Публикация и перевод с латышского Л. Малинского и И. Муромцева
НИКОЛАЙ ПОЛЯНСКИЙ
ЧИСТАЯ ПРОСЕКА
Сегодня нет такого уголка в нашей стране, где бы не работали бойцы Всесоюзного студенческого отряда. Юноши и девушки вузов и техникумов трудятся на всесоюзных комсомольских стройках. Адресами третьего трудового семестра стали БАМ и КамАЗ, Усть-Илимский лесопромышленный комплекс, волгодонский завод «Атоммаш», районы освоения Сибири, Севера, Средней Азии и Дальнего Востока.
Более 150 тысяч бойцов Всесоюзного студенческого отряда имени 60-летия Великого Октября осваивают Нечерноземье.
Отрывки из дневника бойца Харьковского ССО комсомольца Николая Полянского переносят нас в жаркие дни лета 1976 года на север Тюменской области, на строительство железной дороги Сургут — Уренгой. Базовый лагерь студентов располагается в тех местах, куда, как говорится, поездом не доехать и самолетом не долететь. Можно кружным путем — по Оби через Тазовскую губу — и вниз к Уренгою, по реке Пур. Пур часто мелеет. Значит, единственная надежная транспортная ниточка — вертолетная трасса. Вот почему в этих местах каждый килограмм груза — на вес золота, вот почему каждый гвоздь на учете.
ССО на Уренгойском участке работают в нелегких, как нынче принято говорить, в экстремальных условиях. Пожалуй, это нетипично для большинства студенческих отрядов. Но тем отчетливее проявляется желание бойцов отряда пробить «чистую» просеку в сложных условиях, выполнить свой гражданский долг.
_____
1976 год
18 июня. Вертолет наш круто разворачивается. Вижу маленькую зеленую поляну внизу. Легкий толчок. Приземлились. Здесь наш дом. До ближайшего населенного пункта полтораста километров болот и тайги, Выстраиваемся цепочкой у вертолета. Из рук в руки летят рюкзаки, ящики, свернутые спальные мешки. Отсюда начинается просека, которую нам предстоит сделать «чистой». Среди сосен у палаток появляются люди. Длинные оранжевые блузы с пышными рукавами на украинский манер и плотно облегающими головы капюшонами, кирзовые сапоги. Это квартирьеры. В противомоскитных костюмах. Их задача — разбить лагерь и держать его в полной боевой готовности.
Сейчас вокруг неразбериха. Передают письма, газеты. Над нами нависает облачко оводов, комаров и мошек.
— А баньку, баньку-то приготовили?
— А борщ с лосятиной парует?
— А постельки пуховые — взбиты ли?
Осторожно, переступая через огромные, необрубленные, наваленные одна на другую сосны, мы идем к лагерю. Налево и направо, сколько видно глазу, просека, она в сплошных завалах.
Выходим с просеки на ровное, высокое место, здесь лес реже. Шумят кронами гигантские сосны. Впереди полотняные домики лагеря: полосатые, оранжевые, синие. Ребята один за другим достают флаконы с «антикомарином» — «Дэтой», «Бенфталатом», тюбики «Табу» и судорожно смазывают руки, лицо.
20 июня. Наши шестиместные палатки стоят кольцом, как цыганский табор. Посредине в узкой лощине колодец. Вправо за палатками — столовая, немножко дальше — баня. Сетка в нашей палатке ярко-оранжевая. Оводы с разгона шлепаются в нее, ползут, отлетают и опять несутся на свет. Мои соседи — полтавчанин Женя Курбений и здоровяк из Курска Гриша Милютин.
Приподнимаю полог, стайка комаров по инерции пролетает в палатку, рассеивается. Ну что же, пожалуй, войду и я. На улице Женя Курбений глуховатым голосом настойчиво разносит оводов. Полог приподнимается, Женя смотрит на меня расстроенно. Он поразительно стал похож на монгола. Я хохочу, присаживаюсь на голые нары. Женя входит, бросает спальный мешок, стаскивает с плеч лямки рюкзака.
— Дурень. Посмотрим, как будешь выглядеть ты после первого укуса овода. Я уверен, что твоя физиономия расплывется, как перезрелый помидор.
Я больше не смеюсь.
— Женя, а не мешало бы сейчас десятка полтора помидорчиков, а?
