Какие замечательные речи говорили наши бойцы, когда получали оружие, как они к нему нежно относятся и с какой любовью! Я случайно один раз услышала разговор бойца, стоявшего на посту с винтовкой. Как он с ней говорил! Называл ее самыми ласковыми именами, какие только можно выдумать. Записала. Начала писать рассказ. Но пока еще мало материала накопилось. Напишу, вышлю.
Что мать делает? Как ее здоровье?
Гуля.
В Москву
13. 7. 42 г.
Пишу тебе с дороги. Едем мимо Сталинграда, наверно, там тебе и опущу открытку. Жарко адски, мечтаем о дожде. Настроение замечательное. Сейчас трудно писать. Когда приедем на место — напишу побольше.
Гуля.
В Уфу
28. 7. 42 г.
Дорогие мои!
Почему это мне говорят, что вы от меня ничего не получаете? Вчера звонил мне наш генерал, сказал, что получил из Уфы от Горкиной письмо о том, что Пылыпко ходил и узнавал у нее обо мне.
А я пишу вам довольно регулярно. Как Ежик?.. Вы себе не представляете, какая радость получать письма, находясь все время в напряженнейших боях. Весточки от родных вливают новую энергию, волю, толкают на новые боевые подвиги.
Тут и так много волнений. Поэтому не надо добавлять еще волнения о вас всех.
В Москву
6. 8. 42 г.
Вчера отправила тебе открытку, а сейчас вот есть время написать письмо. Много есть чего рассказать, да всего не напишешь. Деремся мы здорово. Все время гоняю на машине по передовой, забираю раненых. В минуты затишья читаю бойцам, рассказываю. Есть у меня карточка, посылаю ее тебе. Это мы снимались в пути. Береги ее, она у меня единственная и напоминает мне о многом. Когда-нибудь, в другой раз, объясню.
Не раз уже бывала под бомбежками и под обстрелами. Первое время как-то не по себе было, а сейчас ничего, привыкла. Все рвусь совсем на передовую, да командование не пускает. Говорят, успеешь еще, пока есть возможность — отдыхай.
Немцы прут к Дону. Ну а мы их косим и косим. Не гулять им, мерзавцам, по донским степям…
Я тут три ночи подряд не спала, и днем не приходилось. Ты думаешь, хоть маленько похудела? Ничего подобного! Ну как ни в чем не бывало!
Не думай, что это я по лености своей не пишу. У нас, знаешь, такое бывает время, что вздохнуть некогда, не то что сесть написать письмо.
Я была одно время в медсанбате, он от передовой километров 25, но, как я уже писала, все время ездила на передовую. Сейчас я на командном пункте. Если езжу на передовую, генерал ругает. Говорит, чтоб потерпела немножко, что мне еще предстоит очень большая работа. А мне все не терпится.
Как бы мне хотелось хоть часок побыть с тобой… Письмо у меня, должно быть, очень бессвязное. Потому что мысли прыгают, и никак их не утихомиришь. А толком ничего так и не написала. Вот я тебе сейчас пишу, а снаружи кричат: «Воздух». Сейчас обстреливать, подлец, начнет. Низко опускается. Заход делает. Ухнула зенитка. Ну, говорила, строчить будет. Но ему долго не летать. Не тут, так малость подальше собьют.
В Москву
8. 8. 42 г.
…Карточка, которую ты должен был получить в предыдущем письме, сделана по дороге из Узловой к Дону. Рядом со мной, справа, стоит наш генерал.
Ехали замечательно, настроение у всех было бодрое. С нетерпением ждали приезда и первого боя. «И грянул бой». Нет, не будучи в боях, не испытав всех трудностей, невозможно прочувствовать до конца радость победы. Когда бойцы идут в атаку, когда катится раскатами «ура!», не знаешь, не помнишь ничего. Перед тобой только доле боя, и ты следишь, следишь за каждой точкой на бесконечно расстилающейся перед тобой степи до боли в глазах. Там кто-то упал — посылаешь санитаров, летишь сама, и ни свист снарядов, пуль, мин, ни строгие окрики не в силах тебя остановить. Тело становится каким-то невесомым, и только тогда, когда машина, груженная ранеными, выезжает из зоны обстрела, напряжение спадает. Но глаза всматриваются в голубую синеву неба, нет ли там «рамы» или другого крылатого стервятника, ведь у тебя бесценный груз — люди, жизнь которых доверена тебе, а минута невнимательности к машине — и быть ей обстрелянной или сожженной. При виде черной, все приближающейся точки останавливаешь машину, маскируешь предварительно захваченными ветками, т. к. не везде в степи найдешь кустарник, помогаешь выйти и залечь в канавы, углубления ходячим. Залезаешь обратно в кузов к тяжелораненым и, держа наготове верный ППШ, начинаешь что-нибудь рассказывать, чтоб не столь долго длилось время. А сама не перестаешь следить за вое приближающейся гадиной…
Гуля.
