- Ладно,-сказал Лешка, его слегка лихорадило,-давай без политэкономии.
Лично ему деньги нужны позарез. Чертовски нужны.
- Ну, так как?
Лешка в замешательстве пожал плечами. Интересно, в курсе ли Лабоданов?
Славка ухватился руками за край стола и раскачивался, протянул КИСЛО!
- Конечно, тут риск, я понимаю.
- Какой там риск? Вот еще ерунда какая! Кому эти обрезки нужны? У нас во дворе все только рады от них избавиться. Какой тут может быть риск?
- Ну, а ты, ты можешь? Или, по чести, мандраж берет?
Лешка чуть не подскочил на месте. Он страшно обозлился.
- Послушай, Длинный...
- Ладно, ладно. Не трогай меня руками.
Лешка достал пачку сигарет, и Славка полез в нее, не спросясь. Было слышно: за дверью уже запустили другую пластинку.
- А куда их вывозить и на чем? Ничего не пойму. Афера
какая-то.
- А я почем знаю. Это тебе объяснят все как следует. Ты это дело одной левой толкнешь.
Лешка распахнул дверь, и дверь со всего маха стукнулась ручкой о стену.
Он взглянул на танцующих. Белое платье Жужелки развевалось. Мелькнуло из-за плеча Лабоданова ее лицо. Никогда еще до этой минуты оно не казалось Лешке таким красивым.
Он стоял пораженный и вдруг почувствовал, как в груди у него что-то принялось стучать, точно ходики.
Лабоданов тихо проговорил у самого уха Жужелки:
- Мне нравятся девушки-гречанки.
- Разве они какие-нибудь приметные? Я вот не отличаю.
В классе только по фамилии иногда догадаешься, что не русская и не украинка...
- Еще как отличаются. Гречанка - это интереснее.
- Интереснее?
- Больше забирает.
- Забирает?
- А вы ведь гречанка?
- Я? У меня отец...
Ей вдруг показалось, что Лабоданов смотрит на ее рот, дыхание у нее перехватило, она замолчала. Они танцевали медленно, однообразно, ей боязно было еще раз взглянуть на Лабоданова. Он тоже молчал и сжимал ее руку. Жужелку это отчасти тяготило, но и очень льстило ей: теперь и у нее есть свой секрет. Ведь именно о чем-то таком секретничают девчата в классе.
Пластинка кончилась, и Жужелка, раскрасневшаяся, запыхавшаяся, отошла к окну. К ней тут же подошел Лешка.
- Клена! Сейчас мы потопаем домой. Понятно?
Она глянула на него, и Лешка увидал широкое переносье и раздвинутые друг от друга зелено-желтые глаза, такие ослепительно яркие, что ему стало не по себе. Она потупилась, пряча глаза.
- Как хочешь.
Было десятое июня. Вознесенье. Старуха Кечеджи не притрагивалась ни к какой черной работе и с утра отдыхала на лавочке возле своей квартиры.
Тем временем все шло своим чередом. Работницы артели массового пошива "Вильна Праця" построились во дворе на производственную зарядку. Общественный инструктор, лысый широкогрудый мужчина, объявил: "Начинаем физкультурную паузу!"-и девушки дружно вскинули руки.
С улицы метнулся в ворота запыхавшийся Леша Колпаков, шелковая косыночка растрепалась на шее-где-то уже с самого утра носился. Тихо окликнул Жужелку, сидевшую на крыльце с учебником, и поманил ее. Жужелка подняла глаза, загнула уголок страницы, закрыла книгу и послушно пошла за Лешкой.
- Наклон корпуса вправо, левая рука идет, - повелительно командовал инструктор, провожая глазами Лешку и Жужелку. - Делай со мной - раз, два!.. Получше, девушки! Теперь руки на пояс и попрыгаем для кровообращения, Раз-два! Сделали вдох? Хорошо! ..
Старуху Кечеджи любопытство смыло с лавочки за ворота.
Она отыскала в потоке людей две знакомые удаляющиеся фигурки, готовые вот-вот совсем исчезнуть с глаз, и комкала подол чистого фартука.
"...Кто не имеет любви, тому невозможно спастись, хотя бы он постился, хотя бы молился и хотя бы совершал другие добрые дела. Если он не любит, все суетно и не приносит ему никакой пользы..." Старуха помнила это изречение из какой-то священной книги.
За воротами ничего особенного не происходило, но старуха Кечеджи растроганно оглядывалась по сторонам. Шли с базара женщины, неся в плетенках пучки тугой редиски. Из распахнутой по соседству двери тира доносились громкие мужские голоса. Трамвай возвращался из порта, громыхая, раскачиваясь, и быстро промелькал пустыми окошками. А на газонах расцвели, оказывается, красные сальвии.
Может, для того и даны праздники, чтобы человек, ничего не делая, смотрел и слушал, как движется и шумит жизнь.
Лешка и Жужелка свернули за угол и припустились бегом к трамваю. Лешка подсадил Жужелку в вагон, а сам пробежал немного рядом с трамваем и вскочил на ходу.
- Кончайте безобразничать! - сказала пожилая кондукторша, перевела рычажок, и дверь с грохотом задвинулась. - Пора уже в конце концов сознательность иметь.
- В другой раз, - сказал Лешка и посмотрел на Клену.
Лицо ее было серьезным, а глаза смеялись. Она показала ему на плакат, висевший над кондуктором: "Граждане, разъясняйте правила движения детям. Пресекайте их шалости на улицах и дорогах". Шел десятый день месячника безопасности движения в городе.
- Платить за проезд будете?-профессионально грубым голосом сказала кондукторша.
- Запросто, - ответил Лешка, полез в карман песочны-х брюк и вместе с деньгами вытащил на веревочке ключ от двери.
- Ты куда так рано ходил? - спросила Жужелка.
- В пираты нанимался. Не веришь? Все законно, можешь не сомневаться. Он болтал ключом, крутил на пальце веревочку и снова раскручивал, то и дело упирался взглядом в ее широкое переносье и зелено-желтые глаза, такие чудные, поразившие его еще вчера вечером.
- Ты все чего-то выдумываешь, - сказала она и вздохнула.
И в этот момент опять она была совсем не похожа на себя, на Жужелку.
- До чего же рассудительна, - сказал он, досадливо усмехаясь. - Стынет по тебе техникум дошкольного воспитания.
Она засмеялась и стала смотреть в окно. Трамвай уже спустился в гавань и покатил у окон маленьких побеленных рыбацких домиков. В промежутках между домиками сквозь яблони и кусты просвечивало море.
- Мне бы только вот химию сдать. Самый страшный экзамен. ..
- Это всегда так: чего сдавать, то и самое страшное, - осведомленно вставил босой мальчишка с удочками и консервной банкой, набитой червями.
