Индрек странно усмехнулся.

— Значит, воздействие может оказать лишь сама война?

— Да. Но какая польза мертвым от урока?

Аарне сильно ударил друга по плечу.

— Пусть смотрят и слышат, а потом живут. Ты не веришь, Андо?

— Нет.

— Почему? Чему ты, собственно, не веришь?

— Я не верю, что этот цирк может спасти мир. Если война будет, то будет независимо от того, читаем мы свои стишки или нет.

Индрек нахмурился.

— Ты ждешь войны?

— Оставь… В конце концов это не важно. Она начнется, когда должна будет начаться…

— Как ты это объяснишь?

— На, читай лучше!

Андо сунул друзьям исписанные листы бумаги. Это был короткий рассказ, изображавший начало войны. Натянутая до предела струна оборвалась, и в открытое небо вырвались тучи ракетных самолетов…

— Ты чертовски здорово написал! — сказал Индрек, протягивая листы Аарне. — О, как вы все любите эту бомбу!

— Но этого не напечатают.

— Конечно, нет.

— Разве обязательно нужны оптимистические концы? — спросил Андо.

— Да, пойми. Нельзя запугивать людей…

И это была правда. В наши дни людям необходима надежда. Над далекими морями подымались ядовитые грибы, волны неслись к материкам. По утрам люди шли на работу, ели, любили, как и раньше. Едва ли кто-нибудь стоял бессонной ночью у форточки и прислушивался к эху взрывов. Нельзя отнимать у людей надежду. Нельзя. Надежду нужно укреплять.

Литературный суд прошел удачно. К концу выяснилось, что в подготовке к вечеру участвовал почти весь класс. Для постановки потребовались техника, освещение, звуковое оформление и еще многое другое.

Когда опустился занавес, и публика, неожиданно многочисленная, зааплодировала, Аарне сказал:

— Ребята, я бы никогда не поверил, что у нас так хорошо получится!

Индрек пришел за кулисы, чтобы пожать всем руки.

— Молодцы, ребята!

— А знаешь, я не верил, что так хорошо получится… — повторил Аарне.

— Ты не верил потому, что все репетиции проходили при дневном свете. Освещение улучшает все в два раза, — разъяснил Андо.

После этого вечера в учительской стали говорить, что из выпускников еще может что-нибудь получиться.

Было пятое апреля.

* * *

Аарне не хотелось танцевать. Он чувствовал себя усталым. Майя заметила это и сказала:

— Давай уйдем отсюда…

Они спустились по каменной лестнице. Музыка осталась где-то наверху. Все классы и коридоры были пусты.

— Давай посидим в каком-нибудь классе…

— А если кто-нибудь зайдет?

— Пусть заходит, нам какое дело!

Мимо школы проезжали машины, по темным стенам время от времени скользил свет. Где-то далеко играл оркестр. Майя села за первую парту.

Аарне подошел к окну и посмотрел в ночь.

— Ты никогда не думал, кем мы будем? — услышал он неожиданно голос девушки.

— Я не знаю… А почему ты спрашиваешь?

— Ты хочешь стать знаменитым? — спросила Майя.

— Почему ты это спрашиваешь?

— Так. А ты хочешь?

— Да, — ответил Аарне.

— Тогда станешь.

— Может быть… Знаешь, это не точно, я не хочу быть знаменитым, я хочу, чтобы меня любили. Слава бывает разная. Я хочу, чтобы меня любили, понимаешь?

— Кто-то идет…

В конце коридора послышались шаги, все ближе, ближе… Еще. Еще ближе. Аарне встал.

Шаги прошли мимо.

— Если бы это была Вельтман… — Майя улыбнулась. Аарне не видел ее лица, но чувствовал, что она улыбается. И улыбнулся тоже.

— Ничего, старая дева до смерти бы напугалась! — Но он знал, что все не так уж просто. Если бы это была Вельтман и если бы она открыла дверь темного класса… Ну, да чего уж там!

— О чем мы говорили?

— О любви и славе. И о том, что ты будешь знаменитым.

— И ты тоже, Майя, если захочешь.

— Нет, спасибо.

— Почему ты так говоришь?

— Из меня ничего не выйдет.

Аарне подошел ближе.

— Ты опять за свое! Я сказал, что выйдет. Я чувствую.

— Нет.

— Я знаю.

— А я не знаю, Аарне.

