Я раздраженно показала на свое зеленое лицо – они что, сами не видят?

– В таком виде по Москве ходить? У нас там тоже троллей хватает, если что!

Девчонки быстро придумали один вариант, который привел меня в ступор. Хотя их смешил до слез. Вуаль? О, нет, мы же не ищем легких путей! Паранджа, на которую сверху напялены солнцезащитные очки.

Риссая вела меня под локоть по вечерней московской улице, сохраняя непроницаемое выражение лица. Маринка, согнувшись в три погибели от смеха, пыталась от нас не отстать. Прохожие скорее всего подозревали какой-нибудь пранк и почти понимающе усмехались. Я бы отказалась от этой клоунады еще до ее начала, но Риссая права – моя сила, в отличие от ее, действует сразу на множество мужчин. И если речь идет о спасении половины десятого отряда в ходе серьезного расследования, то какая разница, что обо мне подумают люди – тем более без малейшей возможности меня узнать?

Мы дождались конца рабочего дня, а уже после отправились в отдел соцзащиты, где располагался нужный нам орган опеки и попечительства. Риссая с помощью мухи уже успела побывать в детдоме и восстановить некоторые связи, однако насекомому было не под силу перерыть все документы или заставить сотрудников вспоминать своего выпускника, которого они несколько лет уже не видели. Цепочка рвалась на уходе Никиты из детдома и получением им небольшой квартиры на окраине от государства, а подробности мы могли выяснить только из оформленных на него документов.

В ночное время в здании была только охрана. Риссая могла вскрыть замок амулетом, который выдал ей Диминик, могла усыпить дежурных, а потом искать в огромном помещении неизвестно что. Я же со своей силой сокращала работу втрое. И потому сразу сосредоточилась, когда в коридор выглянул мужчина в форме:

– Эй, вы как вошли? Черт, что это?!

Да, я уже откинула ткань с лица и теперь сияла белой улыбкой на зеленом лице из полумрака. Это очень хорошо, что в охране крайне редко служат женщины. Запела до того, как он успел что-то предпринять, и продолжала петь, когда в коридор на шум прилетели два его напарника. Здесь большое здание со множеством кабинетов, но я справлюсь даже с сотней мужчин, если они только окажутся достаточно близко, чтобы расслышать мою громкую песню. Моих сил могло быть недостаточно, потому Риссая подкидывала заклинания одурманивания, тем самым прибавляя психике бедных дежурных желания согласиться с любым моим приказом.

– Вы должны нам помочь! – потребовала я и добавила объяснений, поскольку любое сопротивление могло вызвать ослабление влияния: – Мы не причиним никому вреда и ничего отсюда не унесем, ваша репутация не пострадает. Нам всего лишь нужна информация!

Мужчины сами отыскали для нас нужный кабинет, включили компьютеры и осмотрели стеллажи со старыми документами. Марина просто фотографировала любые бумажки, касающиеся Никиты. Но уже на этом этапе было понятно, что кровных родственников у него нет, то есть существ с подобной силой мы уже не обнаружим. Он оказался не социальным сиротой, не отказником, просто оба его родителя умерли. В детском доме он оказался еще в младенчестве, никто не пытался его усыновить, даже дальней родни не упоминалось.

Уже в три часа ночи мы приехали на такси к указанному в документах роддому. Не меньше получаса пришлось ждать, когда на улицу выйдет мужчина для перекура – возможно, дежурный врач. Точно так же запудрив ему мозги магией и песнями, мы заставили его войти в здание и вернуться уже со сведениями, которые он нашел в архиве – ему пришлось повозиться, поскольку старые документы просто перенесли в подвал, а не перевели в электронный вид. Он всучил нам несколько листов с медицинскими выписками и все такой же задурманенный пошагал обратно. Я поначалу испугалась, что история Никиты тоже попадает в нашу с Димиником, поэтому облегченно выдохнула – его родители умерли до моего рождения и до массового убийства, устроенного лордами Эймами. Да и семью он потерял при совсем других обстоятельствах.