В Уфу
10. 9. 42 г.
Дорогие мои!
Я все время на передовой. Бывала уже в переплетах. Ходила несколько раз в разведку, в расположение немцев. Вообще пережила много…
Очень скучаю по Ежульке, страшно хочется его видеть.
Сейчас есть время вам написать, т. к. я временно в санчасти. Наскочила на бутылку с горючей жидкостью и немного спалила ногу.
Как ваши дела? Как Пылыпко? Что написал нового? Как у вас с продуктами? Получаете ли что-нибудь от отца?
Получила письмо от Гули[39], ее часть где-то западнее Сталинграда, в общем мы с ней на одном фронте. Наш полк получил от Военного совета уже две благодарности. Деремся так, чтобы завоевать гвардейское знамя. Когда приходишь в окоп, поговоришь, объяснишь, что спрашивают, бойцы с радостью встречают. Да еще девушку. Приятно сознавать, что ты подняла дух у ребят, доставила им удовольствие, сказала теплое слово.
Пишите.
Марионелла.
В Москву
15. 9. 42 г.
Ты пишешь, что я часто ерзаю и что почта не успевает за мной. Ерзать-то я ерзаю, но в пределах нашей дивизии, так что полевая почтовая станция одна и та же все время…
Ходила несколько раз в разведку. Один раз окружили автоматчики, еле выбралась от них. Местность уж больно поганая: степь. Нигде не спрячешься. Ни кустика тебе, ни деревца. Но я все же вышла и еще раненого вынесла.
Подала заявление в комсомольскую организацию о том, чтоб меня приняли в партию. Вчера было бюро. Но уйти в тыл не могла. Уже все рекомендации есть, боевая характеристика тоже: «т. Королева в условиях боя показывает личный пример храбрости и геройства». У меня уже на личном счету свыше 30 бойцов и командиров, спасенных мной, т. е. перевязанных и вынесенных с поля боя.
Гуля.
В Москву
20. 9. 42 г.
Твои письма доходят быстро. Тебе пишу довольно регулярно. Наконец-то получила две открытки от матери.
Мне кажется, что… тебе скучно читать мои письма. Они очень однообразны. Бюро парторганизации полка приняло меня кандидатом в члены ВКП(б), еще осталось пройти дивизионную парткомиссию.
Сижу вот, тебе пишу. Вокруг шелестят мины, снаряды. «Ванька» немецкий дал по нашей высотке очередь. Ничего, только песком засыпало. От противника каких-нибудь 300 метров…
Пойду в село, поезжу на мотоцикле. Мотоцикл немецкий, трофейный. Прет здорово! Когда куда-нибудь срочно надо, еду на нем или верхом. У меня своя лошадь Ока. Чудная лошадь! Ходит замечательно, я ее сама через Дон переправляла. Вместе плыли.
Иногда ночью, когда ходишь по ротам, не туда зайдешь. Мы один раз чуть не влетели в немецкий окоп. Да ладно, голоса услыхали. Так скорей обратно повернули, а на другую ночь весь окоп заняли и немцев в плен забрали.
Иду на рекогносцировку.
Гуля.
В Уфу
20. 9. 42 г.
Дорогие мои!
Долго, долго от вас не было весточки. Я уже думала, что у вас что-нибудь случилось…
Сижу в землянке, пишу вам, а вокруг рвутся мины и снаряды. Сегодня пошла «в рост» — свистит вокруг. Присяду — ничего, только поднимусь — опять очередь. Уже так к этому привыкли, что не обращаем внимания… Вот уже два месяца непрерывных боев. И я все время нахожусь на передовой, в самых жарких местах…
