– А говоришь – друзья, – снова прищурился вожак.
– Друзья, – кивнул Танияр. – Друзья помогут друг другу, руку протянут, на клич придут. Вам для охоты мало места, я сказал: «Приходите, в моих лесах зверья много». Если у тебя зимой еды будет мало, я принесу. Если стрелы острые нужны – поделюсь. Если мне помощь будет нужна, ты разве не протянешь руку?
– Протяну, – кивнул вожак.
– Но если кийрам будет вести себя не как гость и друг в моем тагане, то я буду злиться. А ты бы не злился?
– Злился.
– И тогда мне придется наказать кийрама, если он обидит моих людей.
– А если твои люди обидят кийрама?
– Тогда я накажу своих людей. А ты бы как поступил?
– Если друзья, то так же, – подумав, ответил Улбах. – Только скажи мне, Танияр. Вот ты и оружием поможешь, и едой, и охотиться разрешил, а от нас-то чего в ответ хочешь? Шкур у вас своих много, еды вон, – он кивнул на стол, – на всех кийрамов хватит, у нас такого нет. Чего же от нас ждешь, если больше нашего имеешь?
Я перевела взгляд на супруга.
– Мира, – ответил каан. – А если война, то помощи. Я говорил тебе, что в Каменном лесу может водиться погань похуже мерзких тварей из топи. И если они там, то однажды выйдут под свет солнца. И тогда никому из нас не устоять поодиночке. Если тебе кто грозить начнет, то я рядом с тобой встану. Плечом к плечу, как брат за брата буду драться. И от тебя прошу того же.
– Зачем нам биться за тагайни? – спросил Улбах.
– И нам за кийрамов незачем, – сказал каан. – Только я хочу дружить, а ты старое поминаешь. Нехорошо. Все мы дети Белого Духа, всех нас выносила Илсым. Вот и выходит, кийрам, тагайни, пагчи – все мы родня от одних Отца и Матери. А ты говоришь – зачем.
– Хорошие слова, Танияр, мне на душу ложатся, – ответил вожак. – Я буду думать.
Думать… Думать, конечно, хорошо, это полезное занятие. Однако о чем тут размышлять, если тебе предлагают прямую выгоду? Зеленые земли ничего не получат, кроме военной помощи, хоть и готовы делиться всем, что имеют. Да любой здравомыслящий и практичный человек ухватится за такое щедрое предложение, когда тебе всё, а от тебя только поддержка в войне, которая может и случится, но не в наше время. А кийрамам надо еще думать…
Впрочем, я попросту ворчу. Разумеется, сложно переломить въевшееся в кровь восприятие соседа-недруга и распахнуть ему объятия. Да и Танияр говорил сразу, что кийрамы будут долго приглядываться, прежде чем протянут руку навстречу. И все-таки, когда твоя душа открыта, начинаешь исподволь ожидать того же и от того, к кому ты расположен. Но, в конце концов, это мы, а не кийрамы заговорили о дружбе. Они всё еще живут недоверием, и надо просто набраться терпения, а Белый Дух нам поможет.
– Улбах, ты обещал рассказать о рырхах, – с улыбкой напомнила я, когда мужчины замолчали.
Я не влезла в важное обсуждение, оно как раз подошло к концу, а ответ вожака был важен не только мне как опекунше маленьких рырхов, но и нашему делу. А как иначе, если это был повод показать, что мнение соседа имеет неоспоримую ценность и мы воздаем должное его знаниям.
Улбах перевел взгляд на меня, затем поглядел на Торн, дремавшую на коленях каана, и произнес:
– Я расскажу. – И мы с мужем преисполнились внимания. – Рырхи живут в стаях, но в стаи собираются только взрослые звери. Стая – это сила. В ней никогда не увидишь больных, старых и детенышей. Рырхи избавляются от обузы. Если старый зверь хочет пожить подольше, он, понимая, что стал слаб, уходит из стаи и живет один. Но если попадется сородичам, они его задерут. И больных тоже. А самок не трогают, но на детенышей напасть могут.
– Какой ужас, – охнула я, прижав к губам кончики пальцев.
Танияр остался спокоен, скорее всего, он это прекрасно знал, но не желал пугать и расстраивать меня, потому молчал в ожидании кийрамов. А может, и не всё это было известно моему каану, в любом случае он просто кивнул, то ли подтверждая слова вожака, то ли принимая к сведению. А Улбах пожал плечами:
– Им надо выживать. Зимой слабые будут мешать стае. О них надо заботиться, защищать, делиться пищей, а ее и так немного. Не избавятся летом – сожрут зимой. К лету дичи становится больше, и своих рырхи уже не поедают. Больного задерут и оставят.
