И вдруг сорвался в бездну.

На другое утро Лестер проснулся и увидел, что комната залита солнечными лучами, а Уайт сидит на полу и с некоторым недоумением рассматривает свой палец, украшенный большим пузырем.

– Где же остальные? – спросил Лестер.

– Вероятно, ушли. Мы, должно быть, уснули.

Лестер встал и, расправив окоченевшие члены, смахнул руками пыль с одежды и вышел в коридор. Уайт последовал за ним. От шума их приближающихся шагов спавший все это время в другой части дома человек привстал, и они увидели лицо Барнса.

– Я, должно быть, заснул? – воскликнул он с удивлением. – Но я не помню, как пришел сюда. Каким образом я сюда попал?

– Хорошее же местечко вы выбрали себе для сна, ничего не скажешь! – отчитал его Лестер, указывая на пролом в перилах. – Посмотрите, еще шаг – и где бы вы тогда были, хотел бы я знать?

Он беспечно подошел к краю и заглянул вниз.

В ответ на его пронзительный крик к нему бросились остальные, и все трое в ужасе замерли при виде распростертого внизу покойника.

Одним славным весенним утром в начале прошлого века в Тетби, маленьком порту на восточном побережье, намечался большой праздник. Торговцы оставили свои лавки, а рабочие – свой ежедневный труд, и все хлынули на улицы, вливаясь в поток людей, стекавшихся к пристани.

По своему обыкновению Тетби был тихим и скучным местечком: на одном берегу сгрудилась крошечная кучка жилищ, а утесы другого усеивали домики с красными черепичными крышами.

Теперь же на каменной пристани, заваленной корзинами с рыбой и мотками канатов, замерла в ожидании толпа людей: ведь сегодня самый большой корабль, когда-либо построенный руками жителей Тетби, должен отправиться в свой первый рейс.

Пока они ждали, обсуждая предыдущие корабли Тетби, их создателей, плавание и судьбу, на благородном барке, стоявшем в гавани выше по реке, шевельнулось маленькое белое пятно. Собравшиеся на пристани все больше оживлялись, по мере того как поднимались остальные паруса и новый корабль стал медленно и степенно приближаться. Легкий бриз расправлял паруса и подгонял судно, сидевшее в воде, словно утка. Высокие мачты взмывали в небо, пробиваясь сквозь белые облака из парусины. Корабль прошел метрах в двадцати от пристани, и мужчины возликовали, а женщины подняли на руки детей, чтобы те помахали ему на прощание, ведь весь экипаж, от капитана до юнги, состоял из сыновей Тетби, которые направлялись в далекие южные моря.

Выйдя из бухты, корабль несколько изменил курс и выгнулся, словно живой, под порывом морского ветра. Команда взобралась на такелаж и замахала бескозырками, посылая удаляющемуся Тетби воздушные поцелуи с покрытых сажей ладоней. В ответ им с берега послышались одобрительные грубоватые возгласы мужчин, в шуме которых потонули всхлипы расчувствовавшихся женщин.

Корабль провожали взглядом до тех пор, пока от попыток разглядеть крошечный белый треугольник на горизонте не стало темнеть в глазах. И вот, словно тающая снежинка, судно растворилось в воздухе, а жители Тетби – кто завидуя храбрости моряков, кто благодаря судьбу за то, что оставила их на безопасном тихом берегу, – разбрелись по домам.

Шли месяцы, и спокойная жизнь Тетби текла своим чередом. В порт приходили другие суда, с легкостью разгружались и загружались, затем снова отправлялись в путь. На верфи закладывался киль еще одного корабля, и постепенно пришло время, когда можно было с полным основанием ожидать возвращения «Гордости Тетби», как ее назвали.

Боялись, что судно прибудет ночью – холодной и безрадостной, когда жены и дети будут мирно спать и, даже если их поднять и привести на пристань, ничего не увидят, кроме отражения отличительных огней в воде и смутных очертаний корабля, осторожно крадущегося вверх по реке. Лучше, если он появится днем – сперва у горизонта, за которым когда-то скрылся, затем все больше приближаясь; славный крепкий корабль, пропитавшийся южными морями и южным солнцем. Вот уже видны члены его команды, столпившиеся у бортов и завороженно смотрящие на Тетби. Сыновья, которые так выросли с тех пор.

Но корабль не появлялся. День за днем жители напрасно ждали его возвращения. Наконец стали поговаривать, будто он задержался в рейсе, а позднее – правда, только в кругу тех, у кого не было на борту ни родных, ни близких, – что он исчез.

Еще долго после того, как угасла всякая надежда, жены и матери, как и подобает их роду, смотрели и ждали на безрадостной пристани. Одна за другой они отступали и уходили, забывая о своих умерших и спеша позаботиться о живых. Младенцы выросли в крупных румяных мальчиков и девочек, мальчики и девочки – в парней и девушек, но, увы, ни весточки о сгинувшем корабле, ни слова о потерянной команде. Постепенно, год за годом, исчезнувший корабль стал легендой. Человек, который его построил, постарел и поседел, и время сгладило печали родственников пропавших моряков.

Темной промозглой сентябрьской ночью пожилая женщина сидела у камина и вязала. Огонь был слаб и горел скорее для компании, чем ради тепла, создавая тем самым приятный контраст свистевшему снаружи ветру, который нес на своих крыльях шум волн, разбивавшихся о берег.

– Боже храни тех, кто сейчас в море, – с пылом проговорила старушка, когда дом сотряс порыв ветра сильнее прежнего.

Она положила вязание на колени и всплеснула руками, ведь в тот самый миг входная дверь распахнулась. Лампа вспыхнула, задымилась и тут же погасла. Старушка поднялась с кресла, и дверь захлопнулась.

– Кто здесь? – вскрикнула она.

Она была подслеповата, да и темнота обрушилась неожиданно, но ей показалось, что у двери кто-то стоит, и, схватив щепку с каминной полки, старушка поскорее поднесла ее к огню и заново зажгла лампу.

На пороге показался мужчина средних лет с искаженным бледным лицом, поросшим густой щетиной. Одежда его изорвалась в клочья, волосы топорщились, а светло-серые глаза запали и выглядели устало.

Пожилая женщина взглянула на него, ожидая, что тот заговорит. В конце концов он сделал шаг ей навстречу и произнес:

– Мама!

Громко вскрикнув, она бросилась к нему на шею и прижала к своей увядшей груди, покрывая его лицо поцелуями. Она не могла поверить глазам, ей казалось, что чувства обманывают ее, и она судорожно цеплялась за него руками, упрашивая сказать еще хоть слово, и плакала, и благодарила Бога, и смеялась одновременно.

Затем она опомнилась и, ковыляя, повела его к столу, усадила в старый виндзорский стул, достала из серванта дрожащими от волнения руками еду и питье и поставила перед ним. Он с жадностью набросился на снедь, а старушка молча наблюдала за ним, стоя рядом, чтобы вовремя наполнять его стакан домашним пивом. Несколько раз он хотел заговорить, и тогда она жестом заставляла его помолчать и сперва поесть. От вида его бледного исхудавшего лица у нее наворачивались слезы и стекали по дряблым от старости щекам.

Наконец он отложил вилку и нож, допил эль и, поставив стакан на стол, дал ей понять, что закончил.

– Мальчик мой, – заговорила она надломленным голосом, – я думала, что ты давным-давно пропал вместе с «Гордостью Тетби».

Он покачал головой.

– Капитан, и команда, и славный корабль, – спросила она, – где они?

– Капитан… и команда, – начал сын, делая необъяснимо долгие паузы, – долгая история… эль ударил в голову. Они…

Он вдруг смолк и закрыл глаза.

– Где они? – не унималась мать. – Что случилось?

Он медленно открыл глаза.

– Я устал… до смерти устал. Совсем… не спал. Расскажу… утром.

Он снова клюнул носом, и старушка осторожно тронула его за плечо.

– Тогда ложись в постель. Твою старую постель, Джем. Она в том же виде, как и в тот день, когда ты ее оставил, все прибрано, и простыни свежие. Все это время она оставалась приготовленной для тебя.

Он неуверенно встал, покачиваясь из стороны в сторону. Его мать открыла дверь, взяла лампу и проводила его по крутой деревянной лестнице в комнату, которая была ему так хорошо знакома. Зайдя внутрь, он приобнял ее ослабевшими руками, поцеловал в лоб и устало опустился на кровать.