лично товарищу Сталину. Она появилась у вождя, когда он на Кубани посетил недавно построенный сиротский дом. Тогда директор заведения посетовал:

– Дети у нас, Иосиф Виссарионович, ни в чем не нуждаются, всем обеспечены. А вот, куда им потом, после окончания школы, податься – это большая проблема. Многие снова на улице становятся жуликами, скатываются до воровства и бандитизма.

– Надо обязательно найти способ, – задумчиво произнес Сталин, – чтобы направлять это молодое поколение.

– А как? Они же из ворот детского дома разбредаются в разные стороны. Попробуй за ними уследить…

После этой встречи на левом берегу Волги для выпускников детских домов и был создан совхоз “Кузнец социализма”.

Трудно представить, но в те годы, в центре России, местность вокруг совхоза была обширной необжитой степью. Сотни верст можно было проехать, не встретив живой души. Тут было где развернуться совхозу. Как уже сказано, считается, что инициатором создания совхоза был лично вождь народов, поэтому комсомольцы-сироты здесь жили и работали привольно, одной многонациональной семьей.

Давид впервые встретил здесь белорусов, молдаван, татар, армян. В совхозной столовой все три повара были разных народов: украинец, узбек и кавказец Ахат, который не знал, кто он на самом деле по национальности. Плод любви грузина и кабардинки даже стеснялся об этом говорить. Дяди по материнской линии были категорически против смешанного брака родителей Ахата и отмыли семейный позор кровью его отца. Запачканная честь и смерть любимого мужчины довели маму Ахата до самоубийства. Он недолго прожил у своей бабушки. После ее смерти никто из родственников не соглашался взять бастарда в свою семью. Пятилетний мальчик оказался в детском доме.

Ахат был среднего роста, но богатырской силы. Он всегда выигрывал совхозные состязания по борьбе. Давид был намного ниже его, но как-то не удержался и залез в спортивный ринг. Конечно же, сын кузнеца проиграл, но и Ахату пришлось немного попотеть. Храбрость и настырность немецкого мальчика понравились метису. Этот поединок их сдружил.

За совхозным столом Давид впервые в жизни попробовал такие блюда, как салат винегрет, окрошку, харчо, голубцы, вареники и даже шашлык, который именно для него приготовил однажды Ахат.

Давида вообще удивляла совхозная столовая. Ему было в диковинку, что сотни людей вот так открыто одновременно принимают пищу. От того ли, что практически вся его жизнь в селе Мюллер выпала на голодные годы, а может, это было нормальным именно в их семье, но обычно кушали как-то скрытно, в дальнем углу, подальше от окон на улицу или даже с закрытыми ставнями. В особо тяжелые годы голода в семье прятались с едой в руках даже друг от друга…

Конечно, жизнь в совхозе тоже не была сплошь медом да маслом. В основном работали – много и на совесть. Комсомольцы всеми фибрами души и тела ковали новую жизнь. За этим уж неустанно следили старшие товарищи из парткома. Они и клуб открывали только в честь своих новых праздников, а перед танцами обязательно читали очередную лекцию.