Я передернула плечами, однако тут же пришло воспоминание. То самое, когда три рырха, затаившиеся под снегом, кинулись на меня. Тогда Танияр спас меня, а тело убитого вожака кинул двум его сородичам, и те, забыв о людях, вонзили зубы в плоть собрата. Ужас, ужас и еще раз ужас! А потом я вновь поглядела на супруга и утвердилась в своей догадке, что о наших питомцах он знает много больше, чем рассказал мне.
– Гон у многих животных наступает еще в конце зимы, – тем временем продолжал свой рассказ кийрам. – Молодняк рождается с приходом весны, чтобы до следующей зимы они успели вырасти, окрепнуть и научиться выживать. Весной звери еще голодные и злые, поэтому самки не станут подвергать приплод опасности стать кормом их отцу или другому сородичу. Они уходят из стаи, чтобы родить и вырастить детенышей.
Самцы будут обходить логово самки, охотиться на нее не станут, но если она попадется им ослабленной, то детенышей могут сожрать. Поэтому самки, когда приходит время рожать, забираются туда, куда их стая не заходит, делают себе логово, охотятся до самых родов, делают запасы на первое время, пока земля еще холодная. Но с голоду могут и падаль есть. После того как появятся детеныши, мать их надолго не оставляет и рвать будет каждого, кто приблизится. Когда маленькие рырхи немного подрастут, тогда она уже не будет нападать на каждого, кто подойдет к ее логову.
Самки осторожны. Лучше спрячутся с детенышами, чем выдадут себя. Но если поймут, что приплоду угрожают, нападут и будут биться. Мать сдыхать будет, а не отступит. Та самка тоже, значит, дралась до последнего, раз детеныши остались живы.
– И не только дралась, – произнес Танияр. – Держалась, пока не нашла, кому отдать своих детей.
– Бедняжка, – вздохнула я сочувственно.
– Ты, Ашити, должна стать им матерью, а ты, Танияр, – кийрам нацелил палец на каана, – одним из рырхов в стае. И для нее, – теперь он указал на Торн. – Не бери ее, не гладь, отгоняй, ругай, когда лезет. Если будешь ласкать, она потом с Ашити будет драться как с соперницей. Или сразу шею сверни, или оттолкни, иначе потом всё равно убьешь, чтобы жену защитить. Рырха не отступится.
– Рырхи мать не обидят, – напомнил каан.
– Ты ей мать, – ответил Улбах. – Сейчас мать. Начнет зреть, самца может учуять, тогда к весне на Ашити нападет.
В этом был смысл. Танияр уделил девочке внимание почти сразу. Он взял ее на руки и нес от места, куда рырха привела меня, потом вез на Тэйле, и она потянулась к каану. С Бойлом было иначе. Юглус забрал его у меня ближе к нашей стоянке, и хоть и вез, но на подворье появлялся не каждый день, а мой муж тут жил и возился с Торн чаще, чем с остальными. Мальчиками занималась я.
– Ашити с ними бывает чаще, – обратившись к кийраму, возразил моим мыслям Танияр.
– Ты сильный, Ашити тебя слушается, – ответил Улбах. – Для нее, – он указал на Торн, – твоя жена тоже детеныш. Она должна ощутить силу матери и ее защиту.
– И что же нам делать? – спросила я, глядя с жалостью на Торн.
Улбах не ответил. Он встал на ноги и вдруг грубо схватил малышку за шкирку. Поднял на уровень глаз и встряхнул.
– Дурной рырх, – гаркнул вожак. – Совсем глупый!
– Ул… – начал Танияр, но кийрам рявкнул:
– Молчи, беловолосый! – И снова встряхнул взвизгнувшую Торн.
– Да что же ты делаешь! – вскочив с места, возмущенно воскликнула я.
– Я обижаю вашего рырха, – осклабился Улбах.
Танияр перестал обращать на него внимание. Он взял стакан с буртаном, отхлебнул и произнес:
– Спой, Эчиль.
Вожак опустил рырху на землю, завалил на спину и дернул за лапу. Уже поняв смысл происходящего, я сурово свела брови и стремительно направилась к мучителю маленьких рырхов. Мейтт, дремавший у моих ног, подскочил и поспешил следом, засеменил за ним и Бойл. Они остановились за мной, не вылезая вперед, но и не прячась, кажется, уверенные в том, что рядом со мной безопасно.
