Под холмом были припрятаны наши крылья, закопанные в песок и придавленные камнем. Раздобытый с таким трудом пластик никто не должен видеть из взрослых, иначе быстро применят для своих нужд. Я давно предлагал соединить все три конструкции вместе и сделать одно нормальное крыло, и полетать как следует, пока нас не застукали за этим делом.

– Давно вас жду, – недовольно сказал Марк. Он был выше меня на голову, а куртку носил оранжевую. Сегодня за его плечами красовался увесистый рюкзак отца.

– Зим долго одевался, – оправдался зачем-то Лешка. Знал, что мне Марк слова не скажет. Я полгода назад продал ему ту настоящую открытку с Земли с нарисованным деревом, с которой он ходил на день рождения к близняшкам. Продал за настоящую страницу журнала, который его отец привез со Станции. Все интереснее чем дерево на фоне странного синего неба. С тех пор Марк недолюбливал меня, но не презирал как раньше.

– Пойдем втроем, – коротко сообщил он, – родителям ни слова. Если кто проболтается…

Но грозить было нечем. Тут даже не подраться, как в том старом фильме, который однажды передавали со Станции на экран – немедленно разлетаешься во все стороны, сквозь три слоя одежды что бей, что не бей – все одно, а по маске бить совсем неправильно и опасно. Так что Марк просто многозначительно посмотрел на нас и коротко кивнул.

– Это он о чем? – тихо спросил я.

Лешку распирало от желания рассказать – видел по лицу, но он сдержался.

– Марк расскажет.

– Дождешься от него.

Марк опустил рюкзак на песок и принялся перебирать вещи: запасные перчатки, вода, контейнер с грибами и два запасных баллона с кислородом.

– Я покажу.

***

На озере почти не бывает волн. Ветра дуют там высоко, среди облаков. Иногда на горизонте сверкают грозы, стучат по глади озера крупные капли дождя, но волн я не видал ни разу. Озеро красивое. Когда туман не такой густой, видно насколько оно большое, тянется к самому горизонту. Оно светло-желтое. Это небо в нем отражается. В учебных фильмах про Землю говорили, что моря Земли тоже не синие на самом деле, а в них просто отражается небо. А еще, что в них можно купаться. Меня всегда передергивало от этих картинок – залезть раздетым в глубь озера… Это же ужас. Хотя, говорят, что на Земле моря из воды и там тепло, но все равно я бы не рискнул.

Мы смотрели с холма на гладь озера. Над ним висел привычный туман. Слева чернела гряда скал, за которой простиралась изрезанная глубокими трещинами пустыня. Где-то там текли реки, впадающие в озеро далеко на западе. Я никогда не видел реку, но поговаривали, что они опасны и разливаются во время дождей.

– Там, – Марк махнул рукой в сторону скал.

– Мы что, пойдем туда? – неуверенно спросил я Лешку.

– Так надо.

– Да туда прыгать часа два!

Марк резко повернулся и ткнул меня пальцем в грудь.

– Тебя не заставляет никто. Можешь домой топать.

Это он не серьезно, всегда так говорит. Лешка развернул меня к себе, едва не опрокинув и затараторил.

– Зим, у тебя же мама в позднюю смену, отец вообще на вахте. Никто и не узнает, что мы за периметр вышли. Своим я сказал, что у тебя буду. Идем, никто ничего не узнает. Оно того стоит, поверь!

Я оглянулся на дом. Его темные окна уныло смотрели на меня. И тетрадь почти закончилась – не порисовать вволю.

– Папа сегодня вернется, – неуверенно сказал я. Его челнок плыл где-то там среди звезд от Станции домой, возможно с подарками или новыми историями.

– Ну не сейчас же! Кстати, Марк тут рассказывал кое-что. На станции новый экипаж с Земли. Трое. Китайцы. Это кажется те, кто говорит на китайском языке, но я не уверен. Говорят, что переберутся к нам на Титан через полгода.

Вот это новость! Еще одни соседи.

– Идем, Марк расскажет по дороге.

И я пошел.