Женя задумывается, улыбается.
— Ирина обещала прислать посылку. Может, будет ко Дню строителя. Я, пожалуй, лягу. Ну здесь и нары — шесть кривых палок. Хоть бы сбили их как-нибудь.
— Чем, Жень? Ты же слышал, что говорил командир: гвоздей пол-ящика дали. Сам знаешь, каково сюда везти. Еле на кухню и столовую хватило, все остальное на проволочных гвоздях.
Я разваливаю стопку матрацев, выбираю какой поновее, но выбор невелик. Простыни и одеяла новенькие.
— Не знаешь, на каком километре мы от Сургута? — спрашиваю Женю.
— Нет. А вообще можно подсчитать. Мы на тысяча пятьсот сороковом пикете. Умножь на сто метров. Сто метров — это расстояние от метки до метки. Вот и получается сто пятьдесят четыре километра.
— А до Уренгоя?
22 июня. Прилетела последняя группа нашего отряда. Она оказалась настолько любознательной, что командиру Анатолию Гонте пришлось забраться на ящики с тушенкой и произнести большую речь. «Объем работы: восемь километров трассы, два моста через постоянные ручьи, расчистка под карьеры двух площадок по восемнадцать гектаров. Работу начинаем сегодня с 19.00 по местному времени».
Лагерь зашумел. Настроение у всех приподнятое. Еще бы! Целую неделю ехали в жарких, душных вагонах, а теперь лес, столько простора!
24 июня. Первая бригада занимает участок недалеко от лагеря, остальные уходят вперед. Я попадаю в первую бригаду. Солнце опускается все ниже и ниже к темно-зеленым вершинам сосен. Здесь небольшая возвышенность, а впереди низина, косматая от беспорядочно наваленных деревьев. Все на мгновение останавливаются, смотрят вслед уходящим бригадам. За работу!
Солнце давно ушло, но никто не заметил его исчезновения — белая ночь. Мы двигаемся, мы живем в ее ровном сиянии. Лицо горит от комариных укусов, глаза ест адская смесь пота и «Дэты». Топор тяжелеет, но по-прежнему остр и мелодично звенит на сухих сучьях, мягко врезается в зеленые ветви. Болят руки. Прислушиваюсь. Вой бензопил, шлепки топоров. Рядом сопят ребята. Возвышенность и лагерь остались далеко позади, и мы от дерева к дереву бредем по мягким кочкам. Между кочками темные дыры, заполненные водой. Я уже в который раз «измеряю» ногой их глубину.
27 июня. Мы заканчиваем свои первые пятьсот метров, все вместе «обрабатываем» огромный, взлохмаченный кедр. Впереди уже голые стволы, обрубленные ветви «присели», просека выровнялась, стала «чистой». Забираем фуфайки, чайники с водой и идем дальше. Гуськом один за другим переходим быстрый, пенистый ручей и медленно поднимаемся на возвышенность. Здесь встречаем вторую бригаду. На участке растут огромные узловатые сосны.
Впереди относительно ровная долина, вся в размазанных белых пятнах тумана. Это болота и озера. Заметно светлеет небо, с севера затягивается бугорчатой плотной пленкой облаков. Сосны приобретают свой естественный темно-зеленый цвет. Мы останавливаемся у самой воды, кочки под ногами медленно оседают. Наш командир Толик вырубает длинную палку, пробует глубину, примеряет палку к сапогу: чуть-чуть ниже колена. С дальнего угла озера набегает легкий ветерок, воду морщит. Толик молча смотрит на озеро.
— Ничего?
— Ничего. Владение Пана.
— Да. Ну что, попробуем?
— Попробуем.
Медленно бредем к островкам. На противоположной стороне появляются ребята. Оранжевые спины движутся в лохматом тумане, как в дыму. Там редколесье, высокие, толстые кочки. Я поднимаюсь на плоский островок с твердым грунтом, срубаю пять хилых сосенок, перехожу на следующий. Здесь кочки, сосенки торчат из них под углом. Заношу топор, вкладывая все силы, чтобы с одного маха снести ближайшую горе-сосну. В ладонь больно ударяет топорище, топор с глухим стоном отскакивает. Беру топор двумя руками и далеко из-за спины посылаю прямо под корень. Он слегка вонзается в дерево, но отпрыгивает и вываливается из надруба.
