– Во мне тоже есть хаос, – ответила я, – такой же, как и в тебе.

Она со злостью вонзила вилку в пышный омлет, оцарапав тарелку.

– Я хочу, чтобы ты уяснила сразу, – от тона ее голоса несчастный омлет наверняка покрылся коркой льда. – Ты ему не пара.

– Это ему решать, – ответила я.

Не удивительно, что я не заметила сходства. Да, у обоих золотистые волосы, голубые глаза, тонкие черты лица и нежная кожа. Но в Кевине будто сияло солнышко, подсвечивая его изнутри. Он умел летать, и сам был легкий, как ветер. А Ровена напоминала гирю.

– Он мой брат, – заявила она, – Тиберлон. Не тешь себя надеждами, Арнелла, предупреждаю по-хорошему.

Миранда плюхнулась рядом со мной, поставив на стол поднос, полный еды: каша, сосиски, вареные яйца, булочка и джем.

– А ты однажды растолстеешь, – добавила Ровена, глянув на Миранду.

– Все сгорает в моем внутреннем огне, – ответила та и целиком умяла первую сосиску, а следом откусила сразу половину яйца. – Я думаю, ты некромант, Ровена, – промычала она с набитым ртом. – Рядом с тобой мне всегда кажется, что лучше уж помереть, чем терпеть твое занудство.

– А я вот нисколько не удивлюсь, если окажется, что ты не огонь, а какой-нибудь анимаг, – ответила та. – Ешь как животное!

– Было бы круто, – кивнула Миранда.

Ровена брезгливо скривилась и, взяв поднос, демонстративно отсела за пустой стол в другом углу.

– К тебе приходил ректор, – прошептала я.

– Знаю, – Миранда сосредоточено расправлялась с кашей, и я невольно задалась вопросом – где она так проголодалась.

– Он принес тебе цветы. Чарники. Просто восхитительные! Распускаются на рассвете и такой аромат…

– Он бы еще посреди ночи приперся, – фыркнула она. – Человек, который приходит в гости на рассвете, – подлая сволочь, это я тебе точно говорю.

– Может, не стоит его винить? – робко предположила я. – Что, если он такой же заложник ситуации, как ты? Он, знаешь, тоже не в восторге.

– Это немного обидно, – Миранда улыбнулась, намазывая булочку джемом.

– А ему каково? – продолжила я. – Он увидел свой портрет!

– Жаль, что он там только до пояса, а то бы я еще кое-куда ножиков натыкала. Но ты можешь не стараться. Я уже согласилась пойти с ним на свидание, – сообщила она равнодушно.

– Правда?

– Всего лишь ужин. Дам ему шанс оправдаться.

– Это хорошо, – выдохнула я.

– А я бы на твоем месте дала шанс вчерашнему воздушнику, только чтоб побесить Ровену, – хмыкнула Миранда.

Я промолчала, но в сердце моем потеплело об одном лишь воспоминании о Кевине. Утром я написала его имя на запотевшем после душа зеркале. Потом, конечно, стерла. И никаких сердечек, я же не Селеста.

– Ко мне ночью являлось привидение, – вспомнила я. – Либо же это был очень реалистичный сон.

– Вот и еще один повод грохнуть ректора, – вздохнула Миранда. – Это Мисси. Она в него влюблена и считает меня соперницей. Каждую ночь является в мою комнату и требует оставить его в покое.

– Почему ты не предупредила? – возмутилась я.

– Да она, в общем, безобидная. Хотя не так давно предлагала мне покончить жизнь самоубийством. Обещала провести в мир духов и стать моей верной подругой.

– Заманчиво, – усмехнулась я. – А от чего она умерла?

– Не удивлюсь, если это ректор довел ее до ручки.

Миранда доела булочку, выпила компот до последней капли и вопросительно на меня посмотрела.

– Пойдем на занятия?

– Ты тоже пойдешь? – удивилась я.

– Раз уж моя тактика не сработала, попробую твою, – пояснила она. – Стану самой прилежной студенткой, чтобы ни один препод не смог отчислить такую заучку.

Вводный курс наследственности хаоса вела Беата Флоран, легенда академии и бессменный секретарь уже пяти ректоров. Ее возраст давно перевалил за сотню, а может, и две, однако Беата была анимагом уровня мастера, а значит, к ней неприменимы обычные людские мерки.