Новые люди с Земли прибывали совсем нечасто, как и нечасто отправлялись обратно. Раз в три-четыре года. Те, кто женился прямо здесь, оставались на Станции, а совсем отчаянные селились на Титане. Возвращались лишь те из них, кто совсем уж очень сильно скучал по Земле или так и не смог привыкнуть к желтому небу. А нам то что – мы эту Землю только на картинках видели да в паре фильмов, что с собой новенькие привезли. Не знаю, смог бы я улететь так далеко от дома, на Землю… Разве что поглазеть и обратно.

Марк рассказывал нехотя. Говорил, что двое женаты, а значит точно останутся. Про сувениры умолчал. Наверняка знал, но хранил секрет до лучших времен.

Мы шли долго, большими прыжками сокращая путь до высоких скал. Тут главное в трещину не попасть – у скал их множество и некоторые очень глубокие, а на дне поблескивает жидкий этан. Марк легко рассчитывал каждый прыжок и опускался каждый раз на краю трещины, а мы с Лешкой долго выбирали место для приземления и потому сильно отставали.

– Граница, – скомандовал Марк и бросил мешок на землю.

Ненавижу эту традицию, но никуда не деться. Так надо. Я откинул капюшон, глубоко вздохнул и снял маску. Остальные сделали то же самое. Мороз мгновенно пронзил кожу тысячей иголок.

«…Три, четыре, пять…».

Надо до десяти. Именно столько дней пилот Тороп – дедушка Лешки продержался в разбитом челноке посреди пустыни Каладан, пока не пришла помощь. Иначе удачи не будет.

Десять! Я натянул маску на покалывающее лицо. Увидели бы взрослые, заперли бы по домам на неделю.

– Идем! – поторопил Марк и снова прыгнул.

Я раньше никогда не отправлялся так далеко, к самым скалам. Мне казалось, что я немедленно потеряюсь, и меня никогда не найдут. Титан большой, а городов вроде нашего мало. Есть еще один на море с дестью домами, поселок далеко на юге и большой жилой дирижабль выше облаков, который ни в какую погоду не видно – вот и все. Я изредка поглядывал в сторону дома, который все сильнее срывался за грядой низких сопок.

Но страх и сомнения пропали, едва мы поднялись на скалу. Я не сразу понял куда показывает Марк, потом присмотрелся. Там, где озеро касалось скал темнело русло непостоянной реки, одной из тех, которые журчали бурными потоками во время дождей и совершенно пересыхали к сезону засухи. Широкими ярусами спускались к озеру размытые террасы, а в десятке прыжков от глади озера поблескивал котлован с подсыхающей лужей. Нечто странное торчало из котлована, наполовину зарытое в песок – конус, соединенный короткой трубкой с чем-то массивным, погруженным в дюну. Я никогда не видел ничего подобного.

– Видали! – Марк гордо взмахнул рукой, словно эта штука далеко внизу принадлежала ему.

– Что это? – спросил я.

– Это старый космический корабль.

***

Интересно, если опустить перчатку в жидкий этан, что будет? Папа говорил, что будет очень больно, но сам, скорее всего, никогда не пробовал. Впрочем, я ему верю. Особенно сейчас, когда мы аккуратными прыжками спускаемся в глубь котлована, а под нами блестит черной лужей холодный жидкий газ. Марк спускается первым. Мы то теряем его в желтой туманной дымке, то снова видим темный силуэт. Контур огромного корабля медленно выплывает из тумана, волной заползшего сюда с берега озера.

На Титане много заброшенных кораблей. Есть старые автоматы, давно изъеденные временем и ливнями, покоящиеся на дне морей зонды и упавшие в пески огромных пустынь спутники. Есть искалеченные ракеты, пострадавшие при взлете или посадке, вроде той, на которой разбился, но выжил пилот Тороп. Я видел из снимки, но ничего подобного тому, что лежало под нами не встречал. Чем ниже мы спускались, тем более огромным казался древний корабль.

– Осторожнее, тут скользко, – заявил Марк, едва его ноги коснулись холодного металла, отозвавшегося глухим стуком.

– Как ты его нашел?

Марк не ответил. Он ловко балансировал на вершине конуса раскинув руки и мелкими скачками спускаясь по нему вниз.

– Тут пустота была, – пояснил Лешка, – а ливни ее подмыли и грунт обвалился вниз. Потом озеро поднялось и смыло песок, ушло, а котлован остался. И эта штука тоже.