Аарне подсел к девушке и обнял ее за плечи. Парта была ужасно маленькой и неудобной, здесь, вероятно, занимался какой-нибудь третий класс. Аарне почувствовал себя ребенком.

— Ты рисуешь?

— Нет.

Аарне надолго замолчал. Он не ожидал этого.

— Почему?

— Я не умею.

— Умеешь.

— Нет.

— Майя… — Аарне крепко обнял девушку. Майя на него не глядела, и Аарне пришлось силой повернуть ее голову к себе. Внизу, на улице, проехала машина. Свет скользнул по лицу Майи, и Аарне заметил, что она сейчас заплачет. Он отпустил ее.

Тишина.

Когда-то Майя сказала: «Я все смогу, если ты мне поможешь…» Как же ей помочь теперь? Как? Ну скажите же как?

Никто не отвечал.

Майя прошептала:

— У меня ничего не выходит. Не выходит ничего. У меня ничего не выходит…

Аарне гладил ее волосы.

— Майя, я ведь с тобою, да? Я верю, что трудом можно всего добиться. Всегда добивались. Майя, ты хочешь быть художницей?

— Очень.

— А ты не обманываешь?

— Зачем же мне обманывать?

— Извини… Если хочешь, то сможешь! А ты… я понимаю, работать тяжело и скучно. Но со всем можно справиться…

— Я не могу…

Юноша не знал, что еще сказать. Майя опустила голову на парту. В огромном здании хлопали двери. Наверху играл оркестр. Аарне посмотрел на часы, они показывали только четверть одиннадцатого.

— Майя, ты меня слышишь? — Он приподнял девушку и встряхнул ее. — Майя! — закричал он. — Майя, ты будешь опять работать, слышишь! Будешь, если любишь меня!

Это были очень жестокие и красивые слова. Слишком красивые. Такие, что он сразу пожалел о них. Затем он опять услышал в коридоре шаги, они приближались. Кто-то зазвенел ключами. «Может, классы на ночь запирают…» — промелькнуло в голове. В коридоре раздались еще чьи-то шаги, они двигались навстречу первым. Послышался неясный разговор. Остановились как раз у этой двери. Если теперь…

— Ну, ладно, отнеси ключ наверх.

Это был Лахт, преподаватель физкультуры.

— Хорошо.

Это была уборщица.

— Запираешь двери?

— Да…

— Послушай, отнеси сперва ключ. Директор ждет…

— Ой, да у меня только один класс и остался…

Аарне и Майя замерли. За дверью послышался голос самого директора.

— А, так вы здесь… А я все ищу и ищу. Давайте ключ и пошли.

Шаги направились в сторону лестницы. Лишь сейчас Аарне заметил, что лоб у него мокрый от пота.

— Пошли отсюда.

Они вышли в коридор. Пронзительно скрипнула дверь. Было без четверти одиннадцать, наверху играли «Маленького ослика». В коридоре было полутемно.

Выйдя на улицу, они услышали шум воды в водосточных трубах и почувствовали на лице теплый влажный ветер.

— Скажи, ты… любишь меня? — спросила Майя.

Аарне уловил в ее голосе что-то странное.

— Да, — ответил он быстро.

— Почему?

— ?

— Что можно любить во мне? Ты ужасно далек от меня.

Аарне остановился.

— Как тебе не стыдно!

— Я не знаю…

— Что ты не знаешь?

Майя ответила не сразу. Некоторое время они стояли под большим мокрым деревом, избегая глядеть друг на друга.

— Ладно, пошли… — прошептала она наконец.

— Черт!

— Что с тобой? — испугалась Майя.

— Ничего. Пошли, пошли…

— Ты мне не ответил, Аарне…

Аарне понял.

— Извини… За что я тебя люблю? — Он остановился. — Знаешь, может быть, я не так люблю тебя, существующую… Я очень люблю ту девушку, которой ты когда-нибудь обязательно станешь! Обязательно! Веришь? Скажи, веришь?

— Я не знаю.

— Я заставлю тебя измениться, слышишь? Я знаю, что ты сможешь. Ты должна найти себе цель, слышишь?

— Заставь меня, — улыбнулась Майя. — Прошу!

— Как?

— Ну хотя бы стукни меня…

— Перестань. Ты будешь рисовать. Я не приду к тебе раньше, чем ты что-нибудь сделаешь.

— Хорошо.

Шел мелкий теплый дождь. Асфальт мерцал в свете неоновых ламп, как во сне.