Сейчас я сижу, а противник от меня в каких-нибудь 300 метрах, а когда нахожусь в роте — то метрах в ста, а то и меньше.

Вы спрашиваете о рассказе, который я начала писать. Я его кончила и выслала вам. Не знаю, получили ли вы его. Возможно, что он пропал. Жаль. Ну, ничего, жива буду, напишу новый. Мать, ты не ленись и пиши почаще.

В 56 квартире живут Коломенские. Их сын был вместе со мной, его убили в 20-х числах августа. Зайдите и передайте им. Успокойте. Его звали Юра…

Гуля.

В Уфу

26. 9. 42 г.

Мамулька, родная моя!

Наконец-то я получила от тебя большое подробное письмо… Как я была рада, что ты мне много про Ежульку написала. Если бы только знала, как мне хочется вас всех увидеть, хоть часок побыть с вами. Ты пишешь об отпуске, но это невозможно, слишком горячее и тяжелое у нас время, когда каждый человек на счету.

Ежулька! Мой маленький, расти большой и умненький, реже хворай, голубоглазенький мой шалунишка. Не очень балуйте его, растите мужчиной, не плаксой-девчонкой…

Ожог ноги уже прошел. Правда, заживал он больше месяца: не было времени пойти в санчасть. А обожглась я так. Когда пошли в наступление, прыгнула я на бруствер одного окопа, а там была бутылка с горючей жидкостью. Она у меня и взорвалась под ногой, облила меня, я и загорелась. Моментально стянула с себя сапоги, брюки, затоптала, и когда ко мне подбежали санитары с лопатами, чтобы закопать меня (т. к. затушить жидкость можно, только прекратив доступ воздуха), я уже натягивала на себя обратно штаны, а вот сапоги уж никак не могла надеть. Так и пошла дальше и только после боя уже сделала себе перевязку.

Ты спрашиваешь о моей должности? Сейчас я в должности санинструктора, но выполняю всевозможные функции. Получаю жалование 125 р. да еще полевые. Накоплю побольше — вышлю вам.

Спрашиваешь, как встретила день рождения? У нас как раз был жаркий бой, и в мою честь целый артполк и наша полевая артиллерия дали залп по немцам, не одну сотню уложили. А вечером, когда все немного успокоились, мы в землянке поужинали, причем наш повар испек несколько пирогов и на одном из них написал: «Будущему гвардейцу».

В день рождения Ежика тоже дано было несколько залпов. А когда собрались ужинать, пришлось отбивать довольно яростную контратаку немцев. Атака была отбита, и, кроме того, занят один населенный пункт, а потом ко мне подошли бойцы и сказали, что это они ознаменовали день рождения Ежа. Очень сроднилась со всем своим полком…

Я тебе уже писала в одном из писем, что сын Глушарина убит 21 или 22 августа. Похоронен в селе Подстепном Сталинградской области. Убит он осколком мины…

Очень вас прошу выслать мне ваши карточки и Ежулькину, теперешнюю. Где хотите, а сфотографируйте и пришлите мне его мордашку.

Гуля.

В Москву

5. 10. 42 г.

«..Ты просишь описывать случаи…

В один из солнечных дней июля прибыли мы в деревню Н. На рассвете забрались в большую конюшню: и повозки и люди. Легла я рядом со старшиной, заснули. Сколько спали — не знаю. Проснулись от воя сирены и взрыва бомб. Стекла сыплются, штукатурка летит. Вся конюшня ходуном ходит.

Прошла волна налета. Выскочила, собрала раненых, перевязала. Кого — в подвалы, кого — в щели. Опять летят, и все группами. Вот так он начал нас прочесывать с 5 утра.

И мы пошли в наступление. Только вышли на наблюдательный пункт — летит. А наш пункт как раз на высотке, да еще плохо замаскирован. Не успели залезть мы в щель. Самолеты его развернулись и давай чесать. Смотрим, один на нас пикирует. Да они еще, гады, для морального воздействия сирены включают. Воют препротивно. Шмякнул одну — пыль столбом, засыпало нас, ни черта не видно! Слышим только: воет над' нами да звенит. Как бомба разорвется — смеемся: «Мимо!» Кончилось. Смеркается. Пошли дальше.

А днем еще я ребенка перевязывала — шесть месяцев мальчонке. Мать убило, а ему спинку осколком задело. Я его перевязываю, а он на меня такими большими, страдальческими глазами смотрит и не плачет, а только тяжело, тяжело вздыхает. Я его перевязываю, а у самой слезы градом льются.

Да, всего не расскажешь.

Подружка у меня есть, но в другом полку. Часто бываем друг у друга.

Если удастся, попрошу нашего комиссара послать меня на курсы политруков.

Кончаю писать.

Гуля.

В Уфу

18. 10. 42 г.

Сегодня получила открытку Пылыпка. Очень обрадовалась Ежулькиным каракулям. Жду с нетерпением карточки Ежа. Но вы все собираетесь, собираетесь… Вы все же поспешите. Ведь здесь живешь минутами. Посылаю вам свою. Только вы не пугайтесь, я, ей-богу, не такая страшная. Этот снимок сделан после одного очень горячего боя. Но, как видите, у меня далеко не изможденный вид. Я думала, на мою полноту хоть бой подействует. Ничего подобного! Никакого впечатления!

…Вот я сейчас пела ребятам. Ветер завывает, свистит. Ночь, где-то между облаками мелькает луна. Фрицы позабрались в окопы (они ночи боятся, как черт ладана) и для собственного успокоения строчат из автоматов или по звездам, или в пустое пространство, т. к. не знают, куда стрелять.

Вчера была в деревне, сидели с одной связисткой в кухоньке, рядом разорвался снаряд, изрешетил осколками всю кухню, ее ранило, и все лицо осыпало песком, да с такой силой, что песок глубоко въелся под кожу. А мне опять ничего. Я прямо удивляюсь. Мне везет, везет, да, кажется, когда-нибудь «повезет», что я и света не увижу…

В Москву

30. 10. 42 г.

Получила твое письмо с анекдотом. Очень он мне понравился и пошел гулять по всем нашим подразделениям.

Ты пишешь, что все тут хоть и подсознательно, но действует на нервную систему. Конечно, действует, недаром ведь говорят, что месяц на фронте равен 3 годам жизни в тылу во всех отношениях. Если я приехала на фронт девчонкой 20 лет, то сейчас я уже за три месяца дожила до 29-летнего возраста. Но это все неважно. Скорей бы разбить эту сволочь, тогда мы все помолодеем опять.

Мама и Ф. Е. в Уфе зимовать будут. Ты спрашиваешь, кем я сейчас числюсь? Мне присвоено звание старшего сержанта, числюсь я санинструктором… По телефону у меня есть свой номер, есть своя лошадь. Предлагают идти работать секретарем политотдела, но… мне нужна такая работа, которая забирала бы у меня максимум энергии. Есть возможность ехать учиться на общевойскового командира. Вот это дело! Но мне жаль дивизии и полка, т. к. обратно к себе попасть не удастся. Так что я сейчас растерялась и не знаю, что мне делать. Думаю, что останусь в полку. Меня здесь знают, любят и ценят. Я прошла вместе с полком огонь и воду в полном смысле этих слов. Много наших людей, вынесенных мной с поля, вернулось опять в свои подразделения. И уйти из полка я, пожалуй, не смогу. Пиши мне.

В Уфу

12. 11. 42 г.

Вот и праздники минули. Время летит быстро-быстро. Уж семь месяцев, как я вас никого не видела, а кажется, что только вчера выехала из Уфы.

Праздники у нас прошли торжественно. Настроение у всех было приподнятое. Перед носом у немцев поставили красное знамя. Я тоже ходила его ставить. Погода в ночь на седьмое была жуткая: шел дождь пополам со снегом. Когда я вернулась в батальон, пришлось выжимать и выкручивать юбку, и, несмотря на прекрасные сапоги, ноги у меня были совершенно мокрые. Меня раздели, усадили в землянке около печки, и через час я высохла. Все праздники провела в ротах, беседовала с бойцами, читала им стихи, пела песни. К полуночи дали салют из всех пулеметов и винтовок по амбразурам немецких блиндажей трассирующими пулями, так что получилась своеобразная иллюминация…

В Москву

13. 11. 42 г.

Как я провела праздник, я тебе уже писала в предыдущем письме…