Ведь и она уже и не человек.

Беата приспустила очки на кончик носа и внимательно осмотрела всех первокурсников, входящих в кабинет.

А мы пялилась на нее. Кожу Беаты почти полностью покрывала древесная кора – грубая на лбу и скулах, чуть тоньше и светлее на носу и подбородке. Ресниц и бровей не было вовсе, рот выглядел трещиной, оставленной топором, а на шее мягким шарфиком зеленела полоска мха. Беата протянула руку, и плеть, похожая на гибкий корень, выросла из широкого серого рукава и метнулась к доске на стене, ловко подхватывая кусок мела.

– Приветствую, носители хаоса, – сказала Беата, быстро рисуя на доске шестиконечную звезду. – Я – мастер Флоран, можете звать меня просто Беата. Четыре девушки, надо же. В этом году на балу кое-кто щелкал клювом.

Она поскребла себе голову пальцами-сучками другой руки, и ее волосы, зеленые и короткие, как травка, немного примялись на сторону.

– Прошу прощения, – пробормотала она. – Кажется, у меня завелись короеды. Так зудит…

Налив в стакан воды из графина, Беата опрокинула его себе на голову. Волосы зашевелились, а после бодро встали торчком, как майский газон. Струйки воды потекли по одревесневшему лицу, и Беата слизнула каплю длинным лягушачьим языком.

– Садитесь же, – сказала она.

Мы тихо расселись, причем за первую парту, передо мной, села Миранда. Обернувшись, она подмигнула и прошептала:

– Если бы я знала, что тут такие кадры, ходила бы на лекции чаще.

Рука-ветка метнулась к ней, обхватила голову и развернула в сторону доски.

– Не болтать, – строго сказала Беата. Второй рукой она дорисовывала схему на доске, и получалось на удивление ровно и красиво, хоть мастер Флоран в это время смотрела на Миранду. – Раз уж решили не запечатывать хаос, то наверняка хотите узнать, что ждет вас в Лабиринте.

Ветка-рука разжалась, и Миранда тут же снова повернулась ко мне и закатила глаза.

– Беру свои слова назад, – прошептала она.

– Итак, – Беата указала на верхний луч звезды. – Воздушники.

Я быстро открыла тетрадку и принялась перерисовывать звезду.

– Самая распространенная стихия. Легко отзывается, легко покоряется, наследственность доминантна. Если навскидку, – она прищурила один глаз, и ее длинная рука протянулась к парням, сидящим за последними партами. – Ты, ты и ты, – ткнула она в макушки, задумалась немного, – и может быть ты.

Первый семестр девушки обучались отдельно, и теперь я, обернувшись, с любопытством рассматривала сокурсников. Их было четырнадцать, вместе с нами – восемнадцать. Кудрявый блондин, которого Беата назвала последним, перехватил ее руку-ветку и галантно поцеловал.

– Я стану кем вы прикажете, мастер Флоран, – сказал он.

Она, нисколько не смутившись, потрепала его волосы и втянула руку назад в рукав.

– Следующий луч – анимагия, – продолжила Беата. – Легко отзывается, не так просто покоряется, доминантна по отношению к последующему лучу. Ты, – она указала на темноволосого парня, которого я уже видела на спортивной площадке. – Джафри Хогер, верно? Наш волчонок-метаморф.

Он угрюмо кивнул и, даже не обернувшись, поймал бумажный шарик, который в него швырнули с задней парты. Положив шарик на стол, старательно записал что-то в тетради.

– Это Джаф, – прошептала Миранда. – Я вас потом познакомлю.

– Шикарная магия, хочу отметить, – произнесла Беата, довольно щурясь. – И я бы могла рассказать вам о ней очень многое, но перейдем к следующему лучу – вода. Затем идет огонь, некромантия и, – она сделала паузу, – путники.

Я переписала схему, но последний луч у меня получился кривым.

– Воздух, анимагия, вода, огонь, некромантия, путники, шесть форм, которые может обрести ваш хаос в лабиринте. Каждый из них является доминантным по отношению к последующему. То есть если женщина-анимаг, а мужчина – воздух, то их дети получат стихию воздуха в девяноста процентах случаев.

За задними партами послышались смешки и перешептывания.

– А вот если, допустим, женщина-анимаг решит родить ребенка от мага-воды, то у них скорее всего родится анимаг.