Мы в медицинских терминах мало понимали, но втроем пытались перевести на человеческий язык. Мать Никиты умерла сразу после родов – какое-то осложнение, которое мы расшифровать не смогли. Она уже на кесарево поступила в крайней степени истощения. В эпикризе было перечислено несколько диагнозов, но все – с вопросительными знаками, то есть ни одного на сто процентов подтвержденного. Мальчик же родился полностью здоровым, весом почти четыре килограмма, что наверняка показалось тогда врачам странным: при таком ужасном состоянии роженицы младенец ничуть не пострадал. Дальнейшее мы уже собрали по деталям, учитывая предыдущую информацию. Сына из роддома забрал отец, но и он через несколько месяцев умер… от естественных причин, как было указано в документах попечительского органа. Какие могли быть естественные причины для смерти тридцатилетнего мужчины без хронических диагнозов – даже представить сложно.

Мы могли поехать и в ту больницу, в которой констатировали смерть отца Никиты. Но переглядывались и одновременно приходили к одной и той же мысли: наверняка увидим снова десяток диагнозов с вопросительными знаками.

Возвращались в Вахарну молча, переваривая узнанное и пытаясь соединить разрозненные нитки в одно целое. Сразу после перехода через портал разглядели красную машину. Диминик преспокойно спал прямо в ней. Риссая постучала в окно, будя инкуба, а я поприветствовала:

– Ну ты и гад! Бросил нас!

Марина почему-то сказала другое:

– Ты ждал нас всю ночь?

– Ну да, – он сладко зевнул и потер сонные глаза ребром ладони. – Вас где носило столько времени?

Риссая не собиралась ни ругаться, ни радоваться его присутствию. Она просто дождалась, когда Дим выйдет, пересказала все, включая и свои предыдущие наблюдения, когда разведывала обстановку через альтера. Мы ждали вывода нашего командира, ведь как раз он штудировал все книги по магии и обладал самой хорошей теоретической подготовкой. Диминик долго хмурился прежде чем уточнить:

– Истощение – наподобие того, как происходит с жертвой, если инкуб с ней заиграется? Полный упадок сил, остановка всех жизненных процессов и, в конечном итоге, смерть?

– Такими красками в эпикризах не пишут, но похоже на то, – согласилась я.

– Кажется, я понял… – задумчиво протянул он. – Сила, какая была у Никиты, нигде в источниках не упоминается. Но есть другая – редкая, но все-таки знакомая…

– Что ты понял? – не выдержала уже и Маринка.

Инкуб очнулся от размышлений и снова открыл дверь машины, распорядившись:

– Прыгайте. У вас мало времени, чтобы поспать. А у меня еще меньше, чтобы найти нужную книгу и удостовериться. С этим делом, похоже, тянуть нельзя – сверхполиция быстро расслабилась.

Больше он ничего не объяснил. Но я была согласна: лучше вначале проверить, а уже потом выносить вердикты. Пустозвонство нам не нужно, особенно на изможденные мозги.

И снова уроки были отменены в честь срочного собрания в управлении сверхполиции. По-моему, магикопы за это ненавидят господина Эйма больше всего – он постоянно отодвигает все их важнейшие дела своими смешными придумками. Но выслушать они его были обязаны, хотя на этот раз собралось всего несколько существ – сам уставший начальник, командиры отрядов и магистр Чаркинс, который здесь неизменно выполнял роль магического консультанта. Все присутствующие сидели в позах «рука-лицо». При нашем с Маринкой появлении на меня уставился Ион Стант – и теперь во взгляде командира девятого отряда я не видела ни капли прежней доброжелательности. Он не постеснялся громко спросить у нас, перебивая выступающего инкуба:

– Не подскажете, почему после ночного рейда я не отдыхаю, а должен слушать бредни вашего командира?

Маринка беззаботно пожала плечами, шагая к свободному месту и отвечая вежливо:

– Лорд Стант, наш командир и сам может объяснить суть дела.

Она уже давно взяла на себя роль его главной защитницы, будто они успели огонь и воду вместе пройти. Не исключено, что ради такой верности инкуб и передал ей бесценный артефакт. Я села рядом с подругой, посмотрела на замершего впереди Диминика. Из поместья мы приехали вместе, но возле академии разошлись – он сразу побежал в управление, чтобы приступить к срочному делу, а мы с Мариной еще ходили в переодевалку, где у нас хранились запасные платья. Ждать нашего появления он не собирался. И теперь уже продолжал начатую мысль, показывая на страницу открытой книги свернутыми рулоном эпикризами: