Мы оказались в постели через пару минут. Я уже не отвечала на его поцелуи – была напряжена, ожидая того самого, о чём в поместье (кто с восторгом, а кто со страхом) так часто говорили женщины. Я была готова к этому, но всё равно вскрикнула и заплакала, когда это произошло.

– Так у тебя это в первый раз? – Алан чуть отстранился и в тусклом свете свечи я увидела на его лице что-то похожее на сожаление. – Почему ты не сказала мне об этом? Я был бы более нежен.

Но он и так был нежен, и когда всё закончилось, я совсем не чувствовала себя униженной или испорченной. Я боялась, что после того, как он получил от меня то, что хотел, он потеряет ко мне всякий интерес – отвернется, заснет или даже попросит меня убраться прочь из его комнаты. Но он продолжал гладить меня по волосам, и каждое его прикосновение отзывалось во всём моем теле.

– Вы приехали на ярмарку одни? Никогда больше так не делайте, слышишь? Женщины не должны путешествовать одни – тем более, такие молодые и красивые.

Я горько усмехнулась. Только-только закончилась война, и мужчин в поместье было меньше, чем прежде.

– Ты приехала издалека? – я не отвечала, но он продолжал спрашивать. – Ты бывала за пределами Эльзарии? А хотела бы побывать? Знаешь, сколько на свете красивых и интересных мест?

Откуда мне это было знать? Я даже в столице никогда не была. А всё, о чём я сейчас мечтала, это, чтобы мы с отцом могли наестся вдоволь и накормить слуг всем тем, что мы с Джули привезем с ярмарки. А на остатки денег подлатать, наконец, крышу – чтобы каждый раз во время дождя в гостиной не нужно было ставить корыто.

– Ты умеешь читать?

– Конечно!

От этого вопроса я едва не задохнулась от возмущения. Да за кого он меня принимает? Но вовремя спохватилась – он принимает меня за ту, которой я и хотела казаться. И всё-таки было немного обидно.

Чтобы не наговорить дерзостей, я закрыла глаза и притворилась спящей. А через несколько мгновений и на самом деле стала погружаться в сон. Последним, что я слышала в ту ночь, были его слова:

– Спи, моя королева!

А я еще подумала, что мне не следует спать. Что я должна дождаться, пока уснёт он, а потом незаметно выскользнуть из комнаты и разбудить Джули. И именно в этой мыслью и заснула.

Проснулась я, когда в комнате было уже светло. Солнечные лучи сделали эту каморку почти уютной. Я потянулась, еще не вспомнив, где нахожусь, и хотела позвать Джули.

Но уже в следующее мгновение ахнула и вскочила. Моего нового знакомого в кровати уже не было, и только смятая подушка с его стороны была доказательством того, что эта ночь мне не приснилась.

Я быстро оделась. Щеки запылали, когда я вспомнила о том, что случилось. И измятое платье лишь засвидетельствовало мое падение.

То, что я проснулась, когда он уже ушел, было хорошо – мне было бы стыдно посмотреть на него сейчас. Но вместе с тем мне было ох как обидно из-за того, что он ушел, не разбудив меня. Да, я сама собиралась поступить именно так, но почему-то, когда это сделал он, почувствовала горечь.

Я заметила мешочек на столе у окна. Неужели, он что-то забыл? Развязала тесемки и вскрикнула – увесистый бархатный кошель был полон золотых монет. Я никогда не видела такого богатства.

Вместе с изумлением пришла и тревога. Что мне делать в этим теперь? Нужно же разыскать этого Алан и вернуть ему деньги. Но где его искать? Оставить монеты у хозяина постоялого двора? Но передаст ли он их Алану, не захочет ли их скрыть? А ведь Алан будет думать, что я – воровка.

Я так разволновалась, что не сразу увидела листок бумаги, что лежал под мешочком. Несколько ровных строчек, написанных красивым размашистым почерком.

«Дорогая Клементина, прости, что неотложные дела вынудили меня уехать. Я хотел разбудить тебя, но ты так сладко спала, что я не посмел.

Но я постараюсь вернуться как можно скорее. Я хочу, чтобы ты меня дождалась. Только жди меня не на этом постоялом дворе, а в гостинице, что стоит на набережной у моста Оружейников.

Назови там мое имя, и хозяин устроит тебя в лучшем номере. Можешь купить себе, что захочешь – эти деньги твои без всяких обязательств. Я всего лишь прошу – не уезжай из города, пока мы с тобой не поговорим».

Листок выпал из моих дрожащих рук.

Первой пришла гордость. Да как он посмел оставить мне деньги? Он что, принял меня за дешевую девку, что продает свои ночи мужчинам?

Потом проснулся разум. Что-что, а дешевой он меня точно не посчитал. Этих денег нам с отцом хватит, чтобы рассчитаться с большей частью долгов.

И, наконец, подключилось сердце. Он хотел снова увидеть меня! Хотел, чтобы я его дождалась!

Я ничуть не тешила себя мыслью, что он влюбился в меня настолько сильно, что готов был бы жениться на мне, даже скажи я ему о своем графском происхождении. Конечно, нет. На девицах, которые запрыгивают в постель к первому встречному, благородные господа не женятся. От этого было ужасно горько, но я не позволила себе терзаться сожалениями.

Ни в какую гостиницу я, разумеется, не поеду. Он сам написал – эти деньги теперь мои, а значит, я вольна делать с ними что захочу.

Я сунула мешочек в карман нижней юбки (так надежней!) и выскочила за дверь.

Джули уже ждала меня в нашей комнате. В глазах ее плескалось любопытство, удовлетворять которое я пока была не намерена. Пусть думает что хочет.

Мы быстро добрались базарной площади, на которой ждал наш старенький экипаж. Под цоканье копыт и мерное поскрипывание колес Джули быстро заснула, а я еще долго смотрела в окно, пытаясь запомнить этот город. Город, где я встретила мужчину, о котором, наверно, не смогу забыть никогда.

Оставшуюся дорогу до дома я думала о том, как смогу обрадовать отца, когда покажу ему все эти золотые. Я решила сказать, что нашла этот кошель, когда шла с базарной площади на постоялый двор. Ведь иногда такое бывает – какой-то господин положил его мимо кармана, и он валялся на дороге меж булыжниками. Было темно, и никто, кроме меня его не заметил. Даже если эта история покажется отцу сомнительной, в воровстве он меня не заподозрит – он знает, что чужое я бы не взяла.

Можно будет рассчитаться с герцогом де Трези и сразу же разорвать помолвку. Конечно, тетушка Жозефина заупрямится, но если она так хочет блистать в столице, то пусть выходит замуж сама. При этой мысли я невольно улыбнулась – представить тетушку замужем было решительно невозможно.

Когда в окошко кареты я увидела показавшуюся вдали крышу нашего особняка, я едва не выскочила наружу – чтобы помчаться домой напрямик, через луг. Но когда мы въехали во двор, настроение мое переменилось.

– Ох, ваше сиятельство, похоже, у нас гость, – выдохнула Джули.

Я уже узнала стоявшую перед крыльцом карету герцога. Как же невовремя его принесло!

А к нам уже спешил старый лакей отца:

– Ваше сиятельство, как хорошо, что вы приехали! Джули, помоги ее сиятельству переодеться. Его сиятельство велел поторопиться. Его светлость герцог де Трези желает немедленно вас видеть.

Я усмехнулась, представив, как изумился бы он, появись я перед ним в том наряде, в каком была сейчас. Мы с Джули совсем не отличались друг от друга. Простые платья из добротной немаркой ткани, чепцы, из-под которых не выбивались волосы, и стоптанные кожаные башмаки.

Но я не решилась пойти в гостиную в таком виде – не хотела, чтобы герцог пенял отцу на мое плохое воспитание. Джули по-быстрому уложила мои волосы, затянула корсет на старом, но еще сносном платье. Новых нарядов у меня не появлялось уже давно.

Герцог сидел у окна, по-хозяйски развалившись в единственном приличном кресле.

– Рад видеть вас, дорогая. Ваш отец пошел распорядиться об обеде, – он не поленился встать и запечатлеть на моей руке звучный поцелуй.

А я с трудом сдержалась, чтобы ее не отдернуть.

Я хотела прежде поговорить с отцом, но раз уж так получилось, то можно было начать и с